Сгущавшийся мрак всё сильнее давил, и казалось, полнился теми опасностями, о которых я в последнее время стал уже забывать. Мне на ум пришёл непрошенный образ Дарина – мой брат, лежащий у Аппанских ворот… а мгновением позже я увидел руку своей нерождённой сестры, ищущую выход наружу. Я упокоил Дарина своим мечом, но спустя несколько часов сестра отыскала нужные ей ворота, и прогрызла путь в этот мир через всё ещё тёплый труп Мартуса. Где она сейчас? Создание Ада, всё ещё влажная от фальшивых родов и жаждущая забрать мою жизнь? – Ял? – Ладонь на моём плече. Рука Кары. Я вздрогнул и чуть не бросился на неё. – Что? – сказал я слишком резко. – Кто-то едет сюда, – сказала она. Раздался стук копыт, и мы отъехали влево. Судя по грохоту, кто-то сильно гнал лошадь. Из мрака и дождя показался человек и чуть не скрылся из вида снова, но остановил недовольно заржавшую лошадь и направил назад. – Мимо вас проезжал кардинальский эскорт? – Он откинул капюшон. Чёрные волосы прилипли к его лбу, лицо оказалось очень сухопарым, зубы стиснуты от истощения или страха. – Нет, – сказал я. – А что за кардинал? И что он делает в этой глуши? – Мужчина проигнорировал меня, натянул капюшон и повернул лошадь обратно на дорогу. Возможно, его оскорбила "эта глушь". Я всё время забываю, что люди не из Красной Марки нередко считают свою страну центром империи. – Кардинал какого города? – крикнул я. – Геммалунга, – его крик через плечо был почти не слышен из-за дождя и грохота копыт. – Какая разница, как его зовут? – спросил Хеннан. – Её, – сказал я. В голову начала протискиваться идея – такая большая, что пока внутрь пролез лишь её краешек. – Геммалунг – это второй по величине город Чарланда. – По правде говоря, я не смог бы вспомнить первый, или любой другой, или хоть что-то об этом королевстве – но знал, что Геммалунг это город. Потому что знал тамошнюю кардинальшу. – И как её зовут? – Снорри наклонился, чтобы услышать ответ, проводя рукой по короткой чёрной бороде, словно хотел выжать из неё дождь. – Гертруда. – Я помнил её как коренастую женщину лет пятидесяти, с тонкими губами, глубоко посаженными глазами и седеющими локонами. Она не раз навещала отца в Римском Зале. – Я поеду вперёд и заново представлюсь милой кардинальше. – Зачем? – Кара выглядела такой же грязной, как её лошадь, и у обеих с носа падали капли дождя. – Мы могли бы найти гостиницу. Взять кров на ночь. Скорее всего, к завтрашнему дню их уже не будет на нашем пути. – У неё есть то, что мне нужно. Снорри может рассказать тебе, что именно. – Не могу, – отозвался он. – Нам говорили об этом в Хель… – Я выжидающе склонил голову, и, заметив, что Снорри всё ещё выглядит озадаченно, а моё ухо наполняется холодной водой, я покрутил рукой: – Тёмная душа, заслуженно прибитая гвоздями к одному очень большому дереву… – Марко? – Снорри недовольно махнул рукой. – Не верь ни единому его слову! – Он повернулся к Каре. – Ял думает, что кардинальская печать отделит его сестру от нежити, которая вытащила её из Хель. – Печать отделит! – Я был в этом уверен. – Мёртвые не могут лгать. – В этом я был уверен куда меньше. – Так ведь? – В любом случае это чушь. – Снорри ударил лошадь, и та пошла. – Если кардинальская печать настолько священна, то как ты получишь её у кардинала Гертруды? – Украду. – Я глянул в сторону Хеннана. – Я богобоязненный, как и любой принц, и безупречно честный, но отчаянные времена… – Ты украл ключ Локи у Кары, – сказал парень. – А, ну… он же с самого начала был моим. В любом случае, не наводи тень на плетень. Я возьму её. – "Возьмёшь"? – Снорри приподнял бровь. Я много часов провёл, пытаясь научиться поднимать одну бровь, но мне этот талант оказался недоступен. Возможно, это какое-то врождённое свойство северян. – Как? – спросила Кара. – В твоих словах нет смысла. – Посткоитально. – На мокрой лошади под дождём, это звучало не очень-то аппетитно. И воспоминания о прошлом разе мой аппетит тоже не возбудили. – Ты спал с кардинальшей? – Снорри наклонился, удивление и восхищение боролись за контроль над его лицом. – Ну, технически никакого сна там не было. – Я старался говорить безразличным тоном. Не уверен, что у меня получилось. – Но да, мы познали друг друга в библейском смысле. – А разве ваши кардиналы не… старые? – Спросил Хеннан. – А давно это было? – Спросила Кара. Я понукнул Убийцу идти быстрее, пытаясь избавиться от любопытных норсийцев, прижимавшихся ко мне со всех сторон. – Очень давно. – Сколько? – Догнал меня Снорри. – Не так давно тебе было двенадцать. Тебе же не двенадцать тогда было? – Конечно нет. Я был намного старше. – Он лжёт. – Сказала Кара слева. – Немного старше. – Я слышал, как Снорри хихикает под дождём. – Если хотите знать, Гертруда была моей первой. Она была очень нежной… – Смех с обеих сторон прервал меня. – Будьте прокляты, язычники! – Я пришпорил Убийцу, пустив его в лёгкий галоп. – Я вернусь с печатью к утру. А если стражники заметят, что вы ошиваетесь вокруг, то порекомендую им сжечь вас, как ведьм. Я пустил Убийцу во весь опор. Из-за дождя и мрака видно было ярдов на тридцать, но дорога была на удивление прямой, и местные содержали её в хорошем состоянии – в основном грунтовая, но в некоторых местах мощёная. Есть в лошади, скачущей галопом, что-то такое, от чего я никогда не устану. Это такой союз, который даёт возможность контролировать силу, намного превышающую твою… хотя "контроль" здесь слишком сильное слово (если бы тут был контроль, то значительная часть удовольствия ушла бы), скорее ты проводник, канал. Думаю, это настолько близко к пониманию магии, насколько для меня возможно. Спустя десять минут, промокший до костей, но румяный и разгорячённый от скачки, я знал, что уже, наверное, нагоняю кардинала. Я замедлил коня, не желая внезапно выскочить на них и случайно напороться на алебарду прежде, чем смогу объявить свои намерения… или свою ложь, поскольку, объявление о моих настоящих намерениях, скорее всего, приведёт к тому, что алебардой меня проткнут целенаправленно. Я чуть не проехал мимо лошади, стоящей за обочиной под проливным дождём. Одинокая тёмная лошадь, опустившая голову, возле маленькой рощицы неподалёку от дороги. У меня всегда было чутьё на лошадей, и эта выглядела знакомо. Оглядевшись, я заметил пятно среди гравия, которое выглядело темнее прочих… возможно, это было пятно крови. Я подъехал ближе к лошади. Та сразу ускакала, но я разглядел достаточно, и был теперь почти уверен, что это лошадь гонца, который проезжал мимо нас. – Ассасин? – Громко проговорил я, хотя вокруг никого не было, и дождь всё равно заглушал слова. Я озадаченно вернул Убийцу на дорогу и дальше поехал медленнее. Вскоре я догнал смутно видимый из-за дождя арьергард колонны, алебарды на плечах покачивались в ритм шагов. – Путешественник, еду мимо! – Я подумал, что лучше сохранять анонимность как можно дольше. Сначала никто не подавал виду, что услышал меня. – Путешественник, еду мимо! – Крикнул я снова, и они все как один остановились. Ни одна голова не повернулась в мою сторону, и колонна арьергарда – всего около двух дюжин человек – разом отошла на обочину. – Еду мимо… – Я провёл Убийцу мимо их рядов – восемь шеренг по три человека, и никто даже не глянул на меня, когда я с ними поравнялся. У всех были непроницаемые лица, какие часто принимают домашние охранники, создавая для тех, кого они охраняют, иллюзию уединения. Паланкин был довольно большим, в него могло влезть человек шесть, если бы они прижались друг к другу бок о бок. На каждом углу прямоугольной крыши висели лампы, но ни одна не горела. Кардинал Гертруда путешествовала бы с личным секретарём, помощником и как минимум парой священников. Будем надеяться, места для инквизиции не нашлось. – Хочу выразить своё почтение кардиналу… – Сказал я достаточно громко, чтобы меня расслышали за грохотом дождя по просмолённой чёрной крыше закрытого паланкина. По-хорошему сейчас должен был показаться капитан её стражи и потребовать мои верительные грамоты. Но вместо этого вся колонна просто стояла, игнорируя меня. – Вот что, послушайте… – Бахвальство покинуло меня, когда ни одного лица так и не повернулось на мой голос. Ледяная вода растекалась по моей спине вместе с уверенностью, что здесь что-то сильно не так. Я развернул Убийцу на месте – этому необычному движению жеребец был отлично обучен. Плотно прижав ноги к его бокам, я чувствовал нервные подёргивания его мышц – конь был напуган, и с учётом того, что имя получил он из-за своей обычной реакции на угрозу… я от этого тоже испугался. Я посмотрел на чёрную блестящую дверь паланкина, украшенную папским гербом – капли воды покрывали корону и косу Геммалунга. Носильщики стояли неподвижно, опустив головы вниз, с них капала вода, и внезапно мне уже совершенно не хотелось открывать эту дверь. Я смотрел, и мне казалось, что вода, стекавшая с двери, выглядела темнее, чем ей полагалось, словно она была грязной. – Я… хм… забыл кое-что. – Я ударил Убийцу пятками по рёбрам. – Прошу прощения, моя ошибка. Дверь паланкина начала открываться – медленно, словно это ветер дунул и начал распахивать её настежь. Что-то холодное и неземное погрузило в мою грудь свои пальцы, просунув их сквозь рёбра, и плотно сжало. Порыв ветра резко распахнул дверь, хлопнув ею об стену паланкина. Последний свет дня не мог пробить тьму внутри, открыв лишь одно: белую эмалевую маску, какие богачи носят на маскарадах. Глаза за маской не были видны, но всё равно их взгляд резал, как разбитое стекло. Маска из Вермильонской оперы! Я ударил пятками в бока Убийцы, и тот сорвался с места, как болт, пущенный из арбалета. Нерождённый принц с такой яростью выбрался из кардинальского паланкина, что щепки просвистели мимо моего уха, когда я уже мчался галопом. Он понёсся за нами, словно сильный ветер, прорывающийся по лесу. Вслед за нами по дороге разносился звук, словно рвалось что-то влажное. Когда мы прогрохотали мимо алебардщиков, те развернулись, пытаясь пустить в ход своё оружие, но оказались слишком медленными и удивительно нескоординированными – даже для церемониальных стражников. Мне пришлось низко пригнуться, чтобы избежать двух последних алебард, а потом мы были свободны – я и Убийца, против тьмы и дождя. Оглядываться назад редко целесообразно, особенно на полном скаку прочь от опасности. А что ты сделаешь – помчишься ещё быстрее? Жене Лота это не помогло, и, хоть я и мало чему научился из Библии, но уж за этот урок должен был держаться. По крайней мере я держался за своего коня, пусть и едва-едва. Быть может, мой разум спасла темнота, скрыв достаточно деталей. Когда нерождённый принц, хлопая кардинальской мантией, мчался мимо стражников, каждого человека разрывало, превращая в красное месиво плоти и белых костей. Содержимое их тел изрыгалось в сторону принца, прилипало к нему, перетекало, реорганизовывалось – и таким образом шаг за шагом он рос и изменялся. – Боже мой! – Я пнул Убийцу, чтобы он ещё ускорился, но тот и так уже мчался изо всех сил. Да, может это и был самый норовистый жеребец из всех, что скакали по полям империи, но в этот миг один и тот же ужас сделал нас обоих трусами. Во что бы там не превращался нерождённый принц, одно было точно: оно не было медленным. Как бы не напрягал Убийца свои ноги, яростные, влажные, хлёсткие звуки твари не стихали вдали. На самом деле они даже усиливались, приближались, и звучали всё яростнее. Глухие удары тяжёлых ног стали заглушать грохот копыт Убийцы. С каждым бессловесным криком монстра мне на спину брызгала холодная кровь. В какой-то миг его качнувшаяся челюсть чуть не сбросила меня с седла. На дороге впереди во мраке маячили фигуры, на которых мои залитые водой глаза никак не желали сфокусироваться. – Спасите! – этот крик полностью опустошил мои лёгкие. Выбора не осталось, так что я свернул вправо, потянув поводья Убийцы, и ударом пяток заставил его прыгнуть так высоко, что он одним махом перенёс нас через ров и шестифутовую изгородь. В прыжке я мельком заметил преследователя, который уже догонял, хоть и был всё ещё на дороге – он пытался последовать за нами, но был слишком тяжёл, чтобы повторить наш поворот. Тварь, которую нерождённый построил из себя, выглядела в точности, как дракон из мифов. Огромный, кровоточащий, бескожий дракон с влажной качающейся пастью, полной зубов из рёберных костей. Последнее, что я видел, прежде чем изгородь скрыла от нас нерождённого, была окровавленная лапа с когтями из бедренной кости, скребущая мостовую в поисках точки опоры. Тварь начала разворачиваться боком к трём всадникам на своём пути, которые пытались спрыгнуть с лошадей, чтобы избежать столкновения. Мы приземлились с сильным ударом, и я едва не выбил себе передние зубы об затылок Убийцы. Инстинкты подсказывали мне мчаться дальше, нестись по прямой по полю. Здравый смысл мог лишь тихонько вскрикнуть из того уголка разума, в который он забился – но поскольку кричал он о том, что Убийца неизбежно охромеет, мчась по неровной земле в темноте на большой скорости, и тогда я останусь один дожидаться, когда меня отыщет дракон из трупов… поэтому я к нему прислушался. Я сильно потянул поводья влево и направил Убийцу в сторону дыры в ограде. Нерождённый монстр, видимо, потерял равновесие и врезался боком в лошадей. Две из них лежали на спинах на обочине, молотя ногами. Норсийцы, похоже, спрыгнули, и их не раздавило. Снорри держал Хеннана, оттаскивая его от копыт – ближайшая кобыла пыталась подняться на ноги. Третья лошадь свалилась вместе с трупным драконом, и теперь лежала, переплетясь с ним. Рядом с тварью она казалась маленькой, и так дико вопила, что от этих звуков мой мочевой пузырь опорожнился бы, если б это не случилось сотней ярдов раньше. Как только нерождённый встал на лапы, каштановая кобыла Хеннана, Сквайр, прикрепилась и стала частью монстра, а её плоть и кости втянулись и распределились по изготовленному телу. Лампа, которую вёз кто-то из всадников, валялась в луже пляшущего пламени, жутко освещавшего нерождённого. Снорри, передав Хеннана в попечение Кары, вернулся пешком на середину дороги. – Я переплыл Реку Мечей. Я точил свой топор о кости ётунов в ледяных уголках подземного мира. Я Снорри вер Снагасон, и я уже убивал таких, как ты. – Он поднял топор, и каким-то образом его лезвие блеснуло в ночи. – Этой ночью ты вернёшься в Хель. Трупный дракон встряхнулся, оборванная плоть волочилась под его мускулистым бочкообразным телом на четырёх толстых лапах. Голова, пасть которой легко могла бы заглотить человека, склонилась набок, потом в другую сторону. Переплетённые хребты в украденной плоти громко хрустнули. Изящная маска теперь лежала на лбу твари – единственное белое пятно посреди всего этого месива. Две глазницы уставились на викинга. Глаза, которые я давно видел в Вермильонской опере, смотрели из углублений – я их не видел, но чувствовал их ненависть. – Ты. – Сначала казалось, что это просто бульканье крови в разорванной глотке, а потом как-то оно превратилось в речь. – Ты, передо мной, смеешь стоять на своём?