– Ну и почерк! – Да. Почерк у него жуть, но я уже вник. Давай я. – Шпаковский пододвинул настольную лампу к себе, перелистав в конец, начав зачитывать: – Так! Это пропущу… вот с этого момента! «…Кастанаев пока совсем не стал впадать в беспамятство, много бредил, но мы понимали, что это не бред. Свидетельство тому тело и фрагменты неизвестной твари, что встряла в переднюю кабину, разбив фонарь, забрызгав всё своей чёрной кровью. Все мы только помним ослепляющее, ударившее вспышкой сияние, а придя в сознание, очнулись уже, когда самолёт лежал на заснеженном льду. Кастанаев сумел увидеть больше и уверял, что в промежутках белого свечения вдруг открылось чистое голубое небо и сочный зелёный массив под крылом. И выметнувшаяся навстречу неожиданная стая больших чёрных птиц, набросившихся на самолёт. Одну разрубили винты левого крайнего двигателя, другая бросилась прямо в сверкающее на неожиданном солнце носовое остекление. И уж потом следующей вспышкой света вновь стала снежная пурга и жёсткая встреча с ледовой поверхностью. ”…Я штурвал на себя… я штурвал на себя!” – постоянно повторял он в горячке уже совсем плохой. Командир решил не упоминать эти факты в записке, оставленной в самолёте, сказав, что предоставит начальству отдельный рапорт. Поверят в Москве или нет, это вопрос будущего, так как неведомую крылатую тварь, что и птицей не назовёшь, вынуждены были оставить во льдах, взяв лишь образцы зубов и часть костей, завернув всё в прорезиненную ткань. Но и без того вонь от неё стояла жуткая. Тем более что Годовиков, осматривая фрагменты твари, порезался и подцепил какую-то чесотку. Дрянь оказалась заразной. Всё остальное, что смогли, собрали, сложив в железном ящике, засунув его под фюзеляж. …Мы здесь, на месте падения, уже неделю. Три дня бушевал ураган. Наружу не выходили. 19 августа похоронили Колю Кастанаева, рядом с Левченко. 20 августа. Сегодня решили, что идём. Надеяться, что кто-то ответит в эфире, уже бессмысленно. Всё давно приготовили: нарты, лыжи, припасы, оружие. Ничего лишнего. Я даже решил оставить личные вещи. Главное выбраться». – Всё, – закончил Шпаковский, – намеренно ли он или по запарке позабыл свой дневник, сейчас уж не скажешь. А вот на обратной стороне карандашом набросок, как я понял, он пытался зарисовать упоминаемую зверюгу. Художник из него не ахти, но посмотри – ничего не напоминает? Длинная зубастая пасть. Тут и размер приблизительно дан. Похоже, что крыло… часть крыла без перьев будто кожистое, как у нетопыря, но… – Твою ж мать! – выдавил Чертов. – Птеродактиль?! * * * Беспилотники в экономичном режиме барражировали на бреющем целый день. Всё ещё надеялись словить отголосок деградировавшего маяка. У монитора посменно дежурили операторы, приглядываясь к каждой подозрительной возвышенности – не засыпанный ли это снегом фюзеляж? Пару раз на лёд спускали снегоходы, и досмотровые партии срывались в рыке движков и вихрях снега. Возвращались ни с чем. – И чего мы так уцепились? – ворчал капитан (кто-то ему вторил из начальников служб, недоумевали в экипаже). – Как пришло, так и ушло. Пора двигать дальше. Добро не наше, да и чёрт с ним. – Не скажи, – тянул Шпаковский, – в нас человеках где-то сидит древний инстинкт, заложенный первобытным собирательством. По грибы когда-нибудь ходил? Помнишь тот азарт – отыскать, непременно добыть! И радость от находки, а ведь полная халява по логике! А тут уже ранее найденное, но припрятанное. Это уже почитай наше! Тем более жаба душит упускать добычу, когда представишь, какую ценность представляют наглядные образцы авиатехнологий, за которые ныне любое государство отслюнявило бы золотом и в ассигнациях. Чертов вскидывал брови: «чего это Вадим разошёлся – о барышах заговорил?» И краем глаза зацепив внемлющего наместника, находил ответ и мотивацию: «ага, пусть знает, Николаше на оценку доложит!» – Тем более что это не наши из компов, пусть и не абстрактные чертежи, – прибавил аргументов помощник, – это дюрале-железо можно по винтику разобрать, руками щупать, каждый шов сварки, если она там вообще была применена. Но, конечно, всё это были успокаивающие отговорки. Главный интерес лежал где-то в железном ящике под фюзеляжем, если записки радиста не врут. Имела ли находка доисторической рептилии практическое значение? Конечно же нет. Но являлась просто сумасшедшим открытием, наряду с самим фактом переноса во времени ледокола, самолёта и ещё чёрт знает чего! * * * К затянувшимся сумеркам поиск прекратили. После ужина капитан уж хотел было объявить, что всё – «снимаемся и уходим», однако коллегиально решили повременить. Идею подкинули инженеры «Сокола» – отыскать артефакт способом дистанционного магнитного обнаружения, пообещав к завтрему что-то рабочее подобное ДМА сварганить[17]. – Это реально? В смысле у них выйдет что-то путное? – А почему нет? Схема простая, только с беспилотника не получится. Придётся вертолётом на тросе таскать, так как детектор крупногабаритный, да и свесить пониже надо будет, чтобы корпус носителя не искажал работу прибора. * * * Утро началось с завываний раскручивающейся «вертушки». Пока прогоняли двигатели машины, энтузиасты тестировали свою халтуру, дыша морозом: – Магнитодетектор вроде бы работает, но надо проверить подальше от ледокола. Чертов из окна своей каюты наблюдал, как «Миль» плавно удалился на полкилометра, спустив на тонкой нити троса грузилово аппаратуры. Двинул галсами по кругу. Время пошло. Точней – тянулось. Час. Два. Пошёл третий. С полными баками Ми-8 мог кружить над ледяной пустыней хоть до конца дня. Короткого… бледного полярного дня. И зная, что его тут же известят, если что-то будет обнаружено, Андрей Анатольевич, тем не менее, регулярно дозванивался до вахты, интересуясь «как идут дела?». И всё равно нетерпеливо досадуя, медленно подзакипал: «Время идёт, ресурс вертолёта тратим, а результата как не было, так и нет»! В конце концов, торчать в конуре своей каюты уже порядком надоело и, невзирая на строгий карантин врача, на всякий случай, накинув тёплые вещи, недовольный капитан решил прекратить бесперспективные поиски. На мостике по случаю поисковых работ народу оказалось больше, чем в обычную вахту: – О! Все собрались! Здравствуйте, господа-товарищи. Что тут у нас? – Да вот… – неопределённо промычал кто-то. Отыскав глазами старпома, Чертов распорядился: – Всё. Возвращайте «вертушку», заканчиваем эту бодягу. И увидев на лицах некоторых кислое неодобрение, от того раздражаясь, уже категорически отрезал: – Всё я сказал! Умерло так умерло! Дай сигарету, – это уже Шпаковскому, – пойдём! – Тебе ж Кац запретил, какого ты опять на мороз ломишься. Нахватаешься снежинок на гланды… э-эх, на, пошли! Такого разве переупрямишь. – Дурни мы, конечно! – Злой и оправдывающийся помощник чиркал предательской зажигалкой. – Понадеялись на радиомаяк, а надо было тогда повозиться пару часов и антенну-флагшток на растяжках вколотить. Или вообще немедля подходить и грузить на борт этот клятый самолёт и всё остальное. Подумаешь, сутки убили бы. – А эскадру за сутки впаяло бы во льды, а то и вовсе сдавило! – огрызнулся кэп. – Вот тогда похерили бы главную задачу. А ещё представь – подняли бы на кран фюзеляж, отыскали тот ящик – вскрыли и подцепили бы эпидемию доисторической заразы по всему экипажу. – Не факт. Он там о порезе пишет, то бишь инфекция не воздушно-капельная. Да ты представь, – Шпаковского понесло, – эта находка для науки невероятна! Это генетический материал для клонирования и… – Это в первую очередь говорит о том, что провалы-порталы во времени более сложные и нестабильные штуки. Получается, что самолёт сначала зашвырнуло куда-то в юрский период, а потом сюда. Офигеть! Но нам от этого по большому счёту ни холодно, ни жарко! И вообще… ищем, ищем, а вдруг он вообще назад во времени провалился? Оставив оторопелого от такой версии собеседника, Андрей Анатольевич перешёл на другой борт, выискивая над белым ледяным пространством точку вертолёта. Из двери высунулся довольной рожей помощник вахтенного: – С «вертушки» сообщили – что-то нащупали! По-моему, наш клиент!