– Хорошо, что я тебя не послушал! – Он поднял защитную маску, чтобы рыкнуть эффектнее. – У нас дюжина, если не больше, нападений по обоим берегам. Надо растоптать этих тварей, пока они не закрепились. Эти мертвяки как чума. Один делает другого и так далее… – Я маршал, блядь, и ты будешь подчиняться моим приказам! – Я чувствовал себя немного глупо, крича на него, пока он сидел на спине жеребца, но я не собирался передавать ему командование, даже если публикой были всего лишь пехотинцы-простолюдины. Сзади верхом ехал капитан Ренпроу, ведя Убийцу на поводу. Наконец его догнал и Дарин, и с ним много людей – побитых, покрытых кровью, но в основном невредимых. – Мартус, ты будешь выполнять мои приказы, – сказал я, уже не крича, но достаточно громко, чтобы услышал каждый. – Или прикажу тебя повесить. – Виселица это вряд ли. – Дарин выехал между мной и Мартусом, не дав брату ответить. – С другой стороны, неделя в подземелье… – Он многозначительно посмотрел на Мартуса, потом взглянул мимо него и нахмурился. – А это что? – Красный дым. – Я проследил за его взглядом. – Чёрт. Стены. – Красный дым был моей гордостью. Теперь в каждой башне на стене имелся запас из дюжины бумажных пакетов с огненным порошком, которые, загоревшись, давали обильный красный дым. По идее таким образом можно было быстро просигнализировать о любом критическом положении через весь Вермильон – быстрее гонцов, и дальше, чем в городской какофонии разносится звук колокола. И приятное дополнение: редкие соли, использовавшиеся в производстве огненного порошка, стоили дорого и добывались в Крптипских копях, что вело к отличной прибыли, попадавшей прямиком в мой карман. Правда, прямо сейчас, видя семихвостое облако красного дыма, поднимавшегося от башен восточного квартала, я бы с радостью отказался от любого дохода, который получался из необходимости восстанавливать запасы огненного порошка. – В твоих словах нет смысла… маршал. – Мартус посмотрел на дым над головами его войск. – У нас половина городской стражи и две тысячи солдат преследуют пару сотен мертвецов вдоль берегов. А тем временем семь капитанов башен увидели нечто настолько пугающее, что это заставило их зажечь сигнал чрезвычайного положения… – Все башни были высотой в шестьдесят футов, зубчатые, как крепости, с гарнизоном на двадцать пять человек и местом на сотню. Я и впрямь не знал, что могло заставить семь из них одновременно звать на помощь. – Это не нападения, это отвлекающий маневр! ТРИНАДЦАТЬ – Дай-то Бог, что бабушка назначила тебя маршалом по веской причине. – Дарин присоединился ко мне в левой башне из двух у Аппанских ворот. В его голосе слышался благоговейный страх. – Большинство наших кузенов считает, что это была шутка. – Большинство? – Остальные думают, что это наказание. Мы смотрели на пригород – продолжение Вермильона тянулось на пару миль от стен, а вдоль Аппанской дороги ещё дальше, словно отчаянно желая выжать ещё немного монет из путешественника, который по своей глупости решил уехать. На пространстве перед воротами толпились мертвецы – мужчины, женщины, дети – серые облезающие трупы в грязных остатках погребальной одежды и свежие мертвецы, всё ещё алые от убийства. На улочках между домами плотно набилась молчаливая толпа, тянувшаяся от стен вдоль главной дороги. Даже в шести футах над землёй и под лёгким ветерком вонь казалась невероятной, от неё перехватывало горло и щипало глаза. На стене тут и там виднелись следы разбрызганных трапез. Такое случается, когда впервые увидишь и почуешь ходячего мертвеца, который собирается то же сотворить и с тобой. – Я отдал приказ не стрелять из луков, – сказал я Ренпроу, на котором всё ещё высыхала кровь после нашей поспешной скачки с моста. У многих мертвецов у Аппанских ворот в руках или в груди торчали по две, три, а то и по пять стрел, у одной старухи стрела торчала из глаза. – Это напрасная трата стрел. – Я снова отошлю этот приказ, маршал. Людям сложно не стрелять, когда враг напирает на их позиции. Я взмахом отослал Ренпроу. Вершину башни заполнили солдаты из стражи стены, в основном люди зрелого возраста, многие с брюшком и сединой в волосах, которые думали, что мирно дослужат оставшиеся им годы на стенах столицы. Основная обязанность стражи на стенах – высматривать пожары. Кроме этого они в основном являлись мобильным резервом городской стражи, и волнение испытывали, только когда их вызывали спуститься в город поддержать своих малочисленных братьев в красных мундирах. – Шевелись! – За моей спиной Мартус проталкивался через стражников, крича на всякого, кто не убирался достаточно быстро. – С дороги! Я чёртов принц. Да я вас… Господи Боже… – Мартус замер на полуслове, оглядывая в заходящем солнце орду мертвецов. – Господи Боже. – Он побледнел. – Никогда не видел ничего… подобного. – Я видел. – Я наклонился вперёд, опираясь на стену. – Я видел и хуже. – И в этот миг я понял, что хотя страх прошибал меня от головы до пят, но это не был ослабляющий ужас, знакомый мне по множеству других случаев. И я подумал, что может и знаю, почему бабушка выбрала меня. – Я видел Ад. – Я возвысил голос. – Я видел Ад, и это не он. Мы люди Красной Королевы, и позади нас Вермильон. Кучка хромающих трупов не заберёт его у нас! В ответ на это все вокруг закричали, застав меня врасплох. Честно говоря, начал это Ренпроу, но люди вокруг меня потеряли самообладание, и несколько отважных слов от напуганного человека в некоторой степени им его вернули. – Как, Бога-то ради, смогла… – Мартус снова таращился на толпу, – армия из трёх тысяч мертвяков добраться до наших стен, и никто не поднял тревоги? Дарин почесал щетину на подбородке. – Их же учуешь за милю! Ял, неужели ты вообще не посылал разведчиков? Я смотрел между братьями. Некоторые называли их близнецами, хотя у Мартуса телосложение было покрепче, а у Дарина более острые черты. Никто не звал нас тройняшками, хотя по правде говоря, если бы я был на пару дюймов выше, то при плохом освещении нас можно было бы спутать. Сколько бы я ни заявлял, что они мне не нравятся, на самом деле приятно было чувствовать, что за плечами есть кто-то из семьи – что со мной на башне есть люди, которые искренне не ожидают от меня решения всех их проблем, или хотя бы их понимания. – Я отправил больше сотни человек в дальние патрули, и ни одна армия не пробралась бы через Красную Марку так, чтобы ни весточки не дошло из городов и деревень. Эта… – Я указал на врага, – была создана здесь. Большую часть из них, наверное, убили в их домах за последние несколько часов, пока мы охотились на гулей у реки. – Я подумал, сколько некромантов должно быть на тех улочках или в укрытых листвой сквериках, сколько ходит среди моих людей, недавно убитых и сложенных рядами на мостовую, бок о бок, целыми семьями. – Что будем делать? – спросил Дарин. Тот старый Дарин, которого я знал, уже рассказывал бы мне, что мы должны сделать, излагая всё с самодовольной любезностью. Прищурившись, я взглянул на него, недоумевая, чем это он заболел, а потом вспомнил семь фунтов новенькой розовой плоти, появившейся так недавно. Несколько дней назад Миша положила ребёнка мне на руки, когда они с Дарином наконец-то выловили меня в Римском зале. Крошечное существо. – Мы назвали её Ниа, – сказала Миша. А я смотрел на ребёнка, названного в честь моей матери, и понимал, что у меня щиплет глаза. – Лучше заберите у меня это маленькое чудовище, пока она не обмочила мне рубашку, – сказал я и сунул племянницу обратно матери, но было уже слишком поздно. Старая магия, которой так хорошо владеют младенцы, уже проникла мне под кожу, отравляя меня быстрее, чем моча или рвота, или любые другие выделения, которыми новорождённые так рады поделиться. Пусть даже я вечно уклонялся бы от всех возложенных на меня обязанностей – это не принесло бы мне опыта в том, каким образом соскочить с этой, как и с прочих. Насколько же хуже быть отцом? Дарин взял Нию и поднял вверх. – Если моя дочь хочет испачкать павлиньи перья своего дяди, то это просто признак хорошего вкуса. – Но он не обиделся. Он видел, как что-то накрыло меня в тот миг, когда я держал её, как ни пытался это скрыть, – и дал мне знать об этом крайне раздражающей улыбкой. – Маршал, какие будут приказы? – Спросил капитан Ренпроу, вернув меня к ужасам высокой башни и армии Мёртвого Короля. – Приказы? – Я снова посмотрел на мертвецов. – Не похоже, что они сильно угрожают городу. Ни осадных машин, ни верёвок, ни луков. Они хотят, чтобы мы померли со скуки? – В этом было мало смысла. Я слышал тихие крики, которые ветер приносил из пригорода. – Там моя жена. – Проговорил мужчина из стражи стены в угольно-сером мундире. Он указал в сторону небольшого холма, на вершине которого стояла церковь, а вокруг волнами расходились дома. На его лице заходили желваки. – Мои сыновья и их дети живут у Пендрастовой дороги. – Он махнул рукой в другую сторону, где над гонтовыми крышами поднимался дым. – А там… – Прикуси язык, солдат! – Дюжий краснолицый сержант. – Маршал, по последней переписи за городскими стенами живут двадцать три тысячи человек, – Пронзительным голосом доложил Ренпроу. – Надеюсь, они убежали. – Я надеялся на это ради них и ради нас. Если орда мертвецов пополнится двадцатью тремя тысячами рекрутов, то они смогут окружить город, и мы окажемся в осаде. – Может нам… – Дарин не закончил предложение, он знал, что ответ будет "нет". Мы не сможем выйти туда. – У нас не хватит людей. Позади нас группа людей устанавливала на позиции скорпион – тяжеленное устройство из железа, дерева и верёвок, способное отправить тяжёлое копьё на четыре сотни ярдов. С близкого расстояния из него можно было пробить копьём парадную дверь дома, проткнуть насквозь трёх человек за ней и выбить заднюю дверь. – Мы не можем стоять здесь целый день и смотреть на них, – сказал я. – У нас на улицах мертвецы и болотные гули. Нужно раздавить их, да поскорее. Три из четырёх капитанов городской стражи поднялись на переполненную вершину башни и теперь, по моему жесту, подошли к нам. Их командующий, лорд Олленсон, должен был наблюдать за операцией на реке – если не хотел присутствовать на публичном отсечении своей головы поутру – но из-за тревоги на стене капитаны Данака, Фолерни и Фредрико оказались возле меня. – Данака, вы с тремя отрядами отправляйтесь в северный дозор. – Две башни, обращённые к Селину в том месте, где он входит в город, стояли основаниями в воде, замыкая стену. – Фредрико, три отряда к южному дозору. – Укрепления у выхода реки вызывали меньше опасений. Любой лодке, которая попыталась бы войти в Вермильон с той стороны, пришлось бы бороться с течением, а значит быть медленной и неповоротливой. Я повернулся к жилистому и злобному Фолерни. Его лоб над левым молочно-белым глазом и щёку под ним пересекал длинный шрам. Его вид напомнил мне о Молчаливой Сестре, и я помедлил. Прежде, чем я подыскал слова, жуткий вой перечеркнул всё, что я мог бы сказать. От такого звука и статуи бы сбежали прочь. Я медленно повернулся в сторону стен, хотя звук лишил меня мужества, и смотреть мне совершенно не хотелось. Я пристально смотрел на суматоху позади мертвецов, толпившихся у Аппанских ворот. В нескольких сотнях ярдов по главной дороге среди бредущих сторону стен трупов произошли изменения. Как будто по их рядам прошла волна. Они вскидывали головы, становились дико встревоженными и широко разевали рты, издавая тот жуткий вой. Наверное, кричать могут только свежеубитые, но судя по звукам, вой шёл из разрушенных лёгких, давным-давно не использовавшихся – голос могил, словно громко заговорила сама смерть. Угрожающий, изменчивый вопль обещал самую страшную боль. Везде, где случалось это изменение, мертвецы двигались быстрее, с дикой энергией, карабкались по зданиям, срывали крыши, искали всех, кто мог остаться внутри, стучались в двери или мчались в нашу сторону с таким энтузиазмом, что наши городские стены уже внезапно перестали успокаивать. Я услышал, как позади заскрипели луки. – Не стрелять. Волна "пробуждений" равномерно двигалась в сторону ворот, плотная кучка ускорившихся мертвецов хлынула вперёд. Но я заметил кое-что. До ада мои глаза были бы слишком поражены ужасом этого зрелища, чтобы отмечать детали, но время, проведённое там, изменило меня. Я заметил, что в конце волны мёртвые снова начинают медленно волочить ноги, и снова больше похожи на лунатиков, чем на росомах. – Они разворачиваются! – Заорал Мартус, перекрикивая смертный клич. Сначала казалось, что он прав, но не мертвецы разворачивались, а только эффект. Площадь, на которой мёртвые ускорились, сместилась влево на сотню ярдов от ворот. Те, кто вопили, требуя нашей крови, теперь затихли, и снова стали угрюмыми, а другие мертвецы, их жёны и дети, внезапно подхватили крик слева от Аппанской дороги. – Это словно… – Сказал я сам себе. Это было, как будто их охватил жуткий жар, сделавший их свирепыми, и тварь, излучавшая этот жар… двигалась. Я попытался смотреть туда, где располагался центр эффекта… и увидел это – движущуюся точку, в которой мир словно свернулся вокруг себя, скрывая то, что глаз не должен видеть. – Там! – Я закричал громче, указывая в ту сторону. – Там! Видите? – Что? – Мартус протолкнулся ко мне на стену. – Там… что-то. – Дарин щурился с другой стороны от меня. – Что-то… неправильное. – Я ни черта не вижу! Где? – Мартус прикрыл глаза от последних лучей солнца. Я смотрел, отслеживая эту точку, теряя её среди домов, и снова замечая. Пространство, где свет словно сложился. Слепое пятно. А потом, всего лишь на миг, я и впрямь увидел. Быть может заходящее солнце дало мне след того тёмного зрения, которое давала Аслауг, а может Ад натренировал мой глаз видеть то, что человек не должен видеть. Мимолётное движение, невероятно тонкое тело, нервно-белое, одетое в движущийся серый саван – может, сделанный из душ – призраки людей окутывали нежить, словно платье. – Чёрт. – Что? Что там? – Дарин всё всматривался. – Нежить, – сказал я. Нежить – паразиты, которых Эдрис и такие, как он, сажали на нерождённых детей, которых они убили. Именно такая тварь держала мою сестру и хотела лишь носить её плоть в мире живых. Но здесь была обнажённая нежить, заброшенная в мир через Бог знает какую щель, и вряд ли менее опасная, чем та, что я видел в Аду. – Что оно делает? – спросил Мартус. Нежить двинулась прочь, и вопли стали затихать. – Охотится, – сказал я, и почувствовал на себе взгляд бабушки – так же верно, как если бы стоял перед троном – эти глаза, твёрже твёрдого, без тени компромисса. Я вспомнил, как открыл, наконец, тубус, который дал мне Гариус, как увидел печать Красной Королевы, сломал её и увидел слова, написанные её рукой. Маршал Вермильона. И приписку: "Ты сказал, что видел оборону Амерота. Молись, что ты усвоил тот урок, и ещё сильнее молись о том, чтобы тебе никогда не пришлось демонстрировать то, что усвоил". За моей спиной стояла сотня человек, а за ними город, которым я должен управлять, который должен защищать. Во всех моих приключениях по всей Разрушенной Империи мне никогда так не хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, как в этот миг. Я посмотрел на уже скрывшиеся в тени крыши домов, на пылающее небо, кипевшее красным над почившим солнцем. – Сжечь всё. Вой был уже почти не слышен, мертвецы под нами стояли тихо. Никто не говорил. Я слышал развевающиеся флаги, шёпот ветра, и где-то далеко за стенами выкрикивал уличный торговец. Я повернулся и пошёл в сторону скорпиона. Люди расходились передо мной. – Сжечь всё. – Я хлопнул рукой по тяжёлому копью, заряженному в машину. – Тряпки и масло. Стреляйте по крышам. Передайте приказ во все башни. Мартус развернул меня. – Это безумие! Чёрт возьми, да что с тобой такое? – Мы не можем оборонять внешний город. К утру все они будут мертвы и присоединятся к армии перед нашими воротами.