– О. Прости, дорогой. Вот, возьми это. – Она порылась в кармане и достала смятую купюру. – Купи себе мороженого, идет? Сходи в кино. Просто сделай так, чтобы я пару часов тебя не видела. На следующей неделе купим тебе нового хомяка. Он понурившись встал, бросил комикс рядом с нетронутым супом. Он был еще мал, чтобы разгуливать по улицам в одиночку, но я была примерно в том же возрасте, когда отец перестал за мной следить. – Ох уж эти детки, – пробормотала Шэрон, когда он выхватил деньги у нее из рук и выбежал на солнечную улицу. – Вернемся к нашей проблеме. На повестке дня мстительный призрак, – напомнила я. – Значит, Астрид убила вашего хомяка? – Отрезала ему голову. – Шэрон изобразила падающую гильотину. Марион резко села, как будто у нее ноги подкосились. – Кажется, я ошибалась. Насчет ритуала и того, чем он для нас обернется. Не так все просто. – О, мы заметили, – саркастично произнесла Шэрон. – Пусть говорит, – пробормотала Фи. Марион достала книгу Астрид и другую – увесистый том с золотыми буквами на обложке: «История Хаулетт-Хауса». – Вчера я перечитала все, что касается Астрид. Там, конечно, много клеветы и сплетен, но есть и важные сведения. В Балтиморе… – У Марион перехватило дыхание; она резко качнула головой и заговорила снова. – В Балтиморе ее обвиняли в убийстве четырех человек. Дело было громкое, наверно, из-за того, что она была известной красавицей, можно даже сказать, местной знаменитостью. У нее было много женихов. И до самого побега она отрицала свою причастность к убийству. Но служанка из Хаулетт-Хауса слышала, как Астрид рассказывала об убийствах Джону Хаулетту. Мол, она использовала этих мужчин, чтобы проверить свою теорию и найти способ победить смерть. Марион помассировала покрытый синяками висок. В соседней комнате закончилась песня «Блэк Флэг», началась «Май Блади Валентайн». – Но все это слухи – та же служанка утверждала, что Астрид по ночам превращалась в белую кошку и ездила у дьявола на спине. Однако Астрид и Хаулетт совершенно точно были одержимы бессмертием, и служанка сказала, что Астрид все-таки нашла способ сохранить свой дух нетронутым после смерти. Кроме того, он всегда оставался рядом с Хаулетт-Хаусом. – То есть она стала привидением? – Я пыталась сохранять спокойствие, но все равно произнесла эти слова тревожным шепотом. – Скорее, соорудила что-то вроде плотины. – Даже теперь, после всего, что случилось, Марион говорила об Астрид с восхищением. – Заслонки между жизнью и смертью, где мог бы оставаться ее дух. Она прикрепила его к дому. Нашла способ поймать саму себя в сеть, построить перевалочный пункт, где ждала, пока ее призовут. А потом спрятала заклинание туда, где она точно знала, мы его найдем. Шэрон слушала, расчесывая волосы рукой. Волосы заискрились, искры зашипели на кончиках пальцев, в воздухе запахло порохом. – Ой. – Она стряхнула искры на пол. – Итак. Что мы имеем. Мертвая ведьма провела последние не знаю сколько лет в магическом заточении, где окончательно повредилась умом и теперь намерена преследовать нас, пока мы не дадим ей то, чего она хочет. А хочет она завершения ритуала, который должен ее оживить. Ты это хотела сказать? Марион вскочила на ноги и толкнула дверь в соседнее помещение, жестом призывая нас следовать за ней. У колонки она остановилась, велела нам склонить головы и накрыла нас пурпурной шалью. Ее дыхание было теплым, кислым и почти неосязаемым. Я почти не слышала ее за звуковой завесой. – Все, что я рассказала – правда, но не в этом суть. Астрид здесь. Она нас слушает. У нас волосы встали дыбом. В пурпурном отблеске покрывала все мы выглядели так себе. – Нам надо быть предельно осторожными, – продолжала Марион. – И делать все, как я скажу. Мы снова проведем ритуал, выманим ее, но в этот раз в конце я произнесу изгоняющее заклятие. – Думаешь, мы тебе поверим? – прошипела я. Жаль, что у меня не было новенькой блестящей монетки, а то бы зажала ее между большим и средним пальцами левой руки. «Если кто солгать посмеет, то монетка потускнеет». Медная монетка всегда тускнеет, когда кто-то врет. – А вы на меня посмотрите, – отметины, оставленные Астрид, темнели на ее лице, как дикие рисинки. – Она же и за мной будет охотиться, пока все не кончится. Она убрала покрывало, наэлектризовав наши волосы. Оно зависло над нашими головами, а потом она с силой швырнула его на пол. Панкушка за прилавком таращилась на нас, подняв руки. – Ни фига себе! – Значит, договорились, – глаза Марион сверкали на побитом лице. – Проведем ритуал еще раз. Фи взяла меня за руку, сжала пальцы. Я услышала то, что она не осмелилась произнести вслух: «Астрид слушает. Будь осторожна». – Да, – хрипло ответила я. Шэрон размяла шею. – Сегодня? Хочется покончить с этим побыстрее. – Сегодня не та фаза Луны, – коротко ответила Марион. – В следующую пятницу. Идет? Через пять дней, значит. Пять дней, чтобы придумать другой выход. Марион мы больше доверять не могли. Я сжала руку Фи и кивнула в знак согласия. Марион смотрела куда-то поверх наших голов. – Слышала? – произнесла она. – Мы не бросим тебя, Астрид. Глава двадцать вторая Пригород Сейчас Я снова проверила замки на дверях, как велела Шэрон. Но я знала, что запертые двери ее не остановят. Девушка, преследовавшая мою мать, дважды сумела проникнуть в дом и смогла бы сделать это и в третий раз. Я слишком долго не спала. Лежа в кровати за запертой дверью, я смотрела, как рассветное небо меняет цвет с пурпурного на предгрозовой зеленый, а воздух, как пухлый кошелек, полнился ощущением непролитого дождя. Потом небеса разверзлись. Наступила тишина, первые капли зашипели, ударившись об асфальт, жара отступила. Я закрыла глаза. Пока я спала, дождь затопил поля, прибил ветки и наводнил ручьи, черневшие, как глаза, наполнившиеся слезами. Дождь просочился сквозь щели в оконных рамах, и мои волосы закудрявились от влажности. Когда я проснулась, в голове была блаженная пустота. Потом я вспомнила обо всем, от чего пыталась сбежать во сне. К горлу подкатила тошнота. Я схватила телефон, но экран был пуст. Тогда я отбросила его в сторону, вышла в коридор и распахнула дверь родительской спальни. Мне так хотелось, чтобы она оказалась там, чтобы вернулась домой целой и невредимой, что на миг мне почудилась ее фигура под покрывалом и ее лицо на подушке. Потом иллюзия развеялась. Комната была пуста. Часы показывали половину четвертого, и, казалось, настал конец света. Дождь лил, не переставая, дом погрузился во тьму, будто ушел под воду. Я пошла на кухню и стала есть сухие хлопья прямо из коробки. Подошла к окну и увидела Билли. Он бегал между домом и машиной, носил набитые доверху пакеты с продуктами. Футболка прилипла к телу, волосы промокли и потемнели. Я вышла на улицу с ним поздороваться. Пик грозы миновал, в воздухе уже не пахло электричеством, а дождик лил ласковыми струями, мягкими, как бумага. Уже на середине дорожки я промокла до нитки. Билли увидел меня и, видимо, задумался, не спрятаться ли в доме. Но остановился, закрыл дверь машины и подождал меня. Я приблизилась, по-прежнему не зная, что собираюсь сказать. Вокруг шумел дождь, мир окрасился в глубоководный зеленый. – До вчерашней ночи я с тобой ни разу не разговаривала. Видела на улице, помню, что случилось в седьмом классе… Но до этой ночи мы никогда толком не говорили. Он молчал и сверлил меня взглядом. – Но на самом деле я все помню неправильно, – тихо продолжала я. – Теперь я это знаю, но клянусь, вчера не знала. И главное… главное, это даже не кажется мне странным. Ведь все эти годы меня тянуло к тебе, а я лишь отмахивалась. Когда я тебя видела, у меня каждый раз возникало это странное ощущение. Все в тебе – твоя внешность, жесты – все казалось слишком знакомым. – Я посмотрела на него – его веснушки, густые брови, волосы, зачесанные назад мокрыми волнами. – Я тебя знаю. Откуда я тебя знаю? Он резко вдохнул. А потом обнял меня и крепко прижал к себе. Мед разлился в голове, я встала на цыпочки, и мы так и стояли, обнявшись под зеленым дождем. Он опустил голову, прижался губами к моему плечу. Я чувствовала облегчение, прокатившееся по его телу протяжной дрожью. Он поднял голову – совсем немного, так, что его губы оказались около моего уха. – Когда я тебя поцелую, – шепнул он, – это будет не первый наш поцелуй. Ты должна знать… прежде чем позволишь мне поцеловать тебя еще раз, я должен рассказать, как это было в первый раз. Я кивнула и стала слушать. В моем сердце бушевал ураган, а он рассказывал о моем альтернативном прошлом с абсолютной уверенностью, что так все и было. – Пять лет назад, – сказал он слегка дрожащим голосом, – мне было одиннадцать, а тебе – двенадцать. Это было лето накануне старшей школы, и я волновался, что теперь все изменится. Мы всегда дружили по-соседски. Больше летом и по выходным. А в старшей школе были танцы. Я боялся, что у тебя появится парень, какой-нибудь модник, с которым вы будете зависать в торговом центре, а со мной ты разговаривать перестанешь. – Я никогда бы не стала встречаться с модником, который зависает в торговом центре! – воскликнула я и покраснела, вспомнив Нейта. Хотя тот скорее был модником, который зависал в кинотеатре, где показывали европейские фильмы. Билли рассмеялся. – И я решил сам стать твоим парнем. Вот только не знал, как подступиться. Я даже погуглил «как стать парнем девчонки, которая тебе нравится» и «как понять, что вы больше, чем просто друзья», и прочел кучу дурацких статей о том, как цеплять девчонок, думая – ну нет, я не стану этого делать. В общем, я, дурак одиннадцатилетний, который не отличит дырку в земле от своей задницы – так отец говорит, – вконец растерялся и отчаялся настолько, что пошел просить совета у отца. Кстати, на будущее: никогда не советуйся с Джоном Пэкстоном о любовных делах. Был самый конец лета, солнце клонилось к закату. Мы играли у ручья, в той его части, которую называли блюдцем, помнишь? Там, где после наводнения нашли кучу крошечных головастиков. – Он нахмурился. – Ах да, ты же ничего не помнишь. Ну вот, мы стояли в воде, солнце почти закатилось, и мне очень хотелось тебя поцеловать. Но я знал, что если потянусь к твоим губам, то буду выглядеть полным идиотом… А потом ты нырнула, с головой, вынырнула и затащила меня под воду. И поцеловала. И я… – Он описал дугу в воздухе, словно запуская бумажный самолетик. – Я пропал. Я ясно представила эту картину. Глядя на него, промокшего под дождем, увидела юного Билли в ручье. Тот стоял и улыбался мне. – Это было в понедельник, – сказал он, – за неделю до начала школы. На следующий день твою маму увезли в больницу – кажется, с аппендицитом – и мы некоторое время не виделись. А потом я вдруг забеспокоился, что, может, ты и не хочешь меня видеть. Зашел в субботу, а мама сказала, что ты не выйдешь. В воскресенье заходил два раза. И во второй раз… Я немного отстранилась, чтобы получше его разглядеть. Когда он стоял так близко, мне хотелось зажмуриться. – Она разбила тебе сердце. – Она сказала, что ты… Надо же, до сих пор трудно об этом говорить. Сказала, что ты меня «переросла». Мы были лучшими друзьями с семи лет. Мой первый поцелуй был с тобой. Я считал тебя своей первой девушкой. А потом все просто… оборвалось. – Он поморщился. – И я решился на смелый жест. – О нет, – я закрыла ладонью рот. – Значит, когда ты попросил меня быть твоей девушкой… О нет! Ты, наверно, страшно во мне разочаровался. Он не стал отрицать. – После этого я слишком разозлился, и мне было неловко с тобой разговаривать. Но в конце концов я смирился. Наверное. И думал, что забыл тебя. До прошлой ночи. – Он ласково убрал мою ладонь от губ. Наши пальцы переплелись. Он двигался осторожно, точно сомневался, можно ли ему меня касаться. – Ты совсем ничего не помнишь? Я покачала головой. – Мне очень жаль. Мать лгала тебе, я бы никогда… За всем этим стоит она. Не могу объяснить и знаю, что это кажется выдумкой, но… это все ее рук дело.