Я люблю тебя!» - Я тоже люблю тебя, повелитель моего сердца! – прошептала я, улыбнувшись просьбе своего любимого мужчины, прижавшись губами к белому листу бумаги, перед тем как спрятать его обратно в конверт и утереть непрошеные слезы. Я знала, что сейчас обниму Еву, исполняя его последнюю волю… И в ближайшие дни приступлю к управлению клубом, как он того и желал. И, засыпая в своей одинокой постели, повторю слова, в которые пока еще отказываюсь верить: «Я достойна счастья!»… …Вечером приехали моя мама и Настя. Они были поражены моей теплой улыбкой и отсутствием слез, но, убедившись, что жизнь продолжается и я больше не буду прятаться в четырех стенах в обнимку с алкоголем, не могли сдержать счастливых улыбок. Настя похорошела до такой степени, что Илья несколько раз выронил вилку, наблюдая за ней во время ужина под понимающую улыбку Валерии, втайне жалея, что не удержал в свое время. Сестра благосклонно улыбалась, принимая знаки внимания и стараясь не поглядывать на телефон, – она переживала очередной роман со старшекурсником и светилась изнутри особым светом влюбленной женщины. А еще Настя привезла с собой большую охапку подснежников – не тех голубых пролесков, которые продают в каждом подземном переходе, а настоящих ванильно-белых колокольчиков, предвестников скорого потепления. - А кто тебе их дал? – спросила Ева, восторженно поглаживая нежные соцветия. - 12 месяцев, крошка! – пошутила Настя. Ева захлопала в ладоши. - Как в сказке! Мама, я тоже хочу в лес и встретить там двенадцать месяцев! Давай поедем прямо сейчас. Прошу! - Солнышко, уже поздно, и братья-месяцы укладываются спать, - я поцеловала Еву в лобик. – Давай навестим их завтра утром? Но при условии, что ты сегодня ляжешь спать, не капризничая! Чуть позже, уложив Еву в кровать, я узнала у Настюши точное месторасположение поляны с подснежниками. Сестра ездила туда сегодня утром со своим кавалером. Судя по ее лукавой улыбке, там дела обстояли, как в анекдоте: «поехали за подснежниками, заодно и нарвали букет». Она взахлеб рассказывала, как они заблудились, а потом все-таки нашли цветы на опушке леса, как пришлось прятать букеты за спиной, сетуя на то, что припарковали автомобиль на обочине оживленной трассы, где наверняка могли патрулировать блюстители порядка, и как промочила насквозь ноги в рыхлых подтаявших сугробах и переживала, что заболеет, поэтому выпила все противовирусные средства, которые только имелись дома. В тот вечер я расслабилась в кругу близких людей настолько, что тоска практически оставила свои попытки растерзать без остатка. Возможно, немалую роль в этом сыграло письмо моего покойного мужа. Мы расстались только поздно вечером, условившись, что я приеду к ним с ответным визитом через несколько дней. Жизнь потихоньку начинала возвращаться на круги своя, пока еще робко, прощупывая почву, но уже уверенно подчинившись мягкому диктату прощального послания Алекса. Утром Илья уехал погостить к своему давнему другу за город на несколько дней, а я растолкала хныкающую сплюшечку Еву, которая пыталась спрятаться под одеялком и отправить братьям-месяцам эсэмэску о том, что мы приедем позже. - Вставай, соня! – смеялась я, целуя заспанные глазки дочурки. – А то они обидятся и весна не настанет вовремя! Поначалу Ева капризничала и просила дать ей еще поспать, но уже через полчаса подпрыгивала от нетерпения, пытаясь запихнуть в себя сдобные булочки вприкуску с кашей, чтобы поскорее отправиться в путь. Я заставила ее позавтракать без спешки, и только после этого завела машину, попросив у эконома найти наши резиновые сапожки и приготовить корзину для пикника. Бориса, водителя, вызывать не стала – эта авантюрная вылазка за весенними цветами казалась настолько личной, что не хотелось никого в нее посвящать, и мы с Евой улыбались друг другу, как две заговорщицы, пытаясь сохранить серьезный вид перед Валерией и штатом прислуги. Мой белый «лексус» с именем «Юлия» вместо номерного знака был в отличном рабочем состоянии с обновленным талоном техосмотра, об этом позаботились даже в мое отсутствие. Я пристегнула Еву ремнем к детскому сиденью, включила ее любимые песенки из диснеевских мультфильмов, и мы выехали навстречу спланированному приключению, напевая хором слова, которые выучили наизусть. Погода уже который день не менялась, пелену серых туч иногда прорезали блики пока еще холодного солнца, порывы ветра обдавали сыростью, но дыхание весны уже чувствовалось в атмосфере просыпающегося после зимы города. Я старалась не развивать скорость на скользкой дороге, где по утрам еще попадались участки тоненького льда, и не отвлекаться. К счастью, моя не в меру активная дочурка сидела тихонько, хоть и дергала косички от нетерпения. Через полчаса мы прибыли в пункт назначения, о чем известил навигатор. Лес казался спящим в это раннее утро и встретил нас приятным полумраком. Когда я свернула на неасфальтированную дорожку, колеса угрожающе забуксовали в смеси рыхлого снега и мокрого песка, но моя «Юлия» справилась с этой задачей в два счета. Я едва удержала на месте Еву, которая рвалась поскорее побежать на встречу с двенадцатью месяцами, натянула на ее ножки резиновые сапожки, переобулась сама. - Давай руку, и не надо убегать, а то заблудишься! – я сжала ладошку Евы, и мы медленно углубились в лес. Настя умудрилась перевязать вчера кустики национальными ленточками, она планировала вернуться сюда снова, чем и нам облегчила задачу. В отличие от города, здесь все еще лежал снег, водянистый, рыхлый, но по-прежнему девственно белоснежный. Подошвы наших сапог оставляли глубокие выемки, которые тут же наполнялись талой водой, а рядом виднелась цепочка из таких же следов двух пар ног, и один из отпечатков точно был от модельных ковбойских сапог Насти. Вопреки ожиданиям, пришлось пройти довольно далеко, вскарабкаться на склон, преодолеть препятствия в виде поваленных стволов деревьев. Сама поляна предстала перед нами внезапно – обширная, с островками подтаявшего снега, потому как сюда проникали солнечные лучики. Как раз сейчас они разрезали пелену туч, осветив прогалину с зеленым ковром подснежников и молоденькой озимой травы. Колокольчики подснежников покачивались в такт ветру под щебет ранних птиц. Невозможно было остаться безучастной, наблюдая совершенство первозданной природы. - Евочка, тише! Не затопчи их ногами! – я подняла дочурку на руки, и мы осторожно вошли в эпицентр цветочной россыпи. – Старайся не рвать с корнем – мы же хотим следующей весной снова приехать за подснежниками? - А где двенадцать месяцев? Они позже придут, да? - Обязательно, малышка, но как только мы нарвем по букету! Спустя час я помассировала занывшую от долгого сидения на корточках поясницу и скрепила очередной букетик резинкой для волос. Ева протянула мне еще два. Ее личико раскраснелось, в глазах плясали искорки восторга – того самого, что я привыкла наблюдать чуть ли не с рождения. Сама того не осознавая, дочурка помогала мне прогнать печаль потери своим воодушевленным непредвзятым оптимизмом. Я даже не успела выпрямиться, как моя малышка кинулась мне на шею, сжав так крепко, что я едва сдержала писк, и принялась осыпать поцелуями. Глыба застывшего льда в моем сердце пошла окончательными трещинами скорого разрушения, неумолимо близкой оттепели, чье теплое дыхание уже преодолело барьеры одним касанием детской ладошки, разогрело арктический холод заливистым счастливым смехом и такими родными, искренними, восхищенными поцелуями. Я смахнула слезы моих растаявших ледников с подрагивающих ресниц, прижимая к себе Еву. Как я могла топить свое горе в виски столь долгие дни, не осознавая, что бог был милостив ко мне, оставив эту искорку счастья живой и здоровой? Валерия была права. Я не имела права убивать себя, когда рядом горел источник моего света и тепла, моя доченька, которая так сильно нуждалась во мне и могла спасти одной своей улыбкой. Мы перекусили сэндвичами, запивая теплым чаем из термоса. Устроились на стволе поваленного дерева, застелив его пледом, и, наверное, впервые за время, которое прошло со смерти Александра, я почувствовала себя счастливой. Мы смеялись и забавно дурачились – неусидчивая Ева принялась колдовать над моими волосами, вплетая в них подснежники. - А двенадцать месяцев так и не появились, - насупилась моя малышка. - Да, но посмотри, на этой поляне столько цветов, а на небе солнышко! Только здесь, а в городе нет! Но чтобы включить его, братьям-месяцам необходимо было отлучиться на работу. Зато они сделали для нас этот праздник! - А я знаю, почему они не пришли! – Ева забавно прихлопнула себя по лобику. – Когда мы заехали в лес, там была табличка с зачеркнутым костром! Им не разрешили греться, они замерзли и ушли к себе в дом, потому что там теплее! Плохо, конечно, что им запретили играть со спичками, но в Харькове должен быть закон и порядок! Я улыбнулась этой детской непосредственной манере копировать политические лозунги и поцеловала ее в лобик. - Мы еще их увидим, приедем сюда летом за ягодами, а осенью – за грибами! А теперь поедем домой, и подарим букет тете Лере! Мы вернулись к автомобилю, аккуратно разместили букетики на заднем сиденье. Ева ерзала и смеялась, воодушевленная нашей спонтанной вылазкой, я едва сумела пристегнуть ее ремнем безопасности, но мешать не стала. Одно удовольствие было наблюдать за жизнелюбием и восторгом моей дочурки, которая указала своей матери верный курс. Жить ради нас двоих, оберегать наш женский мирок, где гораздо больше счастья и радости, чем я могла себе даже представить. Больше ничто и никто не помешает этому, решила я, даже не предполагая, какой бомбардировке подвергнется этот постулат через жалкую четверть часа. Ничто этого не предвещало. Я уверенно вела свою «Юлию» по шоссе, идущему через массив Безлюдовской лесополосы, сосредоточив свое внимание на дороге, но и в то же время внимательно слушая щебетание Евы. Она как раз рассказывала о том, как в мое отсутствие ходила с Настей в парк Горького, когда раздался звонок мобильного. Я сбросила его не глядя (это было незыблемое правило - не говорить за рулём), но он повторился. Я бросила взгляд на экран. Милена. Управляющая сетью моих магазинов обычно все вопросы решала сама и редко отвлекала по пустякам – кое-что благополучно разруливала Лейла, старший продавец, и Андрей, мой юрист и бухгалтер. Решив ответить сразу, я припарковала автомобиль на обочине трассы перед огромным рекламным щитом. - Здравствуй, Милена. Что произошло? - Юля, добрый день, – у моей верной помощницы была привилегия обращаться ко мне по имени и без долгих сантиментов. – «Заккери» сходят с ума. Когда они в силу форс-мажора задержали отправку аксессуаров на двое суток, я с легкой руки закрыла на это глаза, благо работаем с ними уже три года. Но поставлять товар по более высокой цене вразрез с договором и даже не предупредив - это верх неуважения. Они не правы, но вступать в конфликт пока что не стала, жду твоего распоряжения. Я откинулась на подголовник и зажмурила глаза, досчитав до пяти. Жильберто Висконти реально нарывается на неприятный разговор. Неприятный для него, мы в этой ситуации правы на все сто процентов. В бизнесе человек человеку волк, тут нет места заискиваниям и попустительству, оберут до нитки. Я прервала звонок и набрала старшего менеджера «Заккери», уже предвкушая взбучку, которую сейчас ему устрою, причем не повышая голоса. - Бонжорно, каре мио! - Ева хихикнула, но тут же потеряла интерес к моему разговору, увидев что-то за лобовым стеклом и подавшись вперед. – Ну рассказывай, как мы докатились до такого партнерства, мой знойный тосканец? Что это за история с внезапным дефолтом и подорожанием зимней коллекции на тридцать процентов? - О, Джулия! Слава Украине, - я поморщилась от явного акцента и попытки заигрывания. Это я точно не намерена была терпеть. - Ты перебрал кьянти вчера, белло Жильберто? Что ты сказал Милене? Я не понимаю, почему я с тобой сейчас выясняю этот вопрос, вместо того чтобы заняться расторжением нашего контракта! - Простьите, - от нового издевательства над языком я мысленно пожелала ему скорой смерти, - Но основной коллекционе поднять запупочный… - Каре мио, мне все равно, даже если у вас тигры сожрали на арене Колизея главного акционере маджистрато или началось новое извержение Везувия. Ты отгрузишь заказанную нами коллекцию по прежней цене и сию же минуту, да, мой сладкий? Мы друг друга поняли? - Я готов предостьавить скидка… - Ты меня достал, Жильберто, – виски предательски сдавило. Пора заканчивать. – Сейчас с тобой поговорит твой горячо любимый дон Андреа. И поскольку мы потерпели определенные убытки из-за простоя вследствие вашего форс-мажора, последующая закупка пройдет также с тридцатипроцентной скидкой. Жди звонка моего юриста, решишь сам, что вам важнее – скидки или неустойка из-за расторжения договора, тебе отвечать перед главным акционером. Ариведерчи! Эта неприятная ситуация при правильном подходе сулила своеобразную выгоду, но лучше Андрея все равно никто ее не решит. - Мама, там принц Эрик! – захлопала в ладошки Ева, показывая пальцем куда-то вверх. – Он улыбается! - Малыш, ну как он мог залезть так высоко? Не придумывай! – я отыскала в списке контактов номер юриста. - Он на этом… болде! Я нажала кнопку вызова и наклонила голову. Жалюзи рекламного щита как раз развернулись, предлагая отведать растворимый кофе, который добавит всем хорошего настроения с самого утра. - Ну никого там нет, видишь? Потерпи, моя ласточка, сейчас поедем! Я вкратце обрисовала ситуацию юристу и, заручившись его обещанием «нагнуть итальянских мафиози», сбросила звонок и повернулась к Еве, которая до боли сжала мою кисть обеими ручками. - Мам, вот же он! Смотри! Я потрепала ее челку, откинула солнцезащитный козырек, который закрывал полный обзор – на миг меня все же взяло любопытство. Я ведь понятия не имела, кого моя дочурка выбрала в свои воображаемые друзья. Ожидала увидеть рекламу нового мультика и просьб отвезти в кинотеатр, поэтому слегка опешила, наткнувшись на крупный курсив лозунга: «В Харькове будет закон и порядок!» Достала политическая агитация со своими технологиями 25 кадра, ей-богу, уже и до детей добрались. Я скользнула рассеянным взглядом по фигуре предполагаемого мэра – но до лица так и не добралась, мои глаза замерли на знакомой фамилии и… Вашу мать, имени! Имени в тандеме с фамилией!.. Все еще не веря увиденному и в то же время зная, что именно сейчас увижу, я смело подняла глаза, поймав пристальную визуальную атаку черного двойного эспрессо – прямо в эпицентр замедлившего свою работу мозга, точечных инъекций невидимого стекловокна - в запульсировавшие сосуды, превратив аритмию в муки подкожного зуда, желая сбросить осознание того, что только что произошло. Я замерла на белоснежном сиденье автомобильного кресла. Петли-захваты цвета кофейной тьмы затянули свои узлы смертельного шибари на беззащитном горле, доверчиво раскрытых запястьях с очагом трепыхающегося пульса, растягивая, фиксируя без права пошевелиться. Мое сердце уже получило одну дозу адреналина и кортизола, только увидев имя на плакате, а теперь - двойная, усиленная… как и шесть лет назад, так же, как тогда, в конце августа, на исходе возненавидевшего нас обоих безжалостного крымского лета. Вот она плавит барьеры, которые выстроило годами счастливое неведение, сжигая тонкие стеночки кровеносной системы своим неумолимым вторжением. Горячая кровь замирает перед атакой этой уничтожающей темной энергии – она успела забыть, как закипала в сладко-обреченной агонии под диктатом шоколадной тьмы, взрываясь пузырьками чувственной кессонной болезни. Он не изменился, твой взгляд, - он проникает в мою душу безжалостным лазером с градусом нулевой температуры. Магнит, призванный притянуть всё то, что, казалось, спало во мне все эти годы летаргическим сном. Зря я надеялась, что всё догорело, погасила тлеющие угольки. Логика понимала, интуиция же всегда бросала ей вызов. Как, твою мать?! Почему?! Я продолжаю смотреть в твои бездушные глаза без пяти минут хозяина этого города, и меня начинает колотить мелкая дрожь. Это микс самых различных эмоций, но флаг первенства захватили смятение и страх. Сознание принимает факт твоего присутствия и здравия как должное, но я отказываюсь в это верить и видеть. Только логика тоже переходит на сторону зла, выстраивая свою цепочку с петлей осязаемого обруча-ошейника, который готов сомкнуться на моей шее. А я не смогу этому помешать. Потому что я не могу даже дышать сейчас! До головокружения, темных пятен аккурат с поворотом полос жалюзи с… долбаным кофе! Снова! У него зеленая упаковка. В свои студенческие годы я пила именно это сорт. Сейчас дизайн претерпел изменения – кофейные лепестки похожи на языки пламени, которые поглощают изумруд фона. Б**дь! Я схожу с ума! Кого ты хотел обмануть скрещенными на груди руками и непроницаемым взглядом будущего победителя в предвыборной гонке? Ты специально закрылся так, чтобы я не смогла понять, что ты сейчас из себя представляешь? Ты скрылся из виду, чтобы я не смогла узнать раньше времени о том, что ты жив? Усыпить эту надежду, которая так долго не хотела покидать мое измученное сознание, отключить все резервные генераторы непреходящего желания увидеть тебя снова? И не для того, чтобы успокоить муки совести, нет… но, похоже, я совсем не знаю, для чего именно! Как я могла не догадаться, когда увидела пустую оградку твоей могилы? Как я могла похоронить тебя окончательно, не поставив точку в этом кошмаре своего прошлого? Тянусь пальцами к бардачку и не замечаю, как крупно они дрожат. - Мамочка! – испуганный вскрик Евы. – Мамочка, что случилось? Мой портсигар на месте, я не прикасалась к нему лет пять точно. Я даже не помню, зачем его сюда положила в свое время, бросить курить было так легко и просто – я горела желанием сделать приятное Александру и, скорее всего, тренировала силу воли таким образом. Я достаю сигарету, едва не сломав, открываю дверь, напоследок сжав пальчики дочери дрожащей рукой. Я сейчас потеряю сознание, если не окажусь на воздухе и не напомню себе о том, что все еще дышу и существую. Никотин – самый оптимальный электрошок… Затяжка приторным дымом с ароматом и вкусом персика раздирает горло. Нет, боже мой… я не хочу… пусть их заклинит. Пусть сломается мотор, который приводит в движение жалюзи. Я не хочу это видеть. Только не сейчас и не в таком контексте… вашу мать, я же сейчас зависну, застыну соляным столпом, подобно супруге Лота! Мне нет смысла бежать отсюда. Потому что я прекрасно понимаю, что буду отныне видеть это везде! Телевидение. Интернет. Биг-борды. Листовки в любом переходе и на остановках перед зеброй. И, б**дь, все светские мероприятия – и если от одних я могу с легкой душой отказаться, то на тех, которые требуют присутствия супруги погибшего мецената и вице-консула в Швейцарии я неминуемо столкнусь с Лавровым лицом к лицу! - Мама! – Ева размазывает по перепуганному личику слезы. – Мамочка! Не помню, когда успела вернуться в машину. Я прижимаю ее к груди, словно спасительную льдинку в бескрайнем океане. Будь ты проклят, я напугала дочь! Да я готова вцепиться тебе в глотку за каждую ее слезинку! - Сейчас поедем… Сейчас поедем, моя маленькая! – я не осознаю, что непроизвольно закрываю ей глаза ладонью, чтобы не видела предвыборную агитацию с исчадием ада. – Все хорошо, мое солнышко золотое! - Ты курила! А курят только нехорошие тети! – у меня получилось, Ева ощутила мое тепло и защиту. Это то, что я ей буду давать всегда, наверное, даже на пороге смерти! – Так бабушка говорит. - Прости, ты права, я была нехорошей… - целую ее лобик, снова потрепав по челочке. Нам нужно уехать отсюда прямо сейчас. – Но я больше не буду, обещаю! - Ну хорошо! А ты включишь мне «Русалочку» дома? Ну пожалуйста! Мир грозится рухнуть и похоронить здравый рассудок под своими обломками. Всполохи лесного пожара среди моего только было восстановившегося сознания рвутся к равнодушным небесам, от которых отныне не допросятся и глотка дождя. Но я улыбаюсь Еве самой теплой улыбкой, прогоняя с ее нахмуренного лобика любую тревогу. Никогда ее не коснется вся моя боль и весь ужас, так некстати вернувшийся сейчас в полном, пока не осознанном, объеме. - Конечно, моя крошка!.. – я снова целую ее и срываю автомобиль прочь из этой аномальной зоны вернувшегося кошмара. – Но только после обеда… Глава 4 - Как долго, вашу мать, вы собирались держать это в тайне? Сколько, Лера? И что, скажи мне, вы собирались делать дальше? Закрасить билборды? Занести все сайты с предвыборной агитацией в черный список? Подключить африканское телевидение, где не говорят о выборах мэра? Может, перестрелять всех раздающих листовки к чертовой матери? Как давно вы играете в долбаных шпионов?! - Юля, - почти ласково прерывает поток моей истерики Лера, - дыши поглубже, лицо пятнами пойдет. Завтра утром мне станет стыдно за свои слова. Впрочем, словами эти вопли с претензиями назвать будет сложно. Я понимаю, что Валери вымотана переговорами с Константином, они пока еще не пришли к консенсусу, но первая леди Кравицкая не сдается, используя любую возможность. Даже выходной ей не помеха. И не скажешь, что она устала – на лице маска невозмутимости, идеальная укладка светлых волос, макияж ошеломляет своей свежестью, на темно-сапфировом деловом костюме ни одной складочки. Она лениво разглядывает на свету бокал со своим любимым белым вином и не пытается даже присесть – уже полчаса стоит, прислонившись поясницей к перилам лестницы. Непосвященному наверняка покажется, что женщина постарше смирилась и согласилась с аргументами молодой. Как бы не так! Лера выжидает и анализирует, благосклонно позволяя мне выговорить в бессознательном потоке воплей весь спектр эмоций, которые могут раздавить, останься я с ними наедине.