Я вновь киваю, обдумывая услышанное. Я здесь уже двадцать минут и вряд ли добьюсь от них большего, ведь заходя сюда, уже догадывался, какие ответы они мне дадут. Марк без вопросов вкладывает в мою руку свой длинный кинжал, когда я протягиваю раскрытую ладонь. Он приоделся и привёл себя в порядок, в глазах ни следа сонливости, мой помощник и один из немногих друзей полностью собран. Но даже на его лице я вижу гримасу недовольства и сожаления, когда он наблюдает за тем, как я убиваю каждого пленного, несмотря на их мольбы. – Это мог бы сделать я, – угрюмо говорит Марк, когда я возвращаю оружие, не забыв предварительно вытереть лезвие об одежду одного из мертвецов. – Тебе было не обязательно марать руки. – Я и так уже замаран с ног до головы, – стягиваю маску, наблюдая, как исчезает мой плащ Морока. – Так что лучше я, чем ты. Друг печально качает головой. Знаю, что он ненавидит, когда я в таком настроении, но сейчас, как бы я ни пытался, не могу собрать себя в одно целое. Следующие три дня Агата и Северин восстанавливаются. Девушка продолжает спать, но брат после первого дня возвращается к своим делам. Рядом с ним Анна, а когда она уходит к сестре, то правой рукой Северина становлюсь я. Ему всё ещё сложно говорить, и он постоянно раздражённо теребит повязку на шее. Однако король уже хоть иногда улыбается нашим неловким попыткам помогать ему буквально во всём. Особенно моим. Его забавляет моё скучающее выражение лица, когда мне приходится пару часов просидеть, слушая нудные доклады. Скоро брату становится легче говорить, и он во всех подробностях рассказывает о нападении в тот вечер. Лишь вскользь Северин описывает свой разговор с Агатой в самом начале, но его красноречивый взгляд намекает, что он догадывается о чём-то. Думаю, это несложно, учитывая, что Агата была в моей рубашке. Но ради Анны он опускает эту часть рассказа. Северин описывает, как на него напали со спины и что именно Агата спасла ему жизнь. Пока Анна сидит рядом, прижимаясь к брату, он рассказывает без особых подробностей, но как только она выходит, чтобы принести ему отвар для снятия боли в горле, Северин переходит к более откровенным деталям, чтобы я знал подробности. Когда я не занят Северином, то проверяю Агату, но не задерживаюсь рядом дольше, чем нужно. Анна пару раз высказывает мне своё недовольство, упрекая в чёрствости и чёрном сердце. Но я не могу. Я помню кровавые отпечатки ладоней на стенах и не могу забыть о том, что боль и смущение от моего отказа могли быть последним, что я видел на её лице. Наутро четвёртого дня, прямо за завтраком, Кристиан приносит нам свежие новости. – Даниил привёл армию к пограничному лесу, – выдыхает он, как только входит в столовую. – Пока небольшую, но намёк понятен. Северин с такой силой опускает кулак на стол, что все столовые приборы дребезжат. Анна, Марк, которого я приставил к брату в качестве личной охраны, и даже я подскакиваем от неожиданности. – Пожалуй, я сам его убью. Я ожидал такую реакцию от себя или даже от Анны, но наш рассудительный король реже поддаётся эмоциям. Хотя я всегда забываю, что, может, я и старший брат, но перестал стареть в двадцать два. Сейчас Северину уже двадцать четыре, хоть внешне мы выглядим почти одного возраста. Однако мой младший брат давно не мальчик, он – король. И не так давно на его семью посмели напасть. Нам повезло всем остаться в живых, но лишь повезло. – Становись в очередь, брат, – фыркаю я, пытаясь разрядить обстановку, и возвращаюсь к завтраку. – Если вы будете соревноваться по старшинству, то я – первый претендент на его голову, – помогает мне Анна. – Думаю, мы все проиграем, как только проснётся Агата, – хило, но улыбается Северин, а мы киваем, соглашаясь с ним. Кристиан, игнорируя нашу болтовню, устало падает на стул и быстро набирает себе еды. Я отмечаю, что у дяди на сапогах свежий снег, а верхний кафтан он лишь расстегнул, не позаботившись снять. Торопился. – И вот ещё. Письмо от Даниила, – дядя заталкивает в рот кусок яичницы и отрывается от еды только на мгновение, чтобы вытащить из-за пазухи помятое письмо с несломанной печатью. Он кидает его перед нами как какой-то мусор и возвращается к еде. – Предпочитаю поесть, пока его содержание не испортило мне аппетит, – бормочет он с набитым ртом, замечая наши недоумённые взгляды, и вновь заглатывает еду. Дядя почти не спит, а ест и того меньше, проводя после нападения много времени среди разведчиков, пытаясь выяснить всё что можно о планах Даниила. Северин раскрывает письмо, мы терпеливо ждём, наблюдая, как его выражение лица остаётся каменным, пока глаза бегают по строчкам. Анна удивлённо распахивает глаза, когда на последних строчках её муж презрительно усмехается и швыряет письмо обратно на стол. – Он хочет встретиться, – медленно говорит брат, отпивая горячий чай, чтобы уменьшить хриплость в горле. – Но не со мной. – С Александром? – спрашивает Анна, переводя взгляд на меня. – Нет. С Агатой. Я хватаю письмо первым, пока Анна только тянется, так же как и я, разъярённая наглостью короля Аракена. Читаю его быстро, перескакивая дурацкие титулы, приветствия, завуалированные намёки на войну, предупреждения и прочую чушь, пока не добираюсь до главного. Встреча. Он хочет встретиться на территории Аракена в небольшом лесном домике, восточнее того места, где мы пересекли границу. Он требует переговоров и угрожает открытыми военными действиями, если мы не пойдём на мировую и не примем это приглашение. В письме ни слова о том, кого именно из нашей семьи он хочет видеть и хочет ли вообще, но демонстративно требует возвращения ему Агаты, подчёркивая её имя несколько раз. Он даже указывает, что одной Агаты на встрече будет достаточно. Я передаю письмо Анне, а та, закончив чтение, рвёт его на мелкие куски. – Когда нужно отправить ответ? – спрашиваю я у Кристиана. – Завтра вечером, иначе гонец не успеет. У нас есть день, чтобы подумать. – Что ж. Раз Даниил хочет войны с нашей семьёй, я дам ему эту войну. Я встаю из-за стола, принимая первое своё решение из множества тех, что должен сделать. Глава 11 Нити Жизни. То, что есть в каждом человеке, но видеть, показывать, ощущать и влиять на них могут только Мары. Они могут как порвать их, так и укрепить. Могут разрезать или подарить долгую жизнь. Нитей у каждого человека три, и если после смерти хоть одна из них останется целой, то есть шанс, что умерший вновь поднимется, превращаясь в ходячего мертвеца. Однако один из королей Серата, которому Мары даровали длинную жизнь, перед самой смертью упомянул близким друзьям, что прикосновение Мары к его нитям было самым приятным прикосновением в его жизни. Малахий Зотов. Забытое о Марах и Мороках С трудом я разлепляю глаза и медленно оглядываю комнату, понимая, что нахожусь у себя. Поворачиваю голову и взглядом натыкаюсь на спящую Анну. Не знаю, сколько я проспала, но уже ранее утро, а за окном ярко светит солнце на голубом, безоблачном небе. Сестра в милом светло-сером платье спит прямо на одеяле, поджав ноги к груди и подложив руку под голову. На кровати полно места, но она всё равно легла прямо впритык ко мне. Её лицо осунулось и побледнело, а под глазами появились тёмные круги. Я беспокоюсь, не сидела ли она здесь сутками, лишая себя сна и еды. Анна не просыпается, когда я с трудом сажусь на кровати, и не открывает глаз, даже когда я откидываю одеяло и сама пытаюсь встать. Сестра продолжает ровно и глубоко дышать, поэтому я не бужу её, давая ей время отдохнуть. Меня помыли, обработали все раны и переодели. Я вижу свежие бинты на правой руке, на торсе. В зеркале на меня смотрит моё бледное лицо с разбитой губой, где ранка покрылась коркой, а на челюсти справа уже начал таять обширный синяк. Шиплю, когда бок простреливает при ходьбе, но я больше не истекаю кровью, а значит, боль и раны временны, Кристиан был прав. Всё заживёт. Я помню, как он говорил мне странные вещи, но теперь не могу быть уверена, что всё это действительно слышала, может, половину моё сознание просто придумало, будучи в бреду. Решаю поговорить с ним, когда будет возможность. Я двигаюсь по комнате медленно, стараясь не тревожить бок лишний раз. А натягивание штанов и рубашки превращается в длительную пытку, где я кривлюсь от каждого наклона. Только после третьей неудачной попытки поднять руки, чтобы расчесать волосы, иду будить Анну. Сестра просыпается резко, буквально подскакивает на кровати, с опаской озираясь вокруг. А когда замечает меня, на ногах и уже в одежде, взрывается слезами. Я стараюсь не ахнуть, когда она обхватывает меня за шею и прижимается слишком близко, отчего тело вновь начинает болеть. – Я убью этого Даниила, я убью их всех! Она беспрерывно шепчет сквозь громкие всхлипы о том, как кроваво разделается со всеми правителями Аракена, а я тихо смеюсь и поглаживаю её по волосам, слушая подробности, на которые она вряд ли способна. – Как Северин? – спрашиваю я, пытаясь прогнать картину, как содрогалось его тело, когда он пальцами пытался оттянуть верёвку от своей шеи. Даже сейчас, при одном только воспоминании, к горлу подступает ярость напополам со страхом. – Голос к нему почти полностью вернулся, помимо синяка на шее ничего страшного нет, – сестра напряжена, она нервно сжимает ручку щётки для волос, которую я ей протянула, прося сделать что-то с тем ужасом на голове, что остался у меня после сна. – Если бы не ты… – Анна запинается, не желая произносить свои страхи вслух, я понимающе киваю. – Не думай об этом. Я была в ярости и хорошо им наподдала вместо тебя, – пытаюсь пошутить я. – Одного я приложила головой о колонну. – Я видела, что ты там устроила, – натянуто улыбается сестра, расчёсывая мои волосы. – И видела твою кровь… по всему полу, а потом на ковре в коридоре… на стенах… на лестнице… Её красивое личико кривится от горя, и она вновь плачет, но продолжает заниматься моими волосами. Мне больно видеть её такой, но я знаю, что сестре нужно время, нужна возможность выплеснуть все эти слезы, ужас и горе. Отпустить напряжение. Поэтому я ничего не говорю и жду, пока ей полегчает. Я прикладываю руку к груди, где медленно, но равномерно бьётся моё сердце. Открываю рот, чтобы спросить про Аарона, всё ли с ним в порядке, но меняю свой вопрос в последний момент: – Больше никто не пострадал? – Около десяти стражников убиты. Но нам повезло больше, судя по оставшимся трупам, к нам пробрались больше тридцати наёмников. Из тех, кого мы взяли живыми, Александр выбил имена двух подкупленных предателей, что помогли наёмникам проникнуть внутрь. Они же рассказали, что дворец будет полупустым в тот день. С ними разобрались. Сестра перестаёт плакать, взгляд становится более ожесточённым. – Скольких вы поймали? И смогли выяснить, кто подослал убийц? – Ты уже сама знаешь, кто. Мы все знаем, – бубнит Анна. – И всё же? – Да, пятерых смогли отловить. Их допросил Александр. – Они мертвы? – Все до одного. Я лишь киваю, не осуждая, но мне жаль. Лучше бы стража всех перебила. Анна вновь собирается с духом, её пальцы умело создают мне простую, но удобную причёску: верхнюю часть волос заплетает в свободную косу, а нижнюю половину оставляет распущенной. Мне не нужна была причёска, но я ничего не говорю, зная, что сестра отвлекается от дурных мыслей, пока её руки заняты. Анна также старается привести моё лицо в порядок. Подводит глаза, красит губы и пудрой прикрывает синяк. Его всё равно видно, но он уже не так выделяется. – Есть новости. Мы вчера вечером много спорили, но я считаю, что ты должна знать и принять решение, – серьёзно начинает она, но потом с улыбкой качает головой, замечая, что я опять в рубашке, хотя она накупила мне множество платьев.