– Помнишь, у меня был артефакт невидимости? За время нашего путешествия я сделал еще один! – крикнул Тилвас, деловито входя в воду и шаря руками вокруг. – Нашел! Залезай! С его помощью я запрыгнула в невидимую лодку, и сама тотчас исчезла с глаз. Было очень странно не видеть ни себя, ни лодки под собой – только воду и Тилваса, который отступил на шаг назад, отпустив меня, и приказал: – Жди здесь. Я скоро вернусь. – Что? Куда ты?.. – ахнула я. – Надо забрать Бакоа! – Он тоже тут?! – Да. Мы разделились, и… – Тилвас оглянулся на полыхающий Гребень. – Прах. Все, Джерри, оставайся здесь и никуда не уходи! – Я хочу помочь, я… Глаза Тилваса вдруг полыхнули красным, лицо мгновенно заострилось. Тот самый облик. – Не заставляй меня потратить последние силы пэйярту на то, чтобы заколдовать тебя, – прорычал Талвани двоящимся голосом. – Если не вернемся до полного восхода луны – уплывай, – и, не дожидаясь ответа, он бегом рванул обратно к разрушенному форту, атакованному мертвым чудовищем. Плеск и шепот воды. Серебристые блики вечернего моря, по которым скользят огни: коралловые отблески восходящей луны – красной сегодня, будто рубин, – голубые пятна испуганных фосфоресцирующих рыб, поднимающихся со дна, чтобы узнать, что это за рёв столетий, что за страшная тень разламывает стены Гребня Проклятых. Я обняла себя за колени, и, сидя на прозрачной лодочной банке, рефлекторно раскачивалась туда-сюда. Голова опустела. Силы, собранные для борьбы и побега, вдруг покинули меня, и я бездумно смотрела на полыхающие развалины, чувствуя тупую тяжесть в груди. И вдруг на фоне оранжевого, черного и зеленого – пламя, пепел, мертвый дракон – появились два знакомых силуэта. Один из них сжимал в руке нож и хромал, но все равно каким-то образом умудрялся обгонять второго на прямой дистанции, после чего оборачивался и недовольно шипел что-то, пока наконец не ухватил Тилваса за рукав и не потащил на буксире, как маленький злой щенок – огромную палку. Я выпрыгнула из лодки им навстречу. Одновременно с тем мертвый дракон, которого явно пресытил форт, вдруг развернулся и полетел в нашу сторону. – Гурх! – ахнула я. – Быстро! Сюда! – Привет, Джерри! – с ненатуральной бодростью отозвался Мокки, чей подбородок был залит кровью, и зубы на этом фоне казались пугающе-белыми. – Я сейчас вернусь, – сказал Тилвас. – Еще одно дело осталось. – Да что с тобой не так?! – опешившим хором ахнули мы с Бакоа. – А ну стоять!! Но Тилвас вырвал у Мокки нож из руки и с такой силой толкнул нашу лодку, что она чуть не перевернулась, и пока мы восстанавливали равновесие, артефактор оказался уже на берегу. Прямо перед мертвым драконом. – Если он сейчас использует свои последние силы и умрет, я даже убить его за это не смогу – и это просто бесит! – застонал Мокки и собирался уже тоже рвануть из лодки, но на сей раз я его тормознула, схватив за плечо. Тилвас сложил руки на груди и согнулся в глубоком поклоне перед древним чудовищем. А потом – запел… Запел на языке, которого я не знала, но в котором смешались нотки и стародольнего магического наречия, и рунических вязей древних шэрхен, и какие-то странные фонетические переливы, больше похожие на звериные голоса. Талвани поднял одну руку и прорезал на ней волнистую линию. Кровь из раны крохотными темными каплями стала подниматься вверх, к небу. Вокруг Талвани заклубились черные тени, они отчаянно тянули костлявые руки к артефактору, и к морю, и к дракону, и к луне – песня длилась, тени плакали, по всему побережью разносился горький шепот, похожий на шорох времени в песочных часах…. Мертвый дракон слушал, наклонив голову. Зеленое сияние вокруг него уменьшалось, и сами кости, казалось, становились темнее, старее. Когда песня закончилась, тени исчезли. Тилвас виновато опустил голову и, коснувшись сложенными руками лба, проговорил что-то совсем тихо. Дракон вздохнул. Этот вздох шелестом пробежал по прибрежной траве, взметнул черный песок и заставил сияющих рыбок мгновенно скрыться на глубине. Из костяной глазницы ящера скатилась слеза. – Kooro. Ko-gra tehhe baleira. Ten-ne, – очень низким, неземным голосом пропел дракон. Тилвас снова кивнул. – Ten-ne… – повторил дракон и, с новым порывом ночного ветра, стал рассыпаться… Распадаться на мириады серых частиц, разлетающихся по побережью, беззвучно растворяющихся в темноте. Я не могла вдохнуть от печальной красоты этого зрелища. Невидимый Мокки рядом тоже замер, сжимая мое плечо. Тилвас какое-то время постоял на побережье совсем один, а потом, развернувшись, пошел к нам. Его лицо было усталым и грустным. Мы молча протянули ему руки, и вскоре наша маленькая лодка поплыла прочь от острова: в тишине, вдоль мерцающей лунной дорожки. Некоторое время спустя эффект артефакта невидимости закончился, и мы увидели друг друга в ночи, но продолжали молчать. Мокки был серьезен. Тилвас казался рассеянным. – Что ты сказал ему? – наконец рискнула нарушить молчание я. Правда, шепотом. Артефактор с трудом вынырнул из далеких мыслей. Посмотрел на меня. – Я сказал ему, что его время ушло. Давно, тысячи лет назад. И что мне жаль, что я возвратил его к бытию так жестоко. Что теперь ему пора уходить навсегда. И что я прошу прощения. – А он? – тихо спросил Мокки. – А он сказал, что мертвецам не стоит просить прощения у мертвецов. Что совсем скоро мы увидимся на Той Стороне. И Тилвас отвернулся к ночному морю. 32 Возвращение в столицу Dant gaudia vires. «Радость прибавляет силы». Всю ночь мне снились звериные глаза, которые шарили в темноте, пытаясь меня отыскать. Враг был взбешен: пожаром в своей тюрьме, смертью своего слуги, моим побегом… Я знала, что все это просто нервы, потому что, не успели мы проплыть и половины расстояния до Рэй-Шнарра, как Мокки достал со дна лодки термос и протянул мне: – Твой чай. Враг не мог меня видеть своим внутренним взором, зато видела я – образ заклинателя со скальпелем. И свою вновь изуродованную спину – точнее, ее отражение, которое я поймала в блестящих рыболовных снастях, обернувшись через плечо. Ужасное зрелище. – Прости, что мы не нашли тебя раньше, – сказал Тилвас, уже когда мы заселились в какой-то дрянной трактир в прибрежной деревушке, откуда до сих пор можно было разглядеть столб дыма на острове Гребня Проклятых. Мы с артефактором стояли в коридоре между нашими комнатами. Мокки в это время совершал обход территории. Он ни слова не сказал о похищении, но то, как вор теперь цепко оглядывал каждого встречного, входил во все помещения первым и под дурацкими предлогами – а то и без них – умудрялся попробовать всю мою еду до меня, было весьма показательно. И даже, пожалуй, мило. Хотя это слово – «мило» – рядом с Бакоа увядает, будто розочка, опущенная в ядовитую кислоту. Еще в лодке Бакоа сказал про Гребень Проклятых: – Я допросил пару тюремщиков, пока искал Джеремию. Они понятия не имеют, кто их шеф. Всегда видели только того ублюдка в красном. Сейчас я вздохнула, положила ладонь на дверную ручку, ведущую в мой номер, и пожала плечами: – Все хорошо, Тилвас. Я сожалею только о том, что убила того заклинателя раньше, чем мы успели его допросить. – Это точно не то, о чем следует волноваться, – протянул Талвани. – Мы и так получим информацию. До Пика Грёз отсюда всего два дня пути. Там мы все узнаем благодаря Ордену: Галаса уже едет и покажет нам путь в их тайную резиденцию. – А нам не надо сначала провести твой ритуал? – я покосилась на почти пустой амулет. Тилвас покачал головой: – Артефакт Подселения еще не готов. Ему необходимо… как бы это сказать… некоторое время настояться. Да и тебе нужно прийти в себя, разве нет? И выучить шаги ритуала. – Я уже выучила. Глаза аристократа удивленно расширились, уши словно встали торчком. Его тень на стене будто поплыла, на мгновение показавшись звериной. – Я тренировала их прямо там, в камере, – я бесстрастно пожала плечами. – Времени было полно, знаешь ли. – Но… У тебя же не было инструкции? – С тех пор как ты попросил моей помощи в рыбацкой деревне, я каждый вечер смотрела твои записи. И в ту ночь в Джинглберри, когда все… мм… случилось, – я отвела глаза, Тилвас хмыкнул, – я тоже их успела просмотреть до того, как ко мне пришел Мокки. Мне так удобнее запоминать информацию: повторять что-то много-много раз, пусть даже без особенных стараний – и все в итоге накрепко врезается в память. Одной недели для таких повторений, конечно, не хватило бы, но то зелье… Кажется, помимо основного эффекта оно умудрилось еще и повлиять на мою память. Я очень четко помню весь тот вечер.