Дело даже не в том, что мне наплевать на то, что говорят люди. Это был социальный кэш, к которому я пристрастилась. Мне нравилось, что люди были вынуждены давиться моими странностями, как прогорклой икрой. Потому что я была Магнолией Грейс. Безумие, знаю, и именно поэтому я села на этот стул, где кто-то решил, что я хочу гребаную маргариту. — Так мило, — сказала я приторно сладким голосом. — Все эти «я — бармен, и я думаю, что женщина с отличной прической, лучшей обувью и полным макияжем будет абсолютно клишированной. — Я приподняла бровь. — Меня много кем можно считать, дорогой, но клише и близко не входит в этот список. Виски. Было бы неплохо. Я прищурилась на бутылки, стоящие в задней части бара. Гораздо более обширный выбор в подобном месте, чем я думала. — « Глендронах 18»4 подойдет. Бармен уставился на меня. То ли он не ожидал от меня граничащей с враждебностью реакции на то, что он предположил какой напиток я хочу заказать, то ли не ожидал ошибиться, то ли не ожидал, что сегодня в баре будет кто-то помимо местных алкоголиков. Несмотря на тусклое освещение, я видела его достаточно четко. Видела, что он привлекательный. Слишком привлекательный. Высокий. Относительно загорелый поскольку жил в штате, где почти не было солнца. Темные волосы. Хорошо. Мне нравились темные волосы у мужчин. Тодд был блондином. Квадратная челюсть. Щетина. Горсть колец на пальцах. Хорошие руки. Обветренные. Мускулистые. — У вас хороший вкус, — сказал мужчина после долгой паузы. — Я знаю, — ответила я, когда он повернулся, чтобы взять бутылку. Больше он ни о чем меня не спросил. Просто молча налил виски в стакан и поставил передо мной. Щедрый двойной. Если мне что-то и нравилось, так это бармены щедрые на порцию. Мужчина стоял и смотрел, как я пью. Я и не пряталась. Для меня его реакция нормальна. Я привыкла, что люди смотрят на меня. Кроме того, его взгляд был приятен. Неловкий. Честный. Мне нравилось. Этот бар был просто еще одним промежуточным местом. Как отель или ванна. Местом, где я могла убедить себя, что здесь не место для писательства. Не место для работы. Оно больше подходило для размышлений, для мыслей о кошмарах, страхах, демонах. Где комфортно придумывать истории, сцены и не чувствовать себя обязанной записывать их. Чувство вины за то, что не записала их, смывается теплой водой, или крепким виски, или простынями в гостиничном номере. Этот чистый, но темный и соответственно депрессивный бар — в комплекте с красивым барменом, который был не прочь нарушить социальные правила и откровенно пялиться на меня — стал на сегодня моим идеальным промежуточным местом. — Еще? — спросил мужчина, кивнув на мой пустой стакан. Я с тоской посмотрела на шеренгу бутылок позади него. Мои истерзанные нервы определенно жаждали добавки. Мой взгляд переместился на бармена. Смотреть на него было приятно, разговор не напрягал. Впрочем, у меня вообще не было любимой темы для разговора. Пока я размышляла, по бару разнесся рев мотоцикла. Мой взгляд метнулся к окнам, гадая, остановилась ли у бара местная банда байкеров или просто толстый мужчина средних лет переживающий кризис среднего возраста. Почти наверняка последнее. — Полагаю, Uber в этом городе не существует? — пробормотала я, когда более ответственная часть меня каким-то образом победила. Я действительно не хотела умереть только потому, что не смогла отказаться от еще одной порции алкоголя. Или, что еще хуже, наехать на какую-нибудь семью, идущую на дурацкий танцевальный концерт, убить их всех, и чтобы потом их смерть преследовала меня вечно. Я была счастлива, что меня преследуют всевозможные вещи, но убийства целой семьи не было в их числе. Бармен усмехнулся, сверкнув белыми, слегка неровными зубами. Они должны были бы меня оттолкнуть, но нет. — Боюсь, что нет. Хотя я был бы рад подвезти тебя домой. В словах пряталось приглашение. И за этой кривой улыбкой и игривым блеском глаз. То, как он опирался на локти, достаточно близко ко мне, чтобы понять, что от него пахнет дорогим лосьоном после бритья и дешевыми сигаретами. Заманчиво. Чертовски заманчиво. Когда в последний раз у меня был случайный секс с сексуальным незнакомцем? Никогда. Я могла писать о сложных героинях с развратной сексуальной жизнью, но все их подвиги я придумывала на ровном месте. Ну, интернет тоже мне помогал. — Меня учили никогда не садиться в машину к незнакомцам, — подразнила я, все еще раздумывая над тем, чтобы позволить себе выпить еще и заняться пьяным, диким и, надеюсь, грязным сексом в моем маленьком домике в лесу. Тот факт, что я не знала этого мужчину и что в моем маленьком домике в лесу уже произошло одно убийство, меня не очень беспокоил. — Ну, я не обязан быть незнакомцем, — сказал бармен хриплым голосом, на этот раз без дразнящих ноток. Улыбка с его лица тоже исчезла. Да, этот человек, щедро наливающий виски и с хорошей прической действительно мог бы сделать мне гадость. Я встала. — Как незнакомец ты мне нравишься больше. Затем я подмигнула и направилась к выходу. ГЛАВА 2 «Она уставилась на меня. Все говорили, что мертвые ничего не видят, но она видела все. Ее глаза не были пустыми в посмертии. Она понимала меня. Только мертвые могли понять меня» Я добралась до продуктового магазина. Слегка опьяненная от стакана крепкого виски, переутомления и того, что можно назвать культурным шоком. Несмотря на то, что я росла в разных городах по всей стране и должна по идее иметь иммунитет к этой выдуманной болезни, Нью-Йорк ослабил меня. Может быть, слава ослабила меня. Слава определенно погубила меня. Но жизнь так или иначе губит всех. Что бы это ни было, известность была приятной. В магазине почти не было продуктов без глютена. Никакого овсяного молока и органических, малоизвестных фруктов и овощей, которые я притворялась, что люблю, потому что они считались суперпродуктами. В моей корзине для покупок лежали печального вида кочан капусты, лук, четыре бутылки красного вина — самого дорогого, стоившего мне целых двадцать баксов за бутылку и привезенного из Аргентины — темный шоколад, банки тунца с этикеткой «Безопасно для дельфинов5», и вода в бутылках. Я вроде как заслужила странный взгляд кассирши. Скорее всего из-за содержимого корзины и того факта, что она понятия не имела, кто я такая. Это было очевидно. Эта прыщавая девочка-подросток с густо поведенными черной подводкой глазами, небрежной прической и короткой фиолетовой прядью в волосах, резко контрастировавшей с ее оранжевой униформой, меня не знала. Это заставило меня пересмотреть свое отношение к четырем бутылкам вина, лежавшим в корзине. В Нью-Йорке почти никто не смотрел на кого-то достаточно долго, чтобы узнать знаменитость перед тобой или нет. Черт возьми, люди там даже не поднимали головы, чтобы заметить такси, которое вот-вот должно было их сбить. Но когда люди все же поднимали глаза, чаще всего они узнавали меня. Или, по крайней мере, притворялись, что узнавали. Потому что я выглядела как человек, которого они должны были знать. Бриллианты. Дизайнерская сумка. Дорогая укладка. Безупречный наряд, даже если он всегда был разных оттенков черного. Я легко облачилась в униформу элиты. Сегодня на мне были черные джинсы, мятая футболка и, скорее всего, растрепанная прическа, но я все равно выглядела как кто-то. А эта девушка видела во мне просто человека, который не мелькал в ее жизни. Человеком, который не был ее учителем, няней, матерью, которую она ненавидела, или парнем, которого она притворялась, что не любит. Все эти люди были важны для этой девушки, несмотря на то, что она отчаянно демонстрировала к ним отношение «дьяволу все равно6». Но если бы она действительно имела хоть какое-то понятие о Дьяволе или симпатию к нему, она бы, черт возьми, узнала меня. И тут до меня дошло, как сильно я полагалась на то, что люди узнают меня, и как много лгала себе о том, что я самодостаточная и независимая. — Вы здесь проездом? — спросила девушка, чавкая жвачкой, пока пробивала мои покупки. Я стиснула зубы. Мне, черт возьми, сейчас было не до светской беседы. — Нет. — Приехали к кому-нибудь в гости? Похоже, девчонке было наплевать на мой ответ, но я догадалась, что ей просто хотелось с кем-то поболтать, а я в магазине оказалась единственным покупателем. Тихий вечер. Может сегодня проводилось какое-нибудь городское собрание по поводу увядающих цветов в горшках на улицах городка, кто знает? Я вздохнула. — Нет. Кассирша сделала паузу, сканируя третью бутылку вина, и впервые полностью сосредоточившись на мне с тех пор, как начался наш болезненный обмен фразами. Мне следовало бросить ей кость7, проявить чуткость. Когда-то и я была подростком, капризным, с проблемной кожей и слишком яркой подводкой для глаз. Но я не могла. Все внутри меня восставало против. Разве я мало обнажала себя перед публикой? Мои кости, моя плоть, моя душа — все смешивалось в моих книгах и становилось литературной версией хот-дога. Каждая испытанная мною эмоция. Нет, я отдам миру еще больше. Девушка наклонила голову, рассматривая меня, впервые по-настоящему рассматривая. Она пыталась не выглядеть впечатленной, очень старалась. Впечатляться кем-то или чем-то шло в разрез с ее отношением ко всему «Дьяволу все равно, но в глубине души мне не все равно». — Кто-то умер и оставил вам здесь наследство? — спросила она, наконец. Я ухмыльнулась. — Что-то в этом роде. Надо отдать девушке должное, ей не потребовалось много времени, чтобы догадаться. Ее глаза расширились. — Вы купили дом Эмили? — Именно. Она побросала оставшиеся продукты в бумажные пакеты, рассеянно постукивая акриловыми ногтями по экрану. — С вас девяносто пять, шестьдесят.