— Помнить надо, думать, просчитать… Жуга, вон — у него это как-то само собою выходит, и не поймешь даже, как. А я порой не могу все вместе подобрать, а порой — сил не хватает. — Сил? — опешил Балаж. — Ну, да! Человек, он, ну, как кувшин, что ли, с водой. Когда наполнится, когда прольется. Чудеса-то сами не выскочат, не грибы, чай. В человеке начало берут. Потому и руки тут важны — сила-то через пальцы течет. Видал, как Жуга пальцы-то складывал давеча? Большие силы сдерживал — по кругу они ходили, из руки в руку. Малую толику только выпустил, а ежели бы все вырвались — не знаю, что и было бы… Жуга — это, друг мой, умелец! Да… Да куды ж ты запихал-то его?! Потеряв терпение, Реслав схватил мешок за углы и вытряхнул содержимое на одеяло. Поворошил руками, поскреб в затылке. — Неужто забыли? — пробормотал он, потянув к себе свою котомку, вытряхнул и ее тоже. — Твою мать… И впрямь — нету. — Может, Жуга взял? — Может быть. — Реслав покосился на полураскрытую третью котомку. — Не хочется без спросу соваться… А, ладно, авось не осерчает. Осторожно выложив лежавшие сверху связки трав и кореньев, Реслав выгреб содержимое его мешка. Глазам их предстала россыпь странных предметов — какие-то замысловатые деревянные закорючки, горстка разноцветных камушков, кожаный ремешок, завязанный затейливыми узелками, кроличья лапка, знакомый уже Реславу нож, кое-какая провизия, клубок смоленой дратвы с шилом, камышовая пастушеская свирель, и браслет тускло-зеленого металла без разъема, увешанный по ободу маленькими непонятными мисюрками. Огнива не было. Балаж потрогал лапку, отложил в сторону краюху хлеба, потянул руку к браслету. Отдернул, словно уколовшись, удивленно посмотрел на Реслава. Реслав нахмурился, поднял браслет. Он был чуть овальным, размером как раз, чтобы прошла кисть руки. Держать его было занятно и немного боязно — кончики пальцев ощутимо покалывало, казалось, держишь в руках крапивный лист. Подвесок было девять — крестик, кольцо, бусинка, восьмерка, и совсем уж непонятные фигурки. С внешней стороны в оправу был вставлен плоский, синий до черноты камень, играющий поверху дивными малиновыми бликами. Чарующая его красота так заворожила обоих, что с минуту они молча сидели и разглядывали находку, вертя ее так и этак. Реслав ковырнул краешек камня ногтем, хмыкнул. — Опал это, — сказал он наконец. — Редкостной красивости камень… А вот из чего браслет сделан — не ведаю: сплав это какой-то. Ну, вот что, давай-ка обратно все сложим. — Давно пора, — послышалось вдруг за их спинами. Оба вздрогнули и обернулись. Прислонившись к дереву и сложив руки на груди, там стоял Жуга. — Наигрались? — хмуро спросил он. — Что нашли? Половину — мне. У ног его стоял котелок с водой, лежала охапка каких-то трав. Никто не слышал, как он подошел. Реслав покраснел до корней волос, закряхтел смущенно. Балаж готов был провалиться сквозь землю. — Огниво мы искали, — сказал Реслав, запихивая вещи обратно в мешок. — Ты не потерял, часом? — Я и не брал, — ответил Жуга. — Зачем оно мне? Да и тебе тоже ни к чему. Дай сюда. — Он взял котомку, завязал ремень. — Помнишь вязанку у Довбуша? Чего ж тебе еще надо… Разжигай, я сейчас, только с травами управлюсь. — А ведь и верно! — спохватился Реслав. — Сколько времени прошло — должно сработать… Ты какой цвет подбирал? — Зеленый! — донеслось из-за дерева. На инцидент с мешком Жуга, казалось, даже не обратил внимания, а может, просто не хотел заводить разговор. Балаж тоже подошел к кострищу. — О чем это вы толковали? Какое время прошло? — А? — оглянулся Реслав. — Время? Да видишь ли, наговор действует один только раз. Чтобы он потом снова заработал, надобно, чтобы срок миновал, чтобы сила накопилась. Думаю, сейчас получится. Реслав сложил ветки шалашиком, нахмурился, припоминая слова. Представить в лесу зеленый цвет было проще простого. Он вытянул руки и приказал: — Виттеро-авата-энто-распа! Балаж вытаращил глаза. Результат превзошел все ожидания: куча дров в едином порыве взметнулась вверх, словно подброшенная невидимой рукой, и со стуком запуталась в раскидистой дубовой кроне. Через миг сверху дождем посыпались палки, сучья, листья и желуди. Реслав охнул, когда узловатый сук треснул его по лбу, и с гудящей головой сел на землю. — Ишь ты… — ошеломленно пробормотал он, потирая ушибленный лоб. — Вот ведь… Показался Жуга с каким-то мохнатым корнем в одной руке и ножом в другой. — Что у вас тут? — спросил он. — Не загорается, что ли? Реслав лишь помотал головой. Жуга пожал плечами, положил нож и корень на траву. Вытер руки, собрал рассыпанные щепки. — Виттеро-авата-энто-распа! Повалил дымок, костер вспыхнул, запылал — успевай только подкладывать. Реслав покачал головой, пробормотал: «А все-таки…»и занялся готовкой. …Кашу съели быстро. Очистили котелок, облизали ложки. Жуга отослал балажа за водой, и когда котелок снова нагрелся, стал складывать в кипяток травы. Реслав лениво наблюдал, похрустывая малосольным огурцом, как вдруг рванулся и перехватил руку Жуги с зажатым в ней знакомым раздутым корневищем. Огурец бултыхнулся в котел. — Эй, эй, ты что делаешь! — воскликнул Реслав. — Это ж цикута — отрава, каких поискать! С ума сошел? Напрягшийся было Жуга расслабился, затряс головой. Высвободил руку, брезгливо выудил из воды огурец. — Ну, напугал, Ирод, — выдохнул он и бросил корень в котел. — Чего разорался-то? Ну, верно, вех это, отрава. Да много ли ты в травах смыслишь? Ведь яд от лекарства что отличает? Количество. Вот… — Он помешал варево ложкой, бросил туда тряпку. — Ну-ка, скидавай рубаху, — неожиданно потребовал он. — Зачем? — Скидавай, говорю. Реслав отложил многострадальный огрызок огурца, потянул через голову рубашку. Показалась широкая мускулистая спина с дюжиной разновеликих ссадин и ушибов. Почти все уже стали подживать, но две рваные раны под лопаткой, оставленные ржавым гвоздем, загноились и покраснели. Жуга потыкал в них соломинкой. Реслав поморщился. — Больно? — Не… Терпеж-то есть… — «Терпеж-то есть», — передразнил Жуга. — Балда ты, Реслав. Что верно, то верно — ежели корень веха слопать, дуба дашь. А коль рана воспалилась, да жар пошел — приложи отвар, да с умом приготовленный — все вытянет-вычистит сам собой… Ну-ка, повернись. Жуга выловил из котелка тряпицу, протер обе раны, наложил примочку. Узкой полосой чистой ткани Реславу обвязали грудь и спину, перебросили край через плечо. — Завтра снимешь, а пока поспишь на брюхе. Выудив еще один клок, Жуга сложил ткань вчетверо, закатал штанину и перевязал колено. Мелькнула узкая, распухшая от давности ссадина. Балаж смотрел во все глаза. — А это что ж не заживает? — спросил он. — Эту рану, — невесело усмехнулся Жуга, — так просто не залечишь. Реслав нахмурился, мучительно припоминая, где он мог видеть раньше нечто подобное, и вдруг вспомнил, как его приятель, молотобоец Микита, оступившись, угодил голой рукой на раскаленную докрасна болванку. — Ожог это, — хмуро сказал Балажу Реслав, — и сильный притом. Так, Жуга? Тот нахмурился, ничего не сказал. — Где ж тебя так прижгло? — поразился Балаж. — С огнем-то, брат, поосторожней надо… Вона, костер-то… Жуга вскинул голову. На лице его заходили желваки. Вытянув длинную руку, он взял свой посох, концом его разворошил полупогасший костер. Тлеющие красными точками, угли рассыпались узкой дорожкой. Реслав никак не мог взять в толк, что тот собирается делать. — Осторожней, говоришь? — с непонятной злостью сказал Жуга. — Я тебе покажу сейчас, что такое огонь… И прежде чем кто-то успел его остановить, ступил босой ногой на угли. Балаж ахнул, метнулся было к нему, но Жуга уже шел по алой дорожке неспешным шагом. Похрустывали под ногами угольки, мигали, вспыхивали, синими язычками лизали растрепавшиеся бахромой штанины. Жуга дошел до конца, вернулся и сошел на траву. Балаж и Реслав переглянулись. — Может, хватит расспросов? — язвительно произнес Жуга, вытер ноги рукою, улегся и потянул на себя одеяло. — Давайте спать. Поздно уже. Балаж молчал, потрясенный. — А ты говоришь — костер… — сказал ему Реслав, и тоже залез под одеяло. Под шелест листвы все трое вскоре погрузились в сон. * * * Реслав проснулся, как от толчка, среди ночи. Сел, поежился от сырого холодка, огляделся. Ночь выдалась ясной. Над головой черным куполом висело звездное летнее небо. Луна была ущербной. По правую руку мирно сопел во сне Балаж. Слева лежало лишь скомканное одеяло. Жуга исчез. Реслав посидел некоторое время, глядя в темноту и гадая, что могло его разбудить. Уж во всяком случае, не Жуга — тот двигался тише мыши. Внезапно Реслав осознал, что в ночи раздается какой-то тихий, неясный звук. Он прислушался. Где-то далеко, тонко и печально пела свирель. Реслав осторожно выбрался из-под одеяла, отполз в сторону. Балаж заворочался, но не проснулся, лишь закутался поплотнее. Реслав встал. Вчерашняя повязка присохла к спине, раны под ней зудели и чесались. Реслав повел плечами — терпимо… Углубился в лес.