– Касательно ваших суицидальных мыслей. Вы не хотите убить себя. Вы хотите убить то, что причиняет вам боль. Вы хотите конца своих проблем и начала новой жизни. Что вы получите, если умрете? Ничего. Совсем отчаявшийся человек подумает: «Вот и прекрасно! Это то, чего я хочу». Но если взглянуть на то, что стоит за этим желанием, мы услышим панический крик о помощи. Никто на самом деле не хочет умирать. К сожалению, мы не знаем, о чем думает и что испытывает человек за секунду до того, как разобьется или утонет. К сожалению, мы не можем спросить мертвых, довольны ли они своим решением. Какую проблему вы решите, если умрете? Никакую. Вы их не решите, вы просто сбежите от них. Вас сначала может устраивать такой вариант. Что плохого в побеге, да? Но куда вы собираетесь в итоге прибежать? Что будет после вас? И что будет после того, как вы пересечете черту? Покой? Пустота? Вы ведь точно не знаете, каким окажется конечный пункт. Неизвестность пугает. Пугает и то, что если после будет нечто большее, чем пустота, вы можете пожалеть о том, что сделали. Жизнь более хрупка, чем кажется, и это делает ее бесценной. Вы всегда успеете «убежать» от своих проблем, но вернуться – никогда. Ваш уход – добровольный или естественный – неизбежен. Каких бы мировоззрений ни придерживались люди, их всех пугает смерть. Просто каждый понимает это в определенной ситуации. Душевная боль и отчаяние опасны. Они притупляют чувство страха. В такие моменты главное ответить на несколько вопросов: что придает вашей жизни смысл? Что вы ожидаете увидеть после своей намеренно прерванной жизни? Станет ли вам легче? Решит ли это проблему? Что вы упустите, изчезнув? Сама проблема – она вообще сто́ит вашей бесценной жизни? Александр был в ступоре. Он еще ни разу не заходил дальше первого вопроса. Единственный, кто удерживал его от тяжелых мыслей все это время, сидел рядом, держа его за руку. – Какого бы мнения вы о себе ни были, знайте, что вы неповторимы и ценны, – продолжала Тереза. – Это факт. Даже настоящие мерзавцы, достойные смертной казни, все еще остаются людьми, хоть, возможно, не по человеческим понятиям. Ваша любовь к себе не должна происходить из любви других людей к вам. Вы не должны любить себя только тогда, когда кто-то любит вас или проявляет к вам внимание. В первую очередь вы должны полюбить себя таким, какой вы есть. – Жаль, что нельзя себя убедить в этом сразу. Бывают моменты, когда накатывает такое отчаяние, что проблемы кажутся нерешаемыми и появляется навязчивая мысль совершить непоправимое. – Я понимаю вас. Как я и говорила, ваш случай имел долгий накопительный эффект едва ли не с рождения, поэтому на полное лечение вашей души и разума потребуется время. К сожалению, все проблемы действительно идут из детства или подросткового периода, а все остальное строится уже на этом. Это все равно что залить кривой фундамент и построить на нем такой же кривой дом. Иными словами, исправить очень трудно. Но все-таки возможно. Ни в коем случае нельзя бросать. – Знаете, я занимался самолечением. Принимал один препарат. Правда, я сам его себе назначил. – В таком случае это не лечение. Вы притупляли боль, но не лечили ее. К сожалению, в вашем случае мало слов, самоанализа и саморазвития. Придется выписать вам препарат, который по окончании курса избавит вас от тревожности и навязчивых мыслей. Только не бросайте сразу, как только почувствуете улучшение. Это очень распространенная ошибка. Вам нужно дойти до конца. – Я понимаю. Постараюсь придерживаться указаний. – По поводу того, что вас вынуждают делать то, чего вы не хотите. Не зная обстоятельств полностью, очень сложно вас направить, но вы сами видите из этого выход? – Нет. Только терпеть. И это невыносимо. Я словно не хозяин своей жизни. – Александр откинулся на спинку дивана. – Впрочем, я никогда им и не был. Все всегда решалось за меня. На самом деле, я не умею жить. – Потому что вы еще не начинали делать это по-настоящему. Как вы в таком случае научитесь? – Как начать делать это, когда ты уже взрослый человек и только слышал о том, как это делают другие? – Все сводится к вашему желанию, к вашему проводнику и к его желанию помочь вам. Если он у вас есть, то это уже решает многое. – Да, мне очень повезло. – Нет, не повезло. Вы были этого достойны. Александр и Каспар не сдержали теплых улыбок. – Возможно, вы совершаете плохие поступки, но вы не плохой человек, раз вас терзает совесть. Позволю себе перейти профессиональную черту и заявить это со всей уверенностью, потому что иначе Каспар вряд ли привел бы вас ко мне. – Тереза коротко хихикнула. – Осталось ли еще что-то, чем вы хотели бы поделиться, разобрать? Давящая атмосфера, что снедала Александра вначале, исчезла, сменившись новыми проблесками надежды и разгорающимся в груди желанием жить. Ему показалось, он рассказал все, что хотел: – Думаю, что нет. Пока нет. Возможно, я позже вспомню что-то. – Так обычно и бывает. Далеко не всегда удается разобрать все на первом сеансе. Пациент может о чем-то забыть. Но я с вами не прощаюсь. Как возникнет желание или необходимость, свяжитесь со мной. Если не сможете прийти, то позвоните. У Каспара есть мой номер для видеосвязи. – Спасибо большое за помощь! – Александр встал с дивана, Каспар вслед за ним. Тереза кивнула и закрыла блокнот. – Рада была вам помочь. Я выпишу вам препарат и назначения и передам их Каспару. – До свидания, мисс Мартин. – До свидания! Каспар проводил его до машины и зашел в небольшой светлый кабинет Терезы. Она только что получила распечатку с назначением и развернулась к нему. – Ну привет. – Здравствуй. – Он принял от нее лист бумаги. – Каждый день принимать по одной таблетке утром в течение двух недель. Нельзя пропускать ни дня. – Хорошо. – Он сложил бумагу пополам и спрятал в большом внутреннем кармане пальто. – Спасибо, что приняла. Сколько с меня? – Для хороших старых друзей нисколько. – Тереза промочила горло газированной водой и чуть сморщилась. – Хочешь знать мое личное мнение об этом парне? – Надеюсь, оно не плохое. – В голосе Каспара, скрытые за насмешкой, слегка различались напряженные нотки. – Нет. Его очень жаль. Чувствуется, что рассказанное им – лишь вершина айсберга. По голосу я определила, что он совсем юн. Пока в полной мере не знаю, через какие чудовищные испытания ему пришлось пройти, но точно могу сказать одно: ему очень нужна поддержка. Сейчас он воодушевлен, ему может стать легче, но пройдет немного времени, и все начнется снова. – Тереза окинула Каспара многозначительным взглядом. – Хорошо бы, чтобы тот самый человек, который его давно поддерживает, был рядом. Шульц сделал вид, будто не понял ее намека: – Я думаю, они поговорят об этом. Тереза улыбнулась, и вокруг ее рта проступили морщины. – А ты со мной ни о чем не хочешь поговорить? – Не нуждаюсь, спасибо. – Ладно. Ты знаешь, я всегда выслушаю и помогу разобраться. Каспар вернулся в машину, передал Александру назначение и завел двигатель. – Вот. Сейчас предлагаю поужинать в кафе или в ресторане – в каком захочешь, – а потом заедем в аптеку и купим препарат. Александр сидел молча, натянув плед до подбородка. Он украдкой взглянул на Каспара и произнес: – Спасибо, что ты рядом. Мне правда стало лучше. По крайней мере, я взглянул на свою жизнь по-новому, и все больше не кажется мне настолько безнадежным. – Тебе не за что меня благодарить, Александр. Это только начало. Надеюсь, ты не бросишь лечение. – Не брошу. Обещаю, я пройду весь курс до конца. После легкого ужина в загородном кафе они заехали в аптеку в паре кварталов от дома. Несмотря на намерение Каспара купить препарат, Александр поблагодарил его за заботу и настоял на том, чтобы сделать это самому. Не дожидаясь ответа, он вышел из машины и спустя несколько минут вернулся с бумажным пакетом. Он вскрыл матовую белую коробку и достал два маленьких блистера с крохотными, как бусинки, таблетками, не вызывавшими веры в их чудодейственность. Александр спрятал коробку обратно в пакет, и когда в легком, непонятном Каспару смятении прижал его к груди, Шульцу показалось, что в нем есть что-то еще. Каспар включил радио, и дивная пьянящая музыка исполнительницы старых лет, Ланы Дель Рей, полилась неспешной рекой. – Песня моей юности, – отметил он с улыбкой. – Даже спустя столько лет Лана остается иконой музыки. – Да, песня очень красивая. И слова тоже… – Александр не успел договорить, когда, будоража до легких мурашек, под восхитительную ритмичную мелодию скрипки зазвучал припев: Will you still love me When I’m no longer young and beautiful?[1] Отчего-то сердце обдало приятным жаром. Александр взглянул на Каспара, и по его нежной улыбке понял, что тот испытывал то же самое. Их чувства и порожденные ими сомнения словно обрели голос, и в нем они нашли облегчение. Они вернулись домой к восьми, включили телевизор в гостиной. Поведение короля казалось Каспару странным: он то опускал застенчивый взор, то будто избегал разговоров. Его движения, будь то шаг или мановение руки, были то плавными, то неожиданно резкими, и сам Александр, точно озабоченный неразрешимой дилеммой, искал успокоения в одиночестве. На вопросы о том, что гложет его, он отвечал сухо, давая понять о своем нежелании говорить об этом. Наступило время сна. После душа Каспар, как это обычно бывало, засел с классическим романом в кресле, а Александр пошел в душ. Он зашел в прохладную кабину и включил тропический душ. Теплые капли, точно грибной дождь, неспешно падали вниз, разбиваясь о его макушку и опущенные плечи. Он взглянул в свое отражение в темном зеркале сбоку. Если бы пришлось описать себя для кого-то, он бы сказал: четыре тощие палки – две подлиннее, две покороче, – воткнутые в несуразную прямоугольную коробочку с помятыми ребрами, вдавленными стенками, да уродливая болванка на спичке с подобием жалкой попытки нарисовать черты лица. Вот только у автора, вероятно, был скудный рисовальный набор. Ключицы выглядывали так, что за них можно было взяться; ударься кто-то о его острые плечи, и он бы решил, что задел дверной косяк; легко различимые под бледной кожей ребра, стоило Александру выпрямиться, проступали сильнее, вызывая в своем хозяине отвращение к собственному телу. Единственное, чем он мог в себе гордиться, – лебединая шея и длинные пальцы. Такие же изящные и хрупкие. До чего же худощавым и непривлекательным было его тело, думал Александр. Не может оно вызвать ни симпатии, ни желания. Он тут же отбросил уверенность в том, что однажды предстанет перед Каспаром обнаженным. Мысли о своем явном несовершенстве и уродстве атаковали его с такой силой, что стена принятия, выстроенная им и Терезой, мгновенно пала, и он вспомнил обо всем, что мучило его и осталось в темном чулане подавленных воспоминаний: изнасилование няней, издевательства и манипуляции сестры, «обряды очищения». Как хотелось ему сорваться обратно к Терезе и излить ей истерзанную душу, наглотаться таблеток, чтобы запереть навязчивые мысли и накатывающие неконтролируемые приступы тревоги. Уродец. Точно, отец был прав. Туго затянув пояс халата, Александр остановился у распахнутой внутрь двери в спальню и посмотрел на Каспара. Если существовал мужчина идеальнее Шульца и телом, и душой, то он, должно быть, вознесен до ангелов. В нем не было изъянов, и потому рядом с ним Александр чувствовал себя несовершенным, и союз их порой казался ему ошибкой. Было ли это частью навязчивых мыслей, подкрепленных постоянной тревогой, о которой говорила Тереза, или же правдой, он не мог разобрать. Он знал лишь три неопровержимые вещи: что любит его, любим сам и что горячо, до болезненной дрожи в коленках жаждет с ним слиться. Но неидеальное тело останавливало его. Никогда еще он не стеснялся так, как после осознания своих чувств. Скрыв покрытую шрамами грудь под халатом и запахнув его до самой шеи, Александр выключил свет, прошел в комнату и остановился у прикроватного комода. – Как ты? – Каспар отложил книгу и включил настенную лампу у кровати. Александр вытащил из выдвижного ящичка блистер с новым препаратом. Каспар медленно встал с места. – Я хочу принять их сейчас. Всего одна таблетка в день утром. Даже не верится, что сработает. Мне вообще порой не верится, что все это может закончиться когда-нибудь. Я иногда даже теряюсь в выборе, когда представляю конец. – В выборе? – Каспар приблизился к нему. – Да. – Александр положил препарат обратно. – Мечты мечтами, но что именно я буду делать, когда освобожусь. Что… Что мы будем делать? – Уедем в США, если ты, конечно, хочешь. – Каспар сел на кровать. – Поселимся в маленьком уютном городке. Заберем девочек. – О, девочки. – Александр по-доброму усмехнулся, развернулся к нему лицом и обхватил края тумбы. – Я представляю наше первое знакомство. «Привет, я Александр. Бывший король Великобритании и теперь…» – Он вдруг замялся и раскраснелся. – И теперь?.. – Каспар вопросительно вскинул бровь, не переставая улыбаться.