Антон продолжил начатый разговор: — Я тут посоветовался с отцом, и он мне подсказал один хороший момент, который тебе, я думаю, может оказаться полезным. — И что за момент? — У него есть хороший знакомый — профессор стоматологии в ГДР. А у того ученик уехал в ФРГ и открыл там стоматологическую клинику. Ведь ты, насколько я помню, на нашем курсе не только строительным отрядом руководил, но и считался одним из самых перспективных — в смысле врачебной практики — студентов? Квитко усмехнулся. — Так вот. Для тебя это вполне реальный шанс наладить свою жизнь… — Я и хочу наладить. Но не бежать! — Да это не бегство! — Нет, это самое натуральное бегство! А я хочу добиться правды. Доказать всем собственную правоту! Антон задумчиво пошевелил носком ботинка кучку разноцветных листьев. Марк посмотрел на него с улыбкой и проговорил: — Конечно, ты прав. Но если я уеду, то тот же Ветров будет злорадно потирать руки. Мол, «покинул Родину!». И тогда мое исключение из комсомола получит еще одно подтверждение. И все будут думать, что меня действительно исключили за дело! Антон возразил: — Но я же так не думаю?! — Ты — это совершенно другое дело. А все другие будут думать именно так. И Ветров эти мысли будет всячески поддерживать. Он даже счастлив будет, если ситуация сложится подобным образом. Тогда все скажут, что Ветров был прав, сразу разглядел в комсомольце Квитко червоточину. Антон хмыкнул. — Ты же понимаешь, что если я уеду в капиталистическую страну, то обратно хода мне уже не будет, — продолжил Марк. — Как ты думаешь? Антон посмотрел на Марка остро и серьезно: — Я думал об этом. Честно — думал и очень серьезно. Но, послушай, что ты будешь иметь, если останешься в Советском Союзе? Ты исключен из комсомола, причем с весьма двусмысленной формулировкой — «противопоставление личных интересов общественным». Марк грустно усмехнулся: — Да уж, в прежние времена такой ярлык стал бы поводом уже для других оргвыводов. — Ты, Марк, все правильно понимаешь. Конечно, проблема этих людей в том, что они, увы, не читали великолепную «Философию права» великого немецкого философа Гегеля, который в ней утверждал, что «интерес целого реализуется, распадаясь на особенные цели». — Антон, никогда не думал, что ты читаешь таких авторов! В смысле — где челюстно-лицевая хирургия, а где — «Философия права» Гегеля?! Глава 2. Чистая страница жизни Самолет, следовавший рейсом из Тель-Авива в Ганновер, пошел на снижение. Спустя несколько минут он уже коснулся колесами взлетно-посадочной полосы и мягко, с легким шуршанием покатился по идеально ровному бетонному покрытию и вскоре остановился. К самолету немедленно подали трап. Сидевший ближе всех к выходу молодой человек отстегнул ремень безопасности и встал с кресла. Он был высокого роста, черноволосый, с правильными чертами лица. — Марк, мы уже прилетели? — В кресле, находящемся рядом с тем, с которого только что встал молодой человек, сидела эффектная девушка. На вид ей было около двадцати. Потянувшись, она повторила: — Мы что, уже в Германии? Молодой человек с улыбкой посмотрел на девушку: — Да, дорогая, уже прилетели. Девушка еще раз потянулась: — Наконец-то. Пассажиры уже шли по проходу, выходили из лайнера и спускались по трапу на непривычно чистое летное поле. Марк с улыбкой показал Рите на бетонное покрытие аэродрома: — Смотри, такое впечатление, будто аэродром вымыли с шампунем. Рита в ответ улыбнулась. В это время подкатил элегантный автобус «Мерседес». Цвет необычный — ярко-зеленый. Марк и Рита зашли в автобус и сели в мягкие, комфортные кресла. Вспомнилось слово, которое Марк вычитал в одном из классических учебников, где излагались требования к медицинскому оборудованию, и зубоврачебным креслам в частности. Эргономика. Он вспомнил, как придумывал для себя простое объяснение сложному термину — наука о том, как сделать окружающие предметы, а также средства производства, технику и кресла максимально удобными для человека. Автобус подкатил к залитому лучами утреннего солнца зданию аэропорта. Их тонкие копья невидимо пронзали затемненные стекла здания. Молодые люди вышли из автобуса. В руках у Марка была добротная дорожная сумка. У Риты через плечо висела обычная дамская сумочка. Но в ней странным образом помещалось очень много предметов. Марк улыбнулся, вспомнив, как один из его сокурсников, поступивший в институт после службы в Советской армии — а служить ему пришлось в знаменитых воздушно-десантных войсках, — с определенной долей иронии отмечал, что женская сумка очень напоминает РД — рюкзак десантника. Места в ней мало, а умещается почти все. Все, как говорят женщины, самое необходимое. Марк и Рита прошли через турникет и направились к стойке пограничного контроля. Формальности закончились быстро, и они пошли в небольшое кафе, расположенное в здание аэропорта. Очереди не было, и это приятно удивило. Марк вполголоса произнес: — Видишь, в Германии почти нет очередей. А в Москве на улице Горького пришлось бы очень долго ждать, чтобы попасть в «Лиру». — Зато там есть особый, неповторимый дух, которого нет ни в одной стране мира. Рита села за столик и осмотрелась. — Знаешь, Марк, а я скучаю по этому духу братства и коллективизма. Доброго, хорошего коллективизма. Марк улыбнулся в ответ, но улыбка была с небольшой примесью грусти: — Ты же знаешь, что если бы не сложившиеся обстоятельства… — Я все понимаю. Но — по Москве уже скучаю… К их столику подошел официант. Марк сделал заказ — омлет, кофе, тосты, апельсиновый сок. И вернулся к прерванному разговору: — Сейчас я с огромной благодарностью вспоминаю Нину Матвеевну Беркову, которая так нам помогла! — С ней тебя, кажется, познакомил Антон… — Да, да! Помнишь, когда мы ждали документы на выезд, то нам отказали? — Конечно, помню! — Так вот! Она позвонила своим знакомым, которые посоветовали попробовать выехать в Германию через Израиль! И ведь получилось! В Израиль нас выпустили практически сразу, а в Германию почему-то не хотели… — Да уж! Интересно, чем она занимается и что у нее за знакомые, которые дают такие советы… Обычно ведь, знаешь, где их дают? Ну, в смысле, в какой организации? — Знаю. Нина Матвеевна — литературный редактор в одном крупном издательстве. Запросто могла пообщаться не только с крупными писателями, но и с крупными партийными деятелями. Не забывай, Союз писателей СССР — это основа государственной идеологии. Это те люди, которые излагают фундаментальные идеи развития общества в художественной форме. И во многом с помощью этих идей создается государственная реальность… — улыбнулся Марк. К ним опять подошел официант с подносом и поставил на столик омлет с ветчиной и кофе. Рита взяла миниатюрную чашечку и сделала маленький глоток: — Марк, давай только без идеологии… Мы уже в Германии, и мне совсем не хочется слушать про идеологию, тем более — государственную. Марк укоризненно взглянул на девушку и покачал головой: — Сразу видно, что ты в Москве не ходила в Университет марксизма-ленинизма. — А что я там забыла? — с таким же укором во взгляде ответила Рита. — Ничего. Но если бы ты туда ходила, то наверняка бы уяснила, что государства без идеологии нигде в мире не существует. И здесь — в ФРГ — она тоже есть. Я думаю, что мы не раз с ней столкнемся. Идеологии есть у любого, даже самого неразвитого государства. Просто у каждого они разные… Но все направлены на отстаивание исключительно национальных интересов. Рита опять посмотрела на Марка так, что он едва не подавился омлетом: — Марк, дорогой, ну сколько можно? Дай спокойно поесть… Тот нахмурился, но ничего не сказал. Прожевав омлет и запив его апельсиновым соком, он размеренно произнес: — Все потому, что ты политически абсолютно незрелая… — Зато у меня другая зрелость проявляется в полной мере. Марк улыбнулся: — Мне трудно с этим спорить. Он поднял глаза вверх, сложил на груди руки и нараспев продекламировал: