Сейчас на лице Матильды не было ни капли краски, а ее губы побледнели и дрожали. И стало ясно, что она очень стара. Я бросилась вперед, желая поддержать бывшую актрису, но стражники преградили мне путь мечами. – Не смей ее трогать! – рявкнула я, и Яков улыбнулся. А потом снял с правой руки перчатку. Я инстинктивно отшатнулась, хотя стояла довольно далеко. – Просто сделай, что я хочу, Мэрид. Матильда подняла на меня испуганные глаза. Поморгала, словно не могла сосредоточиться. – Эли, детка, это ты? Во что ты снова вляпалась, глупая девчонка! – Она помотала головой, осматривая застывших стражников и Правителя. Оценила обстановку и заверещала в лучших традициях Матильды-попрошайки: – Я ни в чем не виновата! Я ничегошеньки не знаю! Отпустите старушку! Я лишь бедная несчастная женщина! Это все она, она! Она и тот парень! Я ничего не знаю! Я поморщилась. Да уж, Матильда неисправима. Ее визг, кажется, пронял даже стражников, и они отступили от актрисы подальше. – Это все девчонка! Из-за нее вырезали «веселую банду»! Тот страшный человек! Он всегда был рядом! Он велел мне присматривать за девчонкой, а я ни в чем не виновата! Я просто бедная несчастная старушка! – Матильда, что ты такое говоришь? – похолодела я. – При чем тут веселая банда? – Они хотели на тебя напасть и всласть покуражиться, помнишь? – с готовностью вскинулась актриса. – Гнали тебя по каналам, словно волки – оленя. А потом исчезли. Как не было! Никто не понял, куда они делись, но я догадалась! Это был он! – Кто? – Твоя черная Тень, – округляя глаза, прошептала Матильда. – Он всегда, всегда следил за тобой. Вытащил тебя из воды, когда ты едва не утонула. Убирал тех, кто тебе угрожал. Приносил лекарства и золото. Хотел знать, как ты живешь. Страшный, страшный человек! Отпустите старушку, а? Я застыла, вспоминая тот день, когда отправилась по поручению Матильды на другой конец Боргвендама. Вспомнила утренний туман и вынырнувших из него мужчин. Их лица закрывали платки с изображениями улыбок. Веселая банда, так их называли. Потом они и правда исчезли, но жалеть об этом никто не стал, слишком жестокими были их нападения. И я в тот день лишь чудом сумела от них ускользнуть. Чудом? О какой Тени говорит Матильда? Бывшая актриса снова заверещала, надеясь разжалобить стражу, и Яков недовольно скривился. – Хватит этих бредней. Ты здесь не для того, чтобы терзать наши уши. Замолчи. Матильда с готовностью подчинилась и выпрямилась. На ее лице расцвела заискивающая улыбка. Да так и застыла, когда Яков положил ладонь на щеку женщины. Легкая дрожь сотрясла тело Матильды, а потом оно застыло, обретя блеск драгоценного желтого металла. – Нет! – заорала я. Рванула, но меня уже крепко держали руки стражников. Я билась, кусалась и царапалась, но силы были слишком неравны. Хорошо хоть меня снова не заковали в кандалы. Яков на все мои попытки вырваться смотрел с холодным интересом. – Ты и правда полностью утратила свою силу, – сказал он, когда стражники наконец оставили меня, связанную, в покое. – А все из-за твоей глупости, Мэрид. Твои попытки противостоять мне такие жалкие и бесполезные! Просто напиши мелодию, и я отпущу тебя. Я посмотрела исподлобья. Не отпустит. Сейчас я знала это совершенно точно. Яков никогда не отпустит меня. Рядом с Правителем застыла в золоте Матильда. – Нет? – правильно догадался Правитель. – Ну что же… Махнул рукой, и в зал втащили нового человека. Только в отличие от Матильды, этого так густо облепили стражники, что я никак не могла его рассмотреть. Тот, кого тащили, рвался с яростью дикого зверя, так что стражникам приходилось прикладывать недюжинные усилия, чтобы сдвинуть его хоть на шаг. И все это – молча, что особенно поражало. Но силы были слишком неравны. И лишь когда пленника все-таки втащили и поставили перед нами, я поняла, что его рот закрывает железный кляп. Что он избит и ранен. И что я убью Якова, чего бы мне это не стоило. Потому что передо мной стоял Фрейм. И увидев ярость и боль, которые я не смогла сдержать, Правитель Боргвендама рассмеялся. – Знаешь, Мэрид, менее внимательный человек решил бы, что надо притащить сюда Димитрия. Первая любовь, вновь вспыхнувшие чувства и все такое. А после того, что вы делали в аномалии, мм… любой на моем месте решил бы, что именно Димитрий способен повлиять на тебя. Но я давно понял, что он для тебя в прошлом. Даже аномалия была твоим прощанием, не так ли? Яков понимающе улыбнулся. Я снова сжала свои бесполезные кулаки. Я ненавидела мужчину напротив, но не могла отрицать, что он умен и наблюдателен. Возможно, он понял мои чувства раньше, чем я сама. –Ты и правда изменилась Мэрид. Повзрослела. И теперь есть лишь один человек, ради которого ты все мне расскажешь, не так ли? И это не Димитрий, и даже не твой брат. Это всего лишь прислужник Коллахана, которому ты почему-то отдала свое сердце. Фрейм поднял голову, и я впилась взглядом в его лицо. Его глаза – светлая вода, скрывающая темные тайны. Его сжатые губы, умеющие так сладко целовать. Его связанные руки с разбитыми в кровь костяшками, ставшие моими крыльями. Моя Тень. Тот, кто всегда за спиной. Тот, кто незримо стоит рядом, защищая и оберегая меня. Молча. Не требуя награды. Не желая признания. Вот о ком говорила Матильда. Он всегда был рядом. Поэтому Коллахан отпустил меня. Он знал, что Фрейм присматривает. Что не позволит случиться ничему дурному. Почему? Мои губы выдохнули вопрос, и Фрейм склонил голову, не отрывая от меня взгляда. Он смотрел лишь на меня, словно вокруг больше никого не было. Словно мы остались вдвоем в целом мире. – Потому что я люблю тебя, – сказал он. Я смотрела на него и не могла отвести глаз. Впитывала в себя каждую каплю его облика, словно пыталась собрать внутри его образ. Сохранить там навечно. На часы моей жизни и на вечность после. Мне хотелось закричать. Броситься к нему, тронуть его разбитые губы. Сказать что-то необходимое, ценное, важное! Я сделала шаг. И спросила только: – Как давно? Он мягко улыбнулся. И я вспомнила. Над головой качаются ветви яблони, мамин лимонный пирог остывает на столе. Темноволосый мальчик в синей рубашке робко касается рукава моего шелестящего желтого платья… Как давно? Во всех жизнях, в любой эпохе. До Эры Исполнения Желаний. Я делаю еще шаг. Мы стоим на расстоянии вытянутой руки. Так далеко. Рядом возникает край багровой мантии. Яков смотрит на нас оценивающе, ждет. – Мелодия, Мэрид. Фрейм все еще улыбается, глядя мне в глаза. Я улыбаюсь ему в ответ. Словно мы оба знаем одну на двоих тайну. Фрейм знает, что я отвечу. Его зрачки слегка расширены, но в них нет страха. Он поднимает руки, скованные цепями. Я тяну ладонь, желая ощутить тепло его пальцев. – Мелодия, Мэрид! – Яков теряет терпение и почти рычит. Между нашими пальцами дрожит воздух. Так хочется прикоснуться. Любить – значит желать касаться… – Мелодия! – Вопль отражается эхом. – Я ничего. Тебе. Не скажу. Протянутая ладонь Фрейма встречает грубое прикосновение Якова. И золотое сияние растекается по разбитым костяшкам. – Тогда смотри, как он умирает, проклятая Мэрид. Смотри и знай, что это твоя вина. Он умрет медленно. Нееет!!! Я кричу внутри себя, разрываюсь от невыносимого крика. Но не произношу ни звука. Яков отступает, а я бросаюсь вперед. Золото ползет по телу Фрейма неторопливо, почти лениво. Я смотрю, не отрываясь. Не плачу. Слезы не дадут видеть, а я боюсь потерять даже крошку из нашего несбывшегося. – Фрейм…– шепчу что-то в его губы. И замираю, когда слышу ответ. – Рид, ты должна открыть червоточину. – Что? О чем он? – Червоточину в Эйд-Холл. – Фрейм говорил быстро и четко, хотя и едва слышно. – Ты знаешь эти места, ты там выросла. Ты сможешь. Ты уже делала это в прошлом. Перед Забвением ты открыла проход в Соларит-Вулс, чтобы заказать депозитарий. Ты заметала следы, испугавшись, что тебя будут искать. – Что? Но откуда… – Возьми у Якова амулет. Волна близко. Не бойся. – Зачем?! Золотое сияние отвоевывает правое плечо Фрейма и стекает вниз. Он едва дышит, но все еще говорит. – Эйд-Холл разрушен. Но вспомни о живучести Основателей. Они все еще там, под развалинами. И они тебе нужны. Нужен Орден Лино. Одна ты не справишься. Открой им проход. Но… Золото заливает его правую щеку и уголок рта. Отражается сиянием в светлых глазах. – Фрейм…