— Цвет? Какой цвет? Жуга замялся. — Долго объяснять… Скажем так: надо сказать Слова и представить Цвет. Если все верно, тогда получится. Понятно? Жуга пробормотал что-то вполголоса, и варево перестало бурлить. Он зачерпнул кашу ложкой, попробовал. — Готово. Садись есть, пока не остыло. Все еще качая недоверчиво головой, Яцек сел за стол. Вскоре с ужином было покончено, и приятели, вымыв посуду, залезли под одеяла. Жуга уснул сразу. Яцек же еще долго ворочался, размышляя над происшедшим, потом махнул рукой, пробормотал: «На все воля Божья»— и тоже погрузился в сон. * * * Серое на черном. Камень, камень! Везде камень! Быстрые шаги — приближаются, катятся по пятам, звенят гулким эхом… и некуда бежать! !запах человека! !запах железа в его руках! !запах каменной западни! !запах смерти, смерти, смерти! Черная тень на серой стене. Свист железа! Страх и безысходность и отчаяние… Ярость!!! Сжаться серым злым комком, ощерив острые крепкие зубы… (Жуга, проснись!) …и прыгнуть, прыгнуть, прыгнуть! Вцепиться на лету, чтобы выпала из руки железная палка… (Да проснись же… а, черт!) …чтобы закричали от боли, чтобы путь… (Жуга!!!) …был свобо… Наконец глаза открылись. Сердце бешено колотилось. На губах был острый привкус соли. Жуга пошевелился и почувствовал, что простыни и подушка мокры от пота. Он сел и огляделся. Комнату заливал серый утренний свет. Было тихо. Яцек сидел на своей кровати, прижимая к себе окровавленную ладонь. — Эй, Яцек, — окликнул его Жуга, — что стряслось? Я кричал? Тот гулко сглотнул и покосился на дверь. — Хуже, — сказал он. — Я хотел тебя разбудить, но… на миг мне почудилось, что я поселился вместе с вервольфом. — Он посмотрел на свою руку. Его передернуло. Жуга вытер рот рукой. Пальцы его окрасились красным. — Так это я тебя укусил? Яцек кивнул: — Что с тобой творится, Жуга? Тот помолчал. Встал, завернулся в одеяло и прошлепал босыми ногами к окну. Постоял, глядя на улицу. Обернулся. — Каждую ночь в этом проклятом городе я жду сна, а приходит морок, — сказал он. — Что-то неладное творится в Гаммельне, Яцек… Почему бургомистр хочет, чтобы я уничтожил всех крыс в городе? Они что, и вправду нападают на людей? Яцек раньше не обращал на это внимания, но теперь припомнил, что месяцев шесть тому назад от крыс и впрямь не стало житья. Вспомнил, как серые разбойники насмерть загрызли полосатую соседскую кошку, как покусали нескольких ребятишек. Вспомнил их дерзкие, изобретательные налеты на лавки и склады. А еще леса эти, строительные! Яцек даже вздрогнул при мысли об этом. — Это верно, — сказал он, — но что же тут странного? — Крыса — тварь трусливая, и сама не нападет, если только не загнать ее в угол. А в Гаммельне это случается сплошь и рядом… Что у тебя с рукой? Ах, да… — Жуга потянул к себе котомку и вынул мешочки с травами. — Давай посмотрим, что тут можно сделать… Поколебавшись, Яцек протянул ему свою ладонь. — Слышь, Жуга, — спросил он. — А что тебе снилось? — Не знаю, — пожал плечами тот. — Но постараюсь узнать. * * * — Ну-ка, ну-ка… — Тонкие пальцы Иоганна Готлиба коснулись желтого Т-образного крестика, что висел у Жуги на шее. — Откуда это у тебя? Жуга бросил растирать в массивной бронзовой ступке травяную смесь и вытер пот рукой. — Крест? — переспросил он. — Так он всегда был при мне… А что? Или видели где такой? — Естественно, — кивнул аптекарь. — Обыкновенный безглавый крест… Необычно только, что сделан он из янтаря. — Почему? — насторожился Жуга. — Что «почему»? — Почему необычно? Готлиб откинулся на спинку стула и сложил ладони домиком. — Видишь ли, мой юный друг, — начал он. — Это кельтский крест. Кельты, или, говоря иначе — юты, жили когда-то в наших краях… очень давно, между прочим. А янтарь — камень балтийский. Интересно получается, не правда ли? — Я в этом не разбираюсь, — хмуро буркнул Жуга. — Хотя… — Он вытер руки и, порывшись в мешке, извлек тусклый браслет зеленого металла. — Что Вы скажете вот об этом? Аптекарь с интересом подался вперед, взял браслет и невольно вздрогнул, ощутив в пальцах легкое покалывание. На лице его отразилось недоумение. Браслет был с камнем. Девять подвесок, разных по форме, окаймляли его по кругу. Готлиб пригляделся внимательнее и различил шарик, каплю, замысловатый узел-трилистник, фигурку человека, что-то похожее на рыбку, колесо с четырьмя спицами, восьмилучевую звезду, лодочку и спираль. Жуга стоял рядом, ожидая ответа. Готлиб с осторожностью положил браслет на щербатые, жженые кислотой доски столешницы и с минуту молчал, рассеянно глядя на пламя свечи. — Не знаю, что сие, — признал он наконец. — И почему от него ощущение такое — тоже не знаю… Металл незнакомый — это не железо и не бронза, и уж конечно, не серебро. В любом случае — работа древняя… — А фигурки и камень? — спросил Жуга. Старик задумался. — Символы эти можно толковать по-разному, — начал он. — Шарик, скорее всего, олицетворяет Вселенную, капля — текущее время, а восемь лучей звезды — восемь сторон света. Но возможно также, что шар означает землю, капля — воду, а звезда — небо. Спираль — это символ бесконечности, но может быть, и образ змеи, и тогда означает мудрость. Фигурка человека… ну, это понятно. Крест в круге отражает движение, опять же, бесконечность, а кроме того — повторение всего сущего, ибо, как сказано в Екклезиасте: «Все реки текут, возвращаясь к истокам своим…»Да… Но вообще-то это ересь. Лодка, рыбка и тройной узел были в почете у тех же ютов, но что они могут означать — мне не ведомо. — Но ведь вы же почти все объяснили… — Если бы! — усмехнулся Готлиб. — Пусть даже каждый рисунок в отдельности что-то значит, все вместе они бессмысленны. Вдобавок, к кельтам эта вещь не имеет никакого отношения — священным у них считалось число пять, а подвесков, как видишь, девять… Что же касается камня, то это черный опал — самоцвет более чем странный. По одним повериям, он приносит удачу, по другим — несчастье; единого мнения по этому вопросу нет. Аптекарь повернул лежащий браслет, и черная поверхность камня вспыхнула радужными сполохами в свете свечи. — Великолепный камень! — восхищенно сказал Готлиб. — Если мне не изменяет память, благородные опалы добывают только в одном месте — в разрушенном трахите в Червеницах. — А где это? — спросил Жуга.