Пригород Сейчас Еще одиннадцати не было, а солнце уже грело беспощадно. Машины и почтовые ящики слепили бликами. Я сидела на крыльце и попеременно глотала кофе и вязкий июньский воздух, горячий, как суп. Машина Билли Пэкстона стояла у дома. Я видела ее в окно. Я решила еще раз поблагодарить его, если он решит выйти из дома. На этот раз как полагается. Телефон в заднем кармане завибрировал. Амина прислала сообщение. «Срочно зайди к Нейту в профиль!» – О нет, – прошептала я. Но тут пришло второе сообщение. «Это не про тебя, не волнуйся. Напиши, как посмотришь». Нейт сделал пост меньше десяти минут назад. На фото красовалась его смазливая физиономия – меня так и подмывало ему влепить. Рот открыт, глаза полуприкрыты. За спиной вывеска кафе-мороженого. С черно-белым фильтром фотография напоминала кадр из фильма. Его губа распухла и была запачкана темной кровью. Глаз заплыл. Подпись к фотографии гласила: «Видели бы вы другого парня». Младший брат Нейта Люк прокомментировал: «Говорят, другим парнем был припаркованный почтовый фургон». Я смотрела на фотографию, пока у меня не заболела челюсть, и лишь тогда разжала стиснутые зубы. «Ну что, видела?» «Да», – ответила я. «Видела». «Мгновенная карма», – написала Амина. Нейт ей никогда не нравился. «Как можно врезаться в припаркованный почтовый фургон?» Я не ответила. Телефон снова завибрировал. «Я злая, да? Прости! Клянусь, если бы он умер, я бы не радовалась! И это не я припарковала почтовый фургон. Честное слово». «Ха-ха-ха», – ответила я и положила телефон экраном вниз на бетон. Я провела пальцем по губе. Страх червячком закрался в живот. Мне стало не по себе оттого, как быстро сработала карма. Раздался звук, словно кто-то встряхнул стакан с игральными костями. Этот звук всегда предвещал появление тетиного фургона. Я улыбнулась. Колымага была старше меня, и ездить на ней умела лишь тетя Фи. Чтобы завести фургон, требовалось знать не меньше пяти особых приемов, и одним из них была молитва. – Привет, Айви, девочка моя, – поздоровалась Фи, свернув на дорожку, ведущую к нашему дому. Остановилась и вылезла из машины с набитой доверху сумкой через плечо. – Дай посмотрю твою губу. Несмотря на тридцать три в тени, Фи была при параде: темная помада, металлические украшения и прямые тяжелые черные волосы, разделенные пробором посередине. Она наклонилась, взяла меня за подбородок, прищурилась. От нее пахло уксусом, черным чаем и амброй, которой она смазывала запястья. – Ты глянь. Кому-то жить надоело. – Не надоело, – я вырвалась из ее рук и отвернулась. – Я не про тебя, а про твоего парня. – Она замолчала. – Бывшего, надеюсь? Я кивнула. – Вот и славно. Мы с твоей мамой поспорили, кто первая отправит его на небеса. – Вам полегчает, если я скажу, что он только что врезался в припаркованный почтовый фургон? Ее глаза метнулись к дому. – Неужели. Надеюсь, никто не умер? И не покалечился? – Все у него в порядке. Вот только лицо разукрашено. Прямо как у меня. Она рассеянно улыбнулась, но глаза оставались холодными. – Карма, она такая. Я кивнула на сумку. – Принесла маме вонючий настой? Она достала из кармана жестянку без этикетки. – И бальзам для твоей губы. Намазывай тонким слоем. – Спасибо, тетя, – я обняла ее. Из чего бы ни состоял этот бальзам, я знала, он подействует. Тетя Фи придумывала и готовила все травяные настои и бальзамы в «Лавке малых дел» – магазинчике в центре Вудбайна, принадлежавшем им с мамой и популярном среди богемной публики. О тетиных средствах ходили легенды, и от клиентов отбоя не было. Она зашла в дом, а я последовала за ней, на ходу пробуя бальзам. Тот пах гнилым бревном, а на вкус был как грязные носки дьявола. Я вытерла губы и поставила баночку в аптечку в ванной. Пусть Хэнк решит, что это бальзам для губ. Я поднялась наверх; дверь родительской спальни была открыта, и до меня долетали обрывки разговора. Мама смеялась непринужденным гортанным смехом, от которого у меня все сжалось внутри. Так она смеялась только с тетей Фи. Иногда мне казалось, что, если бы я так сильно не любила тетю Фи, я бы ревновала к ней маму. Порой я задумываюсь, не чувствует ли папа то же самое. Я ждала, когда тетя зайдет ко мне по пути к выходу, и притворялась, что читаю журнал. – Эй, – окликнула я ее и опустила журнал. – Мама не сказала, надолго я наказана? Тетя склонила набок голову. – Читаешь «Экономист»? – Да, – ответила я: мол, что такого. – Не знаю, надолго ли, но наказали тебя за дело. – Но ведь каникулы! – Я это уже слышала, – машинально ответила она; когда я была маленькой, это была ее любимая присказка. Потом более ласково добавила: – Давай сделаем так. Если накажут дольше, чем на неделю, я уговорю твоих родителей отпустить тебя ко мне в город на весь день. – На неделю? – Вот будет у тебя дочь и придет она однажды в четыре утра с разбитой губой, тогда поговорим. Я перевернула страницу журнала. – О чем еще говорили? – В основном о тебе. И о твоем брате. – Тогда почему она смеялась? – пробормотала я. Тетя Фи поджала губы. Она за нас переживала, но ее верность маме мешала ей это признать. – Почему бы тебе самой к ней не зайти? – сказала она. – Просто сходи к ней. Помнишь, вы играли в игру – ту, что сами придумали? В слова? Ей уже лучше, можешь зайти к ней и поиграть. – В игру? – нахмурилась я. – В какую игру? Она неуверенно постучала кончиком указательного пальца о большой. – Ох, я перепутала. Спутала тебя с кем-то еще. – С кем? – Пользуйся бальзамом, Айви. И не забудь – тонким слоем. И ешь больше железа, у тебя дефицит. А еще держись подальше от парней, которые плохо с тобой обращаются. Она поцеловала меня в макушку и вышла на жару. Тогда я вспомнила мамин прошлый приступ мигрени. Видимо, запах уксуса от тетиной одежды навеял. Это было два года назад, может, чуть раньше. Я могла даже точно вспомнить день: накануне в школе было шоу талантов. Тетя Фи принесла вонючий чай, и мы обсуждали случившееся с Хэтти Картер. Хэтти Картер. Имя вспыхнуло в памяти, как закоротивший электропровод. Давно я не вспоминала Хэтти. Виски пронзила тупая боль. Мысль ускользнула, умчалась слишком быстро и растворилась в серебряном тумане. Я потерла виски и пошла в свою комнату, где не пахло уксусом. Глава четвертая