Глава 1. Неудачный день — А теперь предлагаю вынести вопрос о персональном деле комсомольца Квитко на голосование. — Голос секретаря комитета комсомола Виктора Ветрова звучал непривычно строго. В нем проскальзывали нотки раздражения, обиды и желания отомстить. — Кто за то, чтобы собрание проголосовало и приняло решение по указанному вопросу? — Он требовательно и выжидающе смотрел прямо в зал. Под этим пристальным взглядом одна за другой стали подниматься руки присутствовавших на комсомольском собрании комитета комсомола Московского медицинского стоматологического института. И только один парень сидел неподвижно и с ухмылкой рассматривал лица тех, кто заседал в президиуме собрания. Ветров взглянул на него более жестко, нежели на остальных. — В чем дело, комсомолец Воронцов? Ты за? Или против? Против, как я понимаю, коллектива?! — язвительно добавил он. Парень неторопливо поднялся со стула. Он был невысокого роста, широк в плечах. Жестковатые прямые волосы не были уложены в идеальный пробор, как у секретаря комитета комсомола, и совсем не ценили тех усилий, которые их хозяин постоянно прикладывал, чтобы удержать собственную прическу в строгих рамках существовавшей государственно-правовой идеологии. И теперь они торчали просто вызывающе, что не прошло мимо внимания одного из членов президиума. — Антон, ты что, дома не ночевал? — с усмешкой спросил он. — Даже к зеркалу не успел подойти, как отправился в институт, а потом и на комсомольское собрание? Воронцов бросил на него резкий взгляд: — Где хочу, там и ночую. Это мое личное дело. Никто же не спрашивает, где ночевал ты. Секретарь комитета комсомола, слегка прищурившись, посмотрел на Воронцова: — Антон, у тебя есть что-нибудь по существу? — А я и говорю по существу, но вы не даете. — Даем, даем! — улыбнулась девушка из президиума собрания. В зале послышался легкий смех. — Ну то, что ты даешь, Лебедкина, мне совсем не нужно и… — Комсомолец Воронцов, — теряя терпение, перебил его секретарь комитета, — так что по существу? — Я хочу сказать, — начал Антон, едва сдерживая раздражение, — что я бы не прочь применить навыки моей будущей специальности — челюстно-лицевой хирургии — на практике. — Что ты имеешь в виду? — этот вопрос из президиума собрания прозвучал с некоторой угрозой. — А то и имею! Я бы некоторым подправил пару лицевых костей без дальнейшей возможности реабилитации речевых органов. Зал взорвался различными возгласами. Кто-то был возмущен, кто-то одобрительно улыбался и кивал. Члены президиума в негодовании вскочили со своих мест: «Да как он смеет!», «Выгнать из института и из комсомола за такие слова». — Тише, товарищи! — Секретарь комитета пытался вернуть порядок. — Дадим высказаться комсомольцу! Прошу! — И он жестом велел Антону продолжать, а у самого перед глазами промелькнуло очередное персональное дело. Тот обвел взглядом зал и уверенно заговорил: — На этом собрании прозвучало много несправедливых слов в адрес комсомольца Квитко. — Неужели? — с издевкой отозвался Ветров. — И что конкретно тебе кажется несправедливым? — Товарищи комсомольцы! Давайте вспомним, как нас в свое время призывали работать именно так, как работает комсомолец Квитко! Или это не так? С этими словами Антон развернул над головой номер газеты «Стоматолог». — У меня в руках наша институтская газета, которую выпустили по итогам работы строительного отряда, комиссаром которого и был комсомолец Квитко. И посмотрите внимательно, товарищи комсомольцы, что написано в передовой статье газеты. Из зала, в котором сидели комсомольцы, раздался возглас: — И что же там написано?! — А написаны вполне простые и весьма справедливые слова. Цитирую: «Если бы все комсомольцы Московского медицинского стоматологического института работали так, как это делает член ВЛКСМ Марк Квитко, то показатели и в труде, и в учебе существенно пошли бы вверх. Пока же этого не происходит». Антон сделал паузу и восторженно продолжил: — Автор статьи даже термин новый придумал — «квитковское движение». На мой взгляд, вполне удачное. Очень похожее на стахановское движение. Секретарь комитета ВЛКСМ хитро и одновременно недобро посмотрел на Воронцова: — И что ты этим хочешь сказать? Антон ответил ему таким же недобрым и колючим взглядом: — Я хочу сказать, что исключать комсомольца Квитко из рядов ВЛКСМ просто несправедливо! — Это эмоции! — заметила из президиума Лебедкина. — Нет, не эмоции! — Антон снова начал горячиться. — Не эмоции. Марк столько сделал для института, для комсомольской организации! В конечном счете — для всех нас! А его сейчас пытаются исключить из членов ВЛКСМ якобы за то, что он, как вы говорите, «сжился с личными интересами». Где же здесь справедливость? Ветров неожиданно улыбнулся: — Да, Антон, мы помним о заслугах члена ВЛКСМ Квитко перед комсомольской организацией. Они действительно были. Но сегодняшнее собрание посвящено рассмотрению персонального дела Марка Квитко. И главный вывод, который сделал комитет комсомола при рассмотрении всех обстоятельств персонального дела, заключается в том, что член ВЛКСМ Марк Квитко поставил свои интересы куда выше общественных. В то время, когда все студенты нашего института копали картошку в окрестностях подмосковного Дмитрова, знаете где находился студент Квитко? — Где? — послышался вопрос из зала. — Марк Квитко, выполнявший в то время роль комсомольского вожака, поскольку замещал мою должность, находился в Грузии. Когда комсомольцы выполняли ответственное задание партии — помогали сельским труженикам выиграть битву за урожай, — комсомолец Квитко, который должен был находиться в самой гуще этой мирной битвы, уехал отдыхать. И тем самым, по сути, скомпрометировал образ комсомольского лидера. Это и есть самый красноречивый пример того, что Марк Квитко, по сути, поставил личные интересы выше общественных. Ветров сделал паузу и продолжил свое выступление: — Теперь что касается эмоциональной речи комсомольца Воронцова. Конечно, Антон защищает своего друга Марка в том числе и потому, что они не раз вместе посещали злачные места — рестораны, пивные бары… Особенно — ресторан «Цветочный» в парке «Сокольники». Это, товарищи комсомольцы, не просто слова. Дело в том, что комсомольцев Воронцова и Квитко там задержал патруль дружинников и доставил в штаб добровольной народной дружины. Заметьте, в состоянии алкогольного опьянения. — При чем тут это?! — возмутился Антон. — А при том, что ресторан «Цветочный» пользуется в определенных кругах — я бы сказал, кругах, которые связаны с преступным миром, — весьма специфической славой. И возникает вопрос, который в данном случае весьма закономерен. Что, скажите, пожалуйста, делали в таком заведении заместитель секретаря комсомольской организации, то есть мой заместитель, и член ВЛКСМ Воронцов? — А они одни там были? Или с девочками? — послышался ехидный вопрос из зала. — А разве это имеет значение? — Лебедкина легко и снисходительно улыбнулась. — Это вовсе не имеет никакого значения, — жестко ответил секретарь комсомольской организации. — У нас есть факт, которому наша организация должна дать самую принципиальную оценку. И это, подчеркиваю, наш комсомольский долг. — И какие на этот раз будут предложения? — раздался голос из зала. — А предложение прежнее, — спокойно и холодно ответил Ветров. — Комитет комсомола нашего института считает, что за допущенные промахи в работе и поступки, порочащие высокое звание члена комсомола, Марка Константиновича Квитко следует исключить из рядов ВЛКСМ. Антон вскочил со своего места. Жесткие, непослушные волосы на этот раз жили совершенно отдельной жизнью на его голове. Он запальчиво, со звенящим в голосе возмущением выкрикнул: — Если на то пошло, то и меня тогда исключайте. Виктор Ветров посмотрел на Антона взглядом, в котором читались самые разные чувства. Он злился на него за то, что тот так яростно защищал друга и, по сути, не давал собранию принять то решение, которого от него ждал секретарь комитета комсомола. Но сейчас в этом взгляде появилась снисходительность. — А ты хорошо подумал, Антон? Может быть, ты с родителями посоветовался? Насколько я помню, твой отец занимает должность главного врача весьма известной и уважаемой городской больницы. И руководит кафедрой в нашем институте. Интересно, что он скажет, если его сына вдруг по его собственной просьбе исключат из комсомола? А потом, Антон, я должен заметить, человек, которого исключили из комсомола за антиобщественное поведение, а у тебя формулировка будет именно такой, вряд ли сможет претендовать на вступление в члены КПСС. Его и в комсомоле-то вряд ли восстановят. Ты понимаешь, о чем говоришь? И о чем просишь?! Но Воронцов не желал останавливаться: — Нет, я тогда требую, чтобы меня тоже исключили из комсомола! Пусть пострадает моя карьера, но на душе не будет грязи! Из президиума собрания послышался голос Лебедкиной: — Ты, Антон, так говоришь, потому что вы с Марком — собутыльники. В зале опять послышалось хихиканье. Кто-то выкрикнул: — А что?! Имеют право! Виктор Ветров неожиданно согласился: — Конечно! Имеют. Но мы сейчас говорим вовсе не о том, что они собутыльники. За столом мы все время от времени любим посидеть. И если брать, к примеру, празднование Нового года в институте, то часть из нас, безусловно, можно тоже назвать собутыльниками. Но дело, товарищи комсомольцы, совершенно не в этом! — А в чем же тогда? — Голоса из зала настойчиво требовали более ясного ответа. Ветров нахмурился. Он посмотрел на собравшихся комсомольцев напряженным взглядом. Но вслух только мягко произнес: — Еще раз повторяю. Комсомолец Квитко заслуживает исключения из ВЛКСМ не потому, что они собутыльники с Воронцовым. Вовсе нет. — Я не поэтому! Я за справедливость! — запальчиво выкрикнул Антон. Но от волнения фразы получились не совсем связными. И по-детски эмоциональными. В зале, где сидели комсомольцы, вновь послышались смешки. Виктор улыбнулся и сказал с иронией: