Half-boiled Раз в пару лет, когда судьба решала побольнее цапнуть Слаповски за зад, у него начинали болеть зубы. Дантисты разводили руками: ни кариеса, ни проблем с челюстями. В сглаз и прочее мистическое дерьмо Слаповски не верил, никаких разумных причин, которые объяснили бы эти приступы, не нашлось. Оставалась гребаная интуиция. Судя по тому, как ныли зубы сейчас, Слаповски был в миллиметрах от конкретного дерьма. – Все ниточки тянутся к дому, – в сотый раз повторил он и машинально потянулся за кофе. Слаповски делал это уже пятый раз. Кофе остыл, некрасивая молочная блямба плавала в смятом стакане. «Дерьмо», – повторил Слаповски про все сразу: настроение, кофе, дом на холме. Тело затекло и молило об увольнительной. Целый день на ногах, в плену формы и ботинок, а теперь новая угроза бессонной ночи. Слаповски потянулся. Кресло водителя скрипнуло, руль заерзал меж коленей, намекая, что не прочь порулить домой. Слаповски недовольно уставился на напарника. Финч тер глаза. – Ты меня вообще слушаешь?! – Чувак, – обиделся тот. – Чего ты так вцепился в это дело? Мы взяли Доплера. И этого урода с головой – из больницы. Может, хватит? – Мы должны проверить дом, – крючок на ладони чесался и натягивал кожу. Он тянул руку к рулю, переключателю скоростей, воткнись крючок в ногу, наверняка дергал бы давить на педаль. – У нас нет ордера, – бубнил Финч. Изо рта у него несло тухлятиной, Финч маялся желудком, рубашку на груди пятнал кетчуп. – Забей. Почему не завтра? «Потому что иначе я рехнусь от боли», – но что ответит ему Финч? Гони в больницу? Посети доктора? Выпей, мать твою, таблетку? Нет, Слаповски промолчал. Он так и не понял, о чем конкретно предупреждает сучья примета. Запирался дома – и напустил полную квартиру газа, повезло, дико завыла собака соседа, Слаповски пошел надрать им обоим задницу и увидел открытый на плите вентиль. В другой раз решил слинять из города, на выезде зацепил старуху в инвалидной коляске, карга обещала не сдавать, взамен полгода он отдавал ей половину месячного заработка, пока старуха не двинула копыта. В школе примета предупреждала о разном: отберут завтрак, вышвырнут за дверь, оставят после уроков, влепят неуд, сломают нос. Заболели зубы – дрянь неизбежна. Чем старше он становился, тем ядреней накрывало неудачами. – Какой, к черту, ордер? – опомнился Слаповски. – Ты видел, что там сделал бульдозер? Это не дом, а Гранд-Каньон. – О’кей, – подозрительно легко согласился Финч, накинул ремень, хлопнул по коленям своими жуткими клешнями, но тут же опомнился. – Только, чур, уговор на берегу! – Ммм? – Мы там не больше четверти часа. Приехали, разошлись. Улики-шмулики. Все четко. Ни черта не нашли – перестали ползать по развалинам и совать увеличительный член в каждую дырку, а добропорядочно отряхнули руки и разъехались по домам. Кстати, отвезешь меня. Зубы. Это невыносимо! Слаповски не удержался, полез в рот и пошатал их пальцами. Крепкие, целые, они не ныли, а выли. Полет валькирий, мать их! Что бы он сегодня ни сделал, все будет ошибкой. Чтобы хоть как-то собраться с киселем, который кипел у него в голове, Слаповски хрустнул всеми по отдельности пальцами и медленно, все еще сомневаясь, повернул ключ зажигания. «Бьюик» замурлыкал. Слаповски с ненавистью вцепился в руль. – Пятнадцать минут, – повторил Финч, и колеса расшаркались с асфальтом. Краем глаза Слаповски уловил несуразную тень, ступившую на крыльцо участка, крючок натянул леску так, что он даже вильнул рулем, но вовремя опомнился. Финч нипочем не позволит ему развернуться, а уже потом ехать в дом. Да и незачем. Хватит цепляться к любой подозрительной мелочи. Интуиция у него. Дерьмо! Дежурный разберется. – Какой компании принадлежит бульдозер? – тень на крыльце продолжала мучить Слаповски. С каждой секундой в нем пребывало уверенности, что они едут не туда, но невидимый напильник продолжал стачивать зубы, свою кучу проблем они получат по полной программе. Какая разница, где? – «Хард Локер», а что? – Забрали машину? Не видел ее сегодня. – Конечно. Со всеми отпечатками, без экспертизы. Прям сразу и забрали… Стоит на заднем дворе участка. Часа три пытались отогнать. Ох, и намучились ребята, пока подобрали ключ. – А что с обычным? – Водитель досрочно вышел на пенсию. Кладбище сторожить. А больше спрашивать некого. – Порой шутки Финча казались ему смешными. Сегодня вызывали только изжогу. Кривой Нос вряд ли обрадовался гостям. Погода располагала к прогулкам только долбанутых фриков. Тучи, огромные косматые псы, стряхивали на землю серую густую морось. Ветер свистел сквозь зубы. Слаповски наткнулся на это сравнение в своей голове и застонал от бессилия. Боль делала из него тряпку. – Фонарь! – Финч вылез первым и ежился на ветру. Поднятый воротник и руки, едва не по локоть засунутые в карманы, делали его похожим на облезлого копа из грошовых детективов в бумажной обложке. Никакой нуарной романтики. – Это называется стиль, – пробормотал Слаповски, стараясь языком и губами не касаться саднящих зубов. Финч нетерпеливо замотал головой. Слаповски показал на багажник и открыл его из салона. Дом стал жалок. Унылая, отжившая свое развалина. Лужайку перед ним размесили в болото десятки следов. Колея, оставленная бульдозером, наполнилась водой и превратилась в настоящую проблему. Не приведи господь навернуться в эту желтую липкую жижу. Сквозь шум дождя и шелест мусора, перебрасываемого ветром с руки на руку, из дома донесся стук и сдавленные крики. – Там… – начал Слаповски, дергая онемевшими пальцами кобуру. – Кто-то есть, – Финч уже обнажил ствол. – Какого черта? – Желтые ленты полоскали оборванными хвостами. Пролом в стене чадил слабыми языками пламени, дождь почти прибил их. Огонь горел совсем недавно. – В лоб или в жопу? – не удержался Финч от их коронной шутки. Слаповски туго соображал. Зубы, стук, дом, лоб. А, Финч спрашивает, откуда он пойдет. – Давай уже! Тут-там? Скинулись на пальцах. Слаповски выпало давить с тыла. – Иди через чердак, – инструктировал Финч. У него горели глаза, вонь изо рта оказалась почти кстати – мелкий падальщик в засаде. Финч излазил руины вдоль и поперек, когда фиксировал бульдозерное дело. – Крыша лежит на земле, поднимешься по скату, дальше в дыру, береги голову. С чердака вниз – лестница. Нескольких ступенек нет. Да, не натопчи там. Парни еще не закончили с вещичками. – Вещички? – Тебе не сказали? – хлопнул по плечу Финч. – В доме кто-то жил. И не один день. Разбежались, как на учениях. Адреналин заткнул Слаповски пасть. Он спешил, отчаянно хлюпая размокшими туфлями, и невольно клацал челюстью, радуясь временному перемирию. Крыша выкатила на землю длинный язык. Слаповски топнул по нему – надежно делали, рухнула, но держит, вскарабкался наверх, спотыкаясь и обдирая ногти, нырнул в дом. Дождь приглядывал за копом с опаской. Крючку в ладони категорически нравилось происходящее. На чердаке пряталась тень. Слаповски сперва опознал ее – человек, преступник, надо брать! – приготовился гаркнуть, сбить с толку, подсечь, навернуть об пол, одной рукой вкатать в наручники, другой – угрожать стволом… Пока не разглядел сквозь человека провал, в котором исчезали обглоданные ступени. Зубы ударили ему в челюсть церковным органом. «Мама, мне привет!» – оскалился Слаповски, пытаясь дышать сквозь зубы. Холодный воздух ненадолго остудил их агонию. Слаповски переступил туфлями, пытаясь не скользить. Он стоял в пяти, может быть, шести футах от прозрачного существа. Оно не походило на галлюцинацию. Слаповски видел перед собой женщину. По крайней мере, это носило платье. Она напряженно вслушивалась в грохот внизу. Ничто не выдало, что она заметила Слаповски. Он шагнул вперед, половицы едва скрипнули, шепнули Слаповски, все о’кей, дружище, бери эту сучку! Дыхание съежилось глубоко в груди. Слаповски слышал, как хрустят его колени, закаменевшие от напряжения. Еще шаг. Он позволил себе вдох. Женщина почуяла недоброе, начала оборачиваться, и Слаповски прыгнул на нее. Они столкнулись, как две газеты, несомые ветром. Слаповски ощутил что-то еще менее предметное, чем паутина, рвущаяся о лицо. Зато его «глок» собрал неожиданно щедрую жатву. Призрак напоролся на ствол, как рыцарь на турнире, который влетел шлемом прямиком в чужое копье. Женщина закричала, стекла на пол и начала биться в корчах. Слаповски включил фонарь. Тот вырывал из мрака дикие кадры. Слаповски видел, что у женщины всего одна рука, и ею она пытается заслониться. Но он же ничего не сделал? Чего она орет? Он ее пальцем не тронул. – Тссссссссссссс, – правая рука Слаповски самовольно начала закрывать ему рот, подавая пример, что даме тоже стоит заткнуться. Голос ушел в сбивчивый шепот. – Я вас не трону. Кто вы? И что, черт подери, вы тут делаете? С первого этажа доносились истошные крики. Женщина на полу взяла себя в руки. У нее действительно отсутствовала одна ладонь. – Мое имя ничего вам не скажет. Я много лет мертва. – Спесь, с которой она декламировала, вызвала мгновенную неприязнь. Не зря Слаповски про себя звал ее сучкой. – Но если вы дорожите жизнью, немедленно убирайтесь отсюда. – Дамочка, – распоясался внутренний хам Слаповски. Мало ему Доплера, наркомана из магазинчика Мо, Финча, в конце концов. Теперь еще эта долбанутая будет ему указывать. – Я из полиции. Представитель закона. В ваших интересах помогать мне и способствовать расследованию. Ваше имя, и кто орет там внизу? – Меня зовут Мириам, – женщина поднялась с пола и смотрела на копа без тени уважения. – В мои времена ваша порода более почтительно относилась к юным леди. – О’кей, Мириам, кто еще есть в доме? – Живые – только вы и те двое, что пришли после заката. – Двое? – Мальчишка, наверняка не жилец. А вот семя Райта еще брыкается, – восхищение боролось в ее голосе с отвращением. – Притормозите, прошу вас, – Слаповски приложил холодный металл пистолета к зубам. Стало только хуже. – Какие двое? Что за мальчишка? Почему живые? – Этот дом завещан смерти, – привстала на цыпочки Мириам. Ее взгляд метался по лицу Слаповски, поминутно срываясь на стены, убегая ему за спину, точно она искала подтверждение своим словам. Чушь, которую она порола, явно доставляла ей большое удовольствие. – Здесь правит бал тлен и увядание. Стоит вам спуститься… Тупой удар в основание черепа Слаповски притушил ему свет, чердак начал заваливаться куда-то вверх и налево. – Не мог поспешить? – напустилась на кого-то призрачная сука, Слаповски увидел мужские сапоги, сквозь которые отчетливо проступали обои, он даже сумел различить рисунок… и обмяк. В сознание его привел ветер и несколько мокрых оплеух дождя. Слаповски лежал на животе, руки ему завернули за спину. Что-то держало его на полу, что-то реально тяжелое. Слаповски пошевелил пальцами и понял, что вдет в браслеты. «Ну и дела, – Слаповски хотел мужественно скрипнуть зубами и едва не заорал, предчувствуя боль, но она ушла. Он стиснул челюсти. Обычные зубы. Постучал ими друг о друга. Все прошло. Боль сбежала. Она сидела на корточках прямо у его лица – Слаповски без удивления понял, что видит ее, у боли есть тело, дерьмовый подросток, девчонка, она издевательски разинула пасть, боже, какие у нее страшные зубы! Боль курила, пускала в стропила пузыри дыма и поглядывала на Слаповски одним глазом, зубы ее больше не интересовали, вот запястья – это да. Слаповски дернул руками, и боль практически оторвала ему кисти. – Неужели все?» – Тебе мало, что ли? – Слаповски не сразу понял, но вес, прижимавший его к полу, оказался живым и изрядно разговорчивым. – Слезь с меня! – рявкнул Слаповски, но вышло крайне неубедительно. – Не вопрос, только пусть этот уберет пушку. Слаповски повернул голову набок. В затылке копошились огненные черви. Фонарик валялся на полу и светил в скат крыши, но Слаповски все равно разглядел темную фигуру, засевшую возле прохода вниз. Фигура никак не походила на призрака. Скорее уж на патрульного Финча. – Друган, – удивился Слаповски. – Ты что творишь? – Считай, ключевой вопрос философии, – обернулся Финч. Ровно половина его лица, четко, как по линейке, утонула в грязи. Даже сквозь темноту и дождь Слаповски видел, что Финча колотит нервная дрожь. – На кой черт я сковал тебя наручниками и заставил этого урода сесть сверху?