Старик был там, где я его оставил – сидел, склонившись над книгой. – Книги! – влетел я. – Никто не пишет в книгах ничего хорошего. – Внучатый племянник. – Гариус отложил в сторону неприятный предмет. – Объясни мне эту историю со Словеном. – Не было смысла ходить вокруг да около. Я хотел, чтобы мой разум успокоился, чтобы можно было напиться в хорошей компании. – Она начинает войну… ради чего? – Гариус криво улыбнулся. – Не сторож я сестре своей. – Но ты знаешь. Он пожал плечами. – Кое-что. – Все эти гули в городе. И другие… твари. Мёртвый Король направил сюда свой взор. Почему она мчится сражаться с иностранцами за сотню миль отсюда? – А что направило сюда взор Мёртвого Короля? – спросил Гариус. Мне не хотелось говорить, что это был я, поэтому я ничего не сказал. Хотя, честно говоря, по словам Мартуса мёртвых в пределах стен города замечали уже некоторое время назад, а я вернулся только что. – Мёртвого Короля направляет Синяя Госпожа, – ответил за меня Гариус. – И почему… – Алиса говорит, что наше время выходит, и быстро. Она говорит, что проблемы в Вермильоне нужны, чтобы отвлечь её, чтобы держать её здесь. Но настоящая опасность будет, если не остановить Синюю Госпожу. Ошимское Колесо по-прежнему вращается… неясно, сколько нам ещё осталось, но если позволить Синей Госпоже толкать его и дальше, то наши последние дни утекут сквозь пальцы так быстро, что даже таким старикам, как я, придётся волноваться. – Так это действительно целая армия, настоящая война, только чтобы убить одну женщину? – Иногда это необходимо… *** Я не знал, зачем пришёл в покои своего отца. Предлогом было желание узнать больше про войну, которую вела его мать, но Красная Королева скорее поделилась бы планами с придворным шутом, если бы он у неё был, чем с Реймондом Кендетом. Я постучался в его спальню, и дверь открыла служанка. Я не обратил внимания, какая именно. Мой взгляд приковала фигура в постели: отец лежал, скрючившись, во мраке, и видно его было лишь в редких местах, где дневной свет проникал через щели в шторах. Служанка ушла и закрыла за собой дверь. Я стоял, снова чувствуя себя ребёнком, не находя слов. Здесь пахло кислым вином, плесенью, болезнью и горем. – Отец. Он поднял голову. Выглядел он старым. Лысеющий, седеющий, кожа да кости и нездоровый блеск в глазах. – Сын мой. Кардинал всех называл "сын мой". Мне на память пришли сотни скучных проповедей – и все те случаи, когда мне нужен был отец, а не духовник; всё то время со дня смерти матери, когда мне нужен был человек, которого она видела в нём – поскольку, хоть брак и был по расчёту, но она была не из тех, кто отдастся мужчине, к которому не чувствует уважения или признательности. – Сын мой? – неразборчиво повторил он. Снова пьян. Я забыл причину, по которой пришёл, и развернулся, чтобы уйти. – Ялан. Я повернулся обратно. – Так ты узнал меня. Он улыбнулся – слабой улыбкой, почти гримасой. – Узнал. Но ты изменился, мальчик. Вырос. Сначала я думал, это твой брат… только не понял, какой. В тебе есть что-то от обоих. – Что ж, если ты хочешь просто оскорблять меня… – На самом деле я знал, что это комплимент, во всяком случае, по части Дарина. А может и по части Мартуса. Мартус, по крайней мере, храбрый. – Мы… – Он закашлялся и сжал себе грудь. – Я был плохим… – Отцом? – Я собирался сказать "кардиналом". Но и отцом тоже плохим. Мне нет оправданий, Ялан. Это было предательством твоей матери. Моя слабость… Мир несётся так быстро, а лёгкие пути так… легки. – Он поник. – Ты пьян. – Хотя мне ли обвинять в этом кого угодно. Мы никогда вот так не разговаривали. Он очень пьян. – Тебе надо поспать. – Мне не хотелось слушать его тошнотворные извинения, которые забываются на следующий день. Я не мог смотреть на него без отвращения – хотя, кто знает, возможно, в какой-то мере это был просто страх, что я смотрю в зеркало и вижу старого себя. Я хотел… хотел, чтобы всё было по-другому… сейчас, из-за смерти матери, я видел его с другой стороны. Это всё из-за Снорри – он показал мне, как смерть жены может подкосить даже самого сильного человека. Хотел бы я, чтобы он мне этого не показывал – намного легче ненавидеть отца, считая, что он просто меня расстраивает. – Нам надо… поговорить как-нибудь… – снова кашель. – И заняться тем, чем должны. Моя мать… ну, ты её знаешь, она всегда не очень-то хорошо справлялась… с такими делами. А я всегда говорил, что справлюсь лучше. Но когда Ниа умерла… – Ты пьян, – сказал я, и понял, что у меня перехватило горло. Я направился к двери и открыл её. Почему-то я не мог просто уйти – слова не желали уходить вместе со мной, я должен был оставить их в комнате. – Когда тебе станет лучше. Тогда и поговорим. Напьёмся вместе, как полагается. Кардинал и сын. Спустя два дня Красная Королева вела армию Юга из Вермильона – десять тысяч солдат маршировали шеренгами по широким проспектам Пьятцо к воротам Победы. Бабушка сидела верхом на громадном рыжем жеребце, в готических доспехах, покрытых алой эмалью, словно её только что окунули в кровь. Я видел, как Красная Королева получила своё имя, и не сомневался, что вскоре она наденет более практичные доспехи и будет готова лично оросить их настоящей кровью, если придётся. Она не обращала внимания на толпу, уставившись вперёд, в грядущие дни. Её волосы цвета ржавчины и железа были зачёсаны назад под золотым обручем. Сложно придумать более устрашающую старуху – а я их повидал немало. Позади королевы ехали остатки нашей некогда славной кавалерии, оставляя за собой внушительные объёмы навоза, по которому потом придётся пробираться пехоте. Как говорится, лиха беда начало. Я стоял около Мартуса, а с другой стороны от меня стоял Дарин, вернувшийся из своего любовного гнёздышка в деревне. Он привёз с собой в Римский зал Мишу, похоже, с ребёнком, хотя я видел лишь висевшую на серебряных цепях корзину, украшенную ленточками. Дарин всё грозился представить меня моей племяннице, но мне пока удавалось избежать встречи. Я не расположен к детям. Они так и норовят сблевануть на меня, а если у них это не получается, то изливаются с другого конца. – Ура… парад… – Осеннее солнце било по нам, пока мы стояли, кричали и махали руками на королевской трибуне. Толпу зевак снабдили яркими флагами с цветами Юга, и многие махали штандартами Красной Марки, разделёнными по диагонали – сверху красный, в честь крови, пролитой во время марша, а снизу чёрный, как сердца наших врагов. Мартус стонал о состоянии кавалерии, и о том, что его оставили здесь. Дарин заметил, что зима в Словене бывает премерзкой, и надеялся, что войска экипированы должным образом. – Болван, они вернутся через месяц. – Мартус презрительно взглянул на нас обоих, словно это я должен был что-то ответить Дарину. – Судя по опыту, армии часто застревают, какой бы сухой ни была погода, – сказал Дарин. – По опыту? И что же у тебя за опыт, братец? – насмешливо спросил Мартус. – История, – сказал Дарин. – Её можно найти в книгах. – Ба, история учит нас лишь тому, что мы ничему не учимся из истории. Я перестал следить за их спором и смотрел, как марширует пехота, с копьями на плечах, со щитами в руках. Какими бы опытными они ни были, лишь немногие из них выглядели старше Мартуса, а некоторые казались моложе меня. Десять тысяч человек – это небольшая сила, и с ней не получится бросить вызов мощи Словена, хотя, честно говоря, хорошо обученная и снаряжённая регулярная армия Юга может обратить в бегство впятеро большее число крестьян. С учётом цели бабушки, десять тысяч было достаточно. Достаточно, чтобы ударить, чтобы охранять нужное место, и чтобы с боем прорваться до защищённых границ, когда Синяя Госпожа будет повержена. Я пожелал им поразвлечься. Моя же основная задача оставалась неизменной. Стремление к отдыху – тоже по определению стремление, пусть и не самое благородное. Я хотел расслабиться в Вермильоне, насладиться своей новообретённой финансовой независимостью, свободой от угроз Мэреса Аллуса и от всех этих утомительных долгов. – Принц Ялан. – Один из элитных гвардейцев бабушки стоял возле меня и раздражающе блестел. – Вашего присутствия требует стюард. – Стюард? – Я оглянулся на Мартуса и Дарина, которые преувеличенно пожали плечами, словно не меньше меня интересовались, кто это. Стражник ответил, указав в сторону ворот Победы и подняв палец. Там, на стене, прямо над воротами, виднелся богато украшенный занавешенный паланкин. Брусья по обе стороны держали две команды по четыре человека, по бокам от которых стояли гвардейцы. Личные гвардейцы бабушки. – Кто… Но стражник уже удалялся. Я сдержал любопытство и поспешил за ним следом. Мы прошли за толпой к одной из лестниц, ведущей вверх по внутренней стороне крепостной стены. Взобравшись к парапету, мы пошли к паланкину, где меня проводили по опасно узкой дорожке, не занятой коробкой стюарда. Не ожидая приглашения, я поднял занавеску, сунулся внутрь, низко пригнувшись, чтобы не удариться головой, и протиснулся на сидение напротив. Гариус сидеть не мог, поэтому лежал на холме подушек. – Какого чёрта? Бабушка назначила тебя регентом? Он сморщился в улыбке. – А ты, племянник, думаешь, что я не подхожу на эту роль? – Нет, ну, в смысле, конечно подходишь… – Какой убедительный вотум доверия! – усмехнулся он. – Похоже, она "украла мой трон", так что я возвращаю его себе на несколько месяцев. – Ну, я никогда не говорил… Ну, может и говорил, но не имел в виду… то есть имел… – В этой маленькой коробке было невыносимо жарко, пот лил с меня ручьями, и я даже забеспокоился, что пересохну и умру. – Это был твой трон. – Это измена, Ялан. Держи эти слова за зубами. – Гариус снова улыбнулся. – Это правда, я первым увидел свет, хоть мы и были соединены с моей сестрой. Но я давным-давно смирился с новым порядком вещей. Уверяю тебя, когда я был мальчишкой, это ранило. Мы мечтаем о великих делах, и тяжело избавиться от этих мечтаний. Я хотел, чтобы мой отец гордился, если бы мог видеть что-то кроме… – Он поднял скрюченную руку. – Этого. – Он поморщился и опустил руку. – Но моя младшая сестра стала великой королевой. Её имя останется в истории. В наши дни она была как раз тем, кто нужен нашей стране. В мирное время король-торговец был бы лучше – но мира нам не дано. – Он дёрнул занавеску и приоткрыл окно. Внизу шеренга за шеренгой шла военная гордость Красной Марки – блестящая, славная, и над ними на ветру развевались знамёна. – Что подводит меня к причине моего приглашения. – Он протянул руку к корзине, что-то там нашарил и тут же уронил на пол. Я наклонился, чтобы поднять это. – Послание? – Я поднял инкрустированный серебром чёрный тубус для свитка, запечатанный королевской печатью. – Послание. – Гариус склонил голову. – Ты маршал Вермильона. – Ну уж нахуй! – Я в свою очередь выронил тубус, словно он был горячим. – … Господин стюард. – Правильным обращением к стюарду благородного происхождения будет "ваше высочество"… если бы мы разговаривали формально, Ялан.