– Если падать, разницы нет никакой, с большой высоты падаешь или с маленькой. В горах навернуться можно и с пятидесяти метров, и с пятисот, и с пяти километров – и конечный результат будет одинаков. Только при большой высоте проживешь дольше, потому что падать будешь дольше. Зато с высоты лучше видно, что впереди. Обзор, конечно, значил многое, тем более что летели они не по проложенному диспетчером маршруту, не по автопилоту, который готов прислушаться к голосу диспетчера, а лишь по указанию пальца проводника Джафара. Правда, афганец показал Кирпичникову точку на карте, где они должны были отыскать свой груз и Гималая Кузьмича Слепакова. И после этого полковник уже сам мог смотреть, правильно они летят или неправильно. Однако без услуг Джафара все равно обойтись было нельзя, потому что проводник дважды показывал селения, где стоят гарнизоны: в одном случае афганский, в другом – натовский. Если первого можно было не опасаться, и мимо него пролетели на расстоянии, недоступном для зенитного пулемета, то второй обошли далеко стороной, опасаясь выстрела «Стингера», поскольку «Ирокез» не имел средств защиты от ракет ПЗРК[21]. Да и зачем ему эти средства, если талибы не имели «Стингеров», а те ракеты, которые поставлялись к «Стингерам» теми же американцами в период войны Советского Союза в Афганистане, давно уже были израсходованы. Конечно, трудно было предположить, что натовцы сразу начнут стрелять по американскому вертолету, но последний не отвечал ни на какие вызовы наземных диспетчеров. Конечно, он имел в своем арсенале включенный прибор опознавания «свой – чужой», но, если на место недавней гибели отряда полицейских и захвата вертолета уже прилетели на сигнал радиомаяка другие вертолеты, то все ближайшие натовские гарнизоны уже оповещены о случившемся, и стоило опасаться неприятностей с земли. Однако населенных пунктов и воинских гарнизонов на пути больше не попалось. Майор Волченков, наверное, не знал всех особенностей американского вертолета, и потому никак не мог набрать приличную полетную скорость. Но, вполне возможно, на скорости сказывалась значительная перегрузка машины, не рассчитанной на такое количество людей. Эта же перегрузка мешала и набрать большую высоту, чтобы перелететь напрямую через невысокий хребет. Из-за этого пришлось делать значительный круг и пролетать над перевалом, рядом с которым примостился небольшой модульный домик. Из домика вышли три человека в военной форме и приветственно замахали вертолету руками. – Кто это? – спросил Кирпичников Турумтая. Тот задал вопрос Джафару и перевел ответ: – Итальянские военные метеорологи. Этот пост уже однажды уничтожали талибы. Джафар не знал, что его восстановили. Но что-то не видно охраны. На уничтоженном посту была охрана из десяти солдат и сержанта. Наверное, этих тоже скоро уничтожат. У талибов неподалеку базируется отряд, он не позволит НАТО держать здесь пост. – По крайней мере, – сказал Вельчанинов, сидя в кресле слева от пилотского, – метеорологи приветствовали нас как союзников. Отсюда напрашивается вывод, что уничтоженная засада полицейских еще не найдена. Иначе везде передали бы сигнал «SOS», и нас встретили бы пулеметной очередью. Пулемет у них стоит на крыше, замаскирован непонятно подо что. И я пока ничего угрожающего не слышал, – подполковник показал на наушник, который держал рядом с ухом, одновременно зажимая ладонью прорезь микрофона. – Хорошо бы тебе долго ничего не услышать, – сказал Владимир Алексеевич. Но Василий Юрьевич снова приложил наушник к уху. Еще через десять минут полета что-то сообщил Джафар. Турумтай перевел: – Мы уже на подлете. Вертолет ООН должен был садиться вон за теми красными скалами, – он показал пальцем туда, куда только что показывал проводник. – Заходить на посадку лучше справа. Слева просмотр закрыт, и окружение площадки видно будет только в самый последний момент. Кирпичников не отдавал приказаний майору Волченкову. Тот сам все слышал и направлял «Ирокез» куда следовало. Уже перед самым скоплением скал, которые предстояло обогнуть, Владимир Алексеевич дал вызов через «подснежник». Сигнал требовал включить аппаратуру связи всей группе. Включил ее и Турумтай, который то ли забыл, то ли намеренно не вернул «подснежник» майору Ставровой. Впрочем, пока Тамара Васильевна вполне могла обходиться и без связи. Когда понадобится, она может и попросить, а пока иранскому подполковнику было бы лучше знать, что приказывает Кирпичников, чтобы правильно ориентировать своих пасдаранов. Но в первый момент Владимир Алексеевич обратился только к Лукошкину: – Я – Первый. Грибник, выставь пулемет к двери и будь готов к бою. – Я – Грибник. Понял. Через несколько секунд Кирпичников вызвал Валеева: – Я – Первый. Робин, сможешь стрелять сверху? – Если не будет сильно трясти. При тряске оптика бесполезна, ничего не видно. – Будь готов, на всякий случай. Если понадобится, наш ас заставит свой транспорт зависнуть в воздухе. – Я понял. Готовлюсь... * * * – Опоздали... – констатировал Вельчанинов, первым отреагировавший на увиденную внизу картину. – Они уже захватили груз. На большой почти плоской площадке были уложены контейнеры, выгруженные из вертолета гуманитарной миссии ООН, рядом с контейнерами сидел на земле Гималай Кузьмич со связанными спереди руками, а рядом со Слепаковым курили два солдата в американской форме. Один из них что-то говорил пленному, толкая его ногой в плечо. Вертолета «Ми-17» видно не было, но чуть в стороне стоял включивший винты и готовый к взлету Bell UH-1H Iroquois. Боковая дверца салона была не задвинута, и видно было, что вертолет набит солдатами. Должно быть, это были участники захвата груза. Кроме них, чуть в стороне, отдельной группой стояли пятеро афганских полицейских. – Я – Первый. Лесник! У тебя под рукой «Стингер» лежит. Отработай вертолет! Прошла секунда, и у дверей пилотской кабины стало слышно, как резко усилился шум двигателя. Владимир Алексеевич выглянул в салон. Подполковнику Лукошкину кто-то услужливо сдвинул боковую дверцу, предоставляя возможность для прицеливания. – Ас, – полковник протянул руку и положил на плечо майору Волченкову, – легкий наклон корпуса, и круг вокруг нижнего вертолета. Лети плавно, дай возможность Леснику хорошо прицелиться. Выцелить стоящий на земле вертолет было несложно. Предварительно отключив систему опознавания «свой – чужой», Лукошкин легко нашел в прицеле источник тепла – вертолетный двигатель. Ракета вырвалась из тубы, заглушая своим быстро удаляющимся шипящим грохотом шум двигателя, и уже через короткое мгновение внизу раздался грохот. В воздух поднялся столб пламени и дыма. – Надо же, я, кажется, попал... – равнодушно удивился сам себе подполковник. – Атакую полицейских, – не теряя времени, сообщил майор Волченков, направляя машину в другую сторону; сразу же после этого слегка опустился увесистый нос «Ирокеза», и одновременно заговорили все его пулеметы. Толпа полицейских стояла плотно, замерев после взрыва вертолета и не понимая ситуацию, потому что прилетевший вертолет все приняли за свой. Это не позволило поступить адекватно ситуации. И потому вертолетные пулеметы просто смели группу полицейских, даже не позволив им разбежаться. Кирпичников положил обе руки на плечи Вельчанинова, чтобы, опершись на командира ОМОГ, смотреть в окно фонаря на то, что происходит с другой стороны. Американские военнослужащие, что оставались рядом с контейнерами, повели себя по-разному. Один сразу побежал к взорвавшемуся вертолету; второй – тот, что толкал Гималая Кузьмича ногой, – задержался, рванулся в одну сторону, остановился, посмотрел в небо, не понимая, что ему делать. И тут Гималай Кузьмич продемонстрировал свою подготовку бывшего ротного старшины спецназа ВДВ. Ноги сработали ножницами: одна ударила американцу под колени, вторая – рядом со стопами. Солдат завалился на спину, а Слепакову даже связанные руки не помешали ловко запрыгнуть упавшему на грудь и двумя кулаками, поскольку руки были связаны в запястьях, несколько раз ударить его по голове. Последний удар наносился, когда лежащий уже не шевелился. Вертолет приземлился рядом с контейнерами, чуть не задевая их лопастью. – Турумтай! Американцы... они нам не нужны. Кирпичникову очень хотелось сказать пресловутое «фас», но этого и не потребовалось. Турумтай вылетел из вертолета до того, как остановились винты; за ним побежали его пасдараны. Кирпичников не стал смотреть, чем закончится дело. А майор Старогоров уже вел к вертолету Гималая Кузьмича, на ходу развязывая ему руки... * * * Теперь предстояло решать, что делать дальше. Отдельно от основного отряда на военный совет засели полковники Кирпичников и Денисенко, подполковники Вельчанинов и Турумтай, а также проводник Джафар. Пока командиры будут решать насущные проблемы, Владимир Алексеевич выставил на всех подходах посты наблюдения и предупредил их о возможности воздушной атаки на лагерь. Следовательно, следить предстояло не только за тропами, но и за небом. В последнем случае – с особой внимательностью, потому что по тропам могут подойти только афганские полицейские или солдаты афганской армии, что не сильно беспокоило Кирпичникова, – с сухопутными силами если не справиться, то отбиться от них отряд, имея в своем распоряжении вертолет, смог бы. А вот если пожалуют войска НАТО, то они начнут именно с воздушной атаки, против которой и их вертолет будет бессилен. Согласно предварительному плану, Джафар с Турумтаем должны были привести сюда носильщиков из ближайшего селения хазарейцев. До селения не больше двадцати километров. Позади него на отрогах горного хребта есть многочисленные пещеры, которые местным жителям хорошо известны. Там хотели устроить лагерь для всего отряда; там же думали хранить все оборудование. Но у Кирпичникова в связи с последними, не входящими в предварительный план и при этом очень острыми событиями возникли некоторые опасения, и он просто не мог не высказать их. И Владимир Алексеевич доложил их очень серьезным тоном. – У меня вопрос к Турумтаю. Категоричный вопрос, требующий немедленного прояснения. Если бы детальный план всех наших действий и перемещений был известен в Москве, я стал бы звонить туда. Но, поскольку наш план разрабатывался в Иране, я прошу Турумтая подумать, где в системе существует дырка, через которую идет утечка информации, причем подробной. Американцы располагали не только маршрутом нашего следования, но даже точкой посадки вертолета гуманитарной миссии ООН. Из этого я могу сделать вывод, что нас, возможно, ждут и в селении хазарейцев, и в пещерах, в которых мы планировали устроить базу. В данном случае кто-то обрек на смерть весь наш отряд – и россиян, и иранцев. Возможно, это делается умышленно для создания критической ситуации, когда американцы смогут предъявить серьезные претензии и России, и Ирану. – Как я могу отсюда определить, кто нас предал? – вопросом на вопрос ответил подполковник «Корпуса стражей исламской революции». – С этим можно разобраться только в Тегеране или на базе, на месте. И не с моим воинским званием следует проверять генералов и чиновников разных ведомств. Я даже не знаю всех, кто был в курсе нашего плана. – Тем не менее ты должен как можно быстрее связаться со своим руководством и озадачить его. Пусть разбираются на месте. – У меня нет связи, – развел руками Турумтай. Владимир Алексеевич предвидел это и сразу вытащил из кармана свою трубку. – Ты можешь позвонить генералу Мослехи? – Во-первых, я не знаю его номера. Во-вторых, Мослехи – министр разведки, а не контрразведки. В-третьих, он для меня слишком большая фигура, чтобы так вот запросто позвонить и высказать свои подозрения. – Первые два возражения существенные. Третье не принимается, потому что вопрос ставится не просто о нашей жизни и смерти, и даже не о срыве операции. Вопрос ставится о возможности крупного международного скандала. Если ловят просто шпионов другого государства, их судят и сажают. Только за добывание сведений. А когда ведутся боевые действия, когда уничтожается боевая техника... американцы уже потеряли по нашей вине три вертолета... Когда за сутки гибнет больше американских военнослужащих, чем за несколько месяцев афганской и иракской войны вместе взятых... Тогда скандал будет крупным и с серьезными последствиями. Мне трудно даже предположить, как он повлияет на российско-американские отношения. Но для Ирана такой конфликт может обернуться войной, повод к которой американцы давно ищут. И кто-то там, в Иране, очень старается такой повод им предоставить. Разве с таким вопросом не обращаются напрямую к высокому начальству? – Здесь нет сотовой связи, – опять попытался отговориться Турумтай, но уже не так активно. – У меня трубка спутниковой связи. – Разговор могут прослушать. – Во-первых, пусть слушают – нового они не узнают. Во-вторых, не прослушают, потому что моя трубка в рабочий период ставится на круглосуточный контроль прослушивания. Если последнее случится, трубку тут же отключат. Можно вести любые, самые секретные разговоры. Если на военной базе Турумтай и генерал Мослехи подстроили ловушку Кирпичникову, то теперь полковник сам подстроил ловушку Турумтаю. Владимир Алексеевич предупредил о контроле прослушивания, но не сообщил, что при этом все разговоры с трубки записываются. И иранский подполковник может общаться со своим руководством, не подозревая, что слушает его не только собеседник. – Кому же позвонить? – сам себя спросил Турумтай. – Ты знаешь номер генерала Мохаммада Али Джафари? – Простому подполковнику, как я, звонить напрямую генералу Джафари?! Тогда уж лучше сразу звонить аятолле Хаменеи... – Если это нужно для дела, можно было бы позвонить и ему. Но вопрос такой важный, что Джафари сможет помочь больше, чем кто-то другой, поскольку это уровень его компетенции. Я уже объяснил ситуацию. Объясни ее своему командующему. – Но где взять номер? – Какой-то номер ты все равно знаешь? Своего штаба, например. Знаешь? – Конечно. – Звони туда. Спроси, как дозвониться до Джафари. Турумтай глубоко вдохнул и громко выдохнул. Он решился. Взял трубку из рук полковника. Первый разговор был коротким. Кроме Джафара, никто не знал фарси. Но фраза, которую Турумтай повторил дважды, должно быть, состояла из числительных и обозначала номер, который ему дали. Турумтай набрал его сразу, видимо, опасаясь забыть. Сначала, похоже, с подполковником разговаривал кто-то из младших офицеров – возможно, адъютант командующего. Потом, как показалось Кирпичникову, разговор пошел с кем-то равным по званию, и Турумтай вынужден был убеждать. Но убеждать без аргументов было, видимо, трудно, а высказывать их кому-то постороннему было рискованно. И Турумтай стал говорить откровенно угрожающе, словно обещал призвать собеседника к ответу. Это, похоже, помогло, и до генерала Джафари, которого американцы зовут «Гиммлером иранского режима», подполковника все же допустили. Это тоже можно было понять по интонациям, которые явственно звучали в голосе Турумтая. Сначала он просто объяснял, кто он такой, почему и откуда звонит; потом докладывал. Потом собеседник начал задавать вопросы; подполковник отвечал подробно, вдумчиво и даже, как Владимиру Алексеевичу показалось, с некоторым удовольствием. Еще Кирпичников был доволен тем, что теперь ему нет необходимости звонить с докладом генералу Апраксину. Виктору Евгеньевичу принесут распечатку разговора Турумтая со своим командующим, и там будет исчерпывающий доклад. Все равно Апраксин не имеет возможности вмешаться в иранские события. А события эти виделись Владимиру Алексеевичу не самыми приятными. Попасть между двух жерновов – хорошего мало. А с международным отрядом, кажется, так и получилось. Политическая ситуация в Иране сложная. Есть президент страны, сильный президент. Есть армия – и она тоже не слабая. Но у президента не заладились отношения с верховным лидером Ирана аятоллой Хаменеи, у которого под рукой имеется противовес армии в виде «Корпуса стражей исламской революции». Какие причины порождают конфликт между президентом и духовным лидером, Виктора Алексеевича не интересовало. Его волновало лишь то, как выполнить задание и не стать жертвой внутриполитических иранских разборок на высшем государственном уровне. Разговаривал Турумтай долго. Но любой разговор имеет как начало, так и конец. Наконец иранский подполковник вернул Кирпичникову его служебную трубку; сам он выглядел довольным и почти веселым. – Чем он тебя осчастливил? – спросил Вельчанинов, лучше других знающий Турумтая и потому сразу заметивший перемену в настроении подполковника. – Эфенди генерал меня выслушал, расспросил подробности и обещал принять меры. И разрешил мне звонить ему в любое время суток, даже ночью. Он предупредит всех своих помощников, чтобы меня напрямую соединяли с ним. Эфенди Джафари знает о нашей операции и внимательно следит за ней, считая ее важной для безопасности Ирана. Если у него будут какие-то данные, он позвонит на эту трубку. Я предупредил, что аппарат принадлежит российскому полковнику. Он попросит позвать меня. – Я позову, – согласился Кирпичников, довольный тем, что предоставил российской стороне возможность дополнительного выхода на такое значимое в иранской иерархии лицо, как генерал Джафари. По большому счету, это почти равноценно выходу на президента исламской республики. – Но я прошу не расслабляться, потому что обещание генерала разобраться с ситуацией не делает наше положение более стабильным. На мой взгляд, продолжать действовать по плану, известному противнику, – это самоубийство. А я лично склонности к суициду не имею, и в других это не одобряю. Есть какие-то деловые предложения?