Его глаза выпучились. — Знаешь, что? Я знал, что ты эгоистичная, грубая и слишком увлечена собой, чтобы уважать других людей, но ты хотя бы честно признавала это. Мне это понравилось в тебе, привлекло. Но теперь я понял, что ты уродлива. Не снаружи, потому что делаешь все, что в твоих силах, чтобы скрыть свое истинное «я». Теперь я это вижу. Дикон посмотрел на меня с неподдельной ненавистью, а затем ушел, хлопнув дверью. Через несколько секунд я поняла, что он так и не ответил мне. ~ ~ ~ Я размышляла над уходом Дикона дольше, чем было необходимо. Или недостаточно долго. Как посмотреть. Я никогда не заморачивалась из-за мужчины... никогда. Но сейчас задумалась. Я уставилась в окно со стаканом виски в руке. Не на озеро, а на то место, где умерла Эмили. И я не писала. У меня были обрывки абзацев, разбросанные по всему документу Word, как растрепанный, несочетаемый гобелен. От их вида началась крапивница и мне хотелось блевать каждый раз, когда я смотрела на них. Я не писала. Я строила планы. Составляла план каждой главы. Вычисляла количество слов, в которое смогу уложится. Я всегда следовала распорядку, когда писала. Держала все под контролем. Подобное не работало для многих авторов, но работало для меня. Поскольку мои истории приходили ко мне такими разрозненными, уродливыми и хаотичными путями, что единственный способ собрать их вместе и не сломаться как личности — было соблюдать порядок. С этой историей будет иначе. Я знала, что она будет другой. Конечно, знала. В конце концов, именно поэтому я была здесь. В доме мертвой женщины, где говорила себе, что приехала сюда писать книгу, когда на самом деле приехала, чтобы сбежать. Я боялась собственной истории. Так что я не писала после того, как Дикон сбежал. Я продолжила свое расследование убийства Эмили. До основных СМИ еще не дошло, что где-то здесь все еще бродит серийный убийца, охотящийся на симпатичных, популярных молодых женщин. Поскольку в Америке в самом разгаре были выборы, все наблюдали, как чучела в костюмах борются друг с другом за то, чтобы занять Белый дом и лгать массам еще четыре года. И еще потому, что журналисты — настоящие журналисты, наглые до неприличия — стали вымирающим видом. Мы убивали их. Нашими социальными сетями, невозможностью долго концентрировать внимание на чем-либо и нашим нарциссизмом. Авторы чувствовали это. Издательская индустрия подстраивалась как могла. Но она публиковала только произведения, которые разрывались и продавались по частям. Авторы всегда выживут. Людям всегда будут нужны истории. Но не новости, как оказалось. У меня возникло искушение связаться с Huff Post под псевдонимом и написать эту гребаную новость самой. У меня была вся информация, контакты и цитаты одного нью-йоркский детектива, очень недовольного тем, что мне внезапно пришлось уехать из города и пропустить наше свидание, которое он почему-то принимал за роман. Я могла написать небольшую колонку в газете о какой-нибудь трагедии, на которую никто не обратил бы внимания, потому что насилие и смерть в этом мире превратились в белый шум. Но писать о серийном убийце… это уже новости, а новости — не моя работа. Итак, я не стала ни с кем связываться. Кроме того, намного проще получить информацию до того, как в городок наведаются федералы и все закроют. И еще я решила познакомиться с городским полицейским, по словам Сента, ленивым и толстым мужчиной, но при этом умным. Именно он сделал замечание, что убийца уже убивал раньше. Вот о чем я думала, когда на меня смотрели обрывки моей истории. Я не могла больше смотреть на документ со своими попытками что-то написать. Для меня это все равно, что смотреть на массу окровавленных конечностей, которых слишком много или слишком мало, чтобы их можно было сложить в полностью сформированный труп. В моем документе было недостаточно кусочков, чтобы создать историю и в то же время их было слишком много. Слишком сложно. Слишком пугающе. У меня не хватало духа прочесать их. Для этого я была слишком ленива и слишком перфекционистка. Я захлопнула ноутбук жестом, в последние дни ставшим слишком привычным. Мои пальцы забыли, каково это — скользить по клавишам. Мой мозг отвык от того, что можно потеряться в истории настолько, что не замечаешь, как день превращался в ночь, а приемы пищи легко пропускались. Холодный воздух ударил мне в лицо, как пощечина, настолько я торопилась выйти из дома. Температура упала где-то в середине моей вечеринки жалости, эмоционального манипулирования моим любимым барменом, который, скорее всего, плюнет в мой стакан при следующем заказе. Или убьет меня, в зависимости от того, насколько он безумен. Я задалась вопросом, пойдет ли наконец снег? Очевидно, мы опоздали с сезоном, чтобы остаться без него, по словам Джессики в продуктовом магазине, которую еще не разубедила моя грубость. Она считала, что глобальное потепление было совершенно реальным. У меня имелись припасы на случай, если нас занесет снегом. Ящик вина. Виски, которое привез Дикон, прежде чем я обвинила его в том, что он убийца. Туалетная бумага. Дорогие кремы для лица и косметика, только вчера прибывшие из Нью-Йорка. У меня были книги Эмили. И еда, но не та, которую я купила сама. Марго не так давно наполнила ранее пустую кладовую продуктами, к которым я не притронусь и через тысячу лет. Или пока меня не занесет снегом, и я не проголодаюсь. Или если потеряю волю к жизни из-за того, что не пишу и откажусь от всего остального. Я знала, что мне следовало одеться теплее. Особенно учитывая мою историю. Пара джинсов и ботинок, сшитых для подиума, чтобы выглядеть так, будто вы можете гулять в них по дикой местности, совсем не подходили для настоящей дикой местности. Кружевной бюстгальтер, стоивший почти столько же, сколько ботинки. Тонкий кашемировый свитер, кожаная куртка маслянистого цвета. Марго и Дикон много раз говорили мне, что я веду себя нелепо, одеваясь подобным образом. Я же сказала им, что скорее умру, чем надену флис и пуховик. Что было не исключено, поскольку кости начали замерзать, а изо рта при каждом вдохе вырывались заметные клубы воздуха. Я прожила в этом коттедже достаточно, чтобы познакомиться со всем тем, что находилось за его пределами. Густые деревья. Дикая природа. Озеро, раскинувшееся на многие мили. Мое озеро. Но я никогда по-настоящему не смотрела вокруг. И сейчас, прогуливаясь по берегу, я огляделась. Вид словно сошел с картинки гребаного календаря. Четкие линии, нетронутая природа. Мне стало интересно, как выглядел дом Сента. Лачуга, приютившаяся среди густого леса. Одна комната. Раскладушка. Печь. Псарня бешеных собак. Повсюду полуавтоматическое оружие. Возможно, даже пара заложников в каком-нибудь подвале. Он был способен на убийство. Я поняла это в ту же секунду, как только взглянула на него, даже когда мой разум был затуманен от переохлаждения, и я находилась на пороге смерти. Да, он мог быть убийцей. Жил достаточно близко к жертве. В его кодексе не было пункта запрещающего убивать женщин. Откуда я это знала, одному дьяволу известно, но я знала. Если бы к нему подошла женщина с намерением что-то сделать, он бы нанес ответный удар. Но я не думала, что Сент был способен нанести ей удар первым, просто чтобы показать, кто сильнее, кто главный. Он в этом не нуждался. Да, он мог бы убить женщину. Если бы ему пришлось. Но я не знала, сделает ли он это ради спортивного интереса, так, как убивали этих женщин. Их пытали. Он был жестоким человеком, но не в этом смысле. Хотя, я могла ошибаться. Я не очень хорошо разбиралась в людях. — Ходить здесь в неподходящей одежде — только дразнить дьявола, — раздался голос из леса. Я подскочила, потому что полностью затерялась в своих мыслях. Беззащитная. Глупая. Когда обернулась, он просто стоял, наблюдая за мной. На нем определенно была подходящая одежда. Громоздкая куртка. Свитер под ней. Джинсы. Ботинки, прекрасно подходящие для этой местности. — Почему? Потому что за мной следят незнакомые мужчины? — выдала я в ответ. Сент не пошевелился. — Возможно. Или потому, что приближается непогода, ты восстанавливаешься после травмы лодыжки и не привыкла к окружающей местности. И предполагаю, что ты пила и вряд ли много ела. Я прикусила язык так сильно, что пошла кровь. Горьковатая, с металлическим привкусом. Мне хотелось сказать ему, что он ошибался, но это не так. Мне стало стыдно. За то, что меня было так легко разгадать. — Мой дом в десяти минутах ходьбы, — огрызнулась я, добавляя яда в свой голос. Я только что поняла, что злюсь на него. Ненавижу его. Он был причиной, почему я не могла писать. Его присутствие. Его отсутствие. Слишком много его. Слишком мало. — И в пятнадцати минутах ходьбы от того места, где я тебя нашел, — ответил Сент, оглядываясь по сторонам. Я не сделала того же несмотря на то, что понятия не имела, что это было почти то самое место, где мы впервые встретились. Когда Сент прогнал Жнеца. Я сжала кулаки. Точнее попыталась. Пальцы онемели, не слушались. Я уже позволила холоду проникнуть внутрь и ослабить меня, точно так же, как позволила это мужчине передо мной. — Почему ты на моей территории? — спросила я вместо того, чтобы поддаться желанию поспорить с ним. Накричать на него. К черту его. — Как я уже сказал, приближается непогода. Не могу сказать, сколько дней она простоит, но тебе все равно нужны запасы дров. Чтобы ты не замерзла насмерть в той хижине. То, как он это сказал, больше походило на угрозу. — С этого момента я сама буду готовить для себя дрова, — ответила я, выпрямляясь. — Твои обязательства передо мной, какими бы хреновыми они ни были, выполнены. Мужчина не пошевелился. Ничего не сказал. Он просто смотрел на меня. Пожирал взглядом до тех пор, пока я не почувствовала, что превращаюсь в обглоданную плоть и голые кости на холодной земле. Затем он повернулся и пошел прочь. В направлении моего дома. ГЛАВА 10 «Я наблюдал за ней дольше, чем за другими. Потому что за ней было приятно наблюдать. У нее были сложные отношения с этим мужчиной, который ее не заслуживал. Он увидит. Он найдет ее после того, как я с ней закончу. И оно будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Мое искусство» Я не погналась за ним. Не настолько я жалкая и не доставлю ему такого удовольствия. Вместо этого я еще некоторое время смотрела на озеро. Пыталась стать одной из тех, кто умел просто стоять и смотреть на природу, находя умиротворение. Но выяснилось, что это не мое. Так что я потопала через лес, стараясь не прихрамывать. Когда приблизилась к дому, меня встретил стук топора о дерево. Сент снял куртку и свитер, оставшись в одной водолазке с закатанными рукавами. Именно тогда я поняла, что никогда не видела его обнажениях рук, не считая кожи на лице и шее. Он всегда носил свитера с длинными рукавами, куртки, джинсы. Конечно, я представляла себе его кожу. Что она будет загорелой, покрытой шрамами от насилия, которое, как я знала, он перенес. Фантазировала о ее неидеальности, возможно, уродстве. Мускулистый… ну, конечно. Но мысль о возможно имеющихся шрамах привлекала больше. Любой идиот может принимать стероиды и тратить время в спортзале. Конечно, тщеславие во мне жаждало смотреть на рельефное мужское тело, какая-то остаточная потребность в мужчинах, способных защитить меня; я любила, чтобы мужчина был сильнее — физически, по крайней мере. И меня всегда привлекали мужские шрамы — единственная по-настоящему уникальная в них деталь. У Сента не оказалось шрамов, только татуировки. Они заканчивались на его запястьях и покрывали каждый видимый квадратный сантиметр кожи. Отсюда я не могла рассмотреть детали, но знала, что татуировки впечатляющие. Не каракули — искусство. Об этом сообщало не зрение, а мое чутье в отношении Сента. Он не допустил бы, чтобы ему на тело нанесли некачественные рисунки. Это раздражало. И при этом Сент не походил на людей с татуировками по всему телу, хотя обладал теми же качествами, что и они. Это удивляло, а я практически никогда не удивлялась. — Так и будешь стоять в лесу и наблюдать или все же поможешь? Сент не прекратил колоть дрова. Выражение его лица не изменилось. Он даже не повысил голоса. Просто продолжал работать. В животе растеклась горячая ярость, способная прогнать из тела самый лютый холод. На секунду я замерла, чтобы не показать, как сильно он на меня влиял. Ведь он смотрел, несмотря на то что сосредоточился на этой чертовой куче дров. Как только убедилась, что достаточно себя контролирую, направилась к нему. Я не стала разговаривать или смотреть на него, сосредоточившись на том, чтобы аккуратно сложить нарубленные дрова в кучу. И старательно не обращала внимания на тот факт, что Сент был прав; мне правда нужны были дрова.