– Да ладно, – вытаращила я глаза, злясь, что меня так легко раскусили. Это Андрюшенька такой проницательный или я такая дурища? И мое лицо он читает, как открытую книгу. – Отвечаю, – с серьезной миной кивнул он. – Большой опыт? Восемь раз влюблен, и каждый раз на всю жизнь? – Не угадала. Отец с матерью сорок лет вместе и до сих пор друг друга любят. – Повезло. А мои развелись. – Поэтому ты такая недоверчивая. Он помог мне сесть в джип, захлопнул дверь, я наблюдала за тем, как он обходит машину, пытаясь разгадать причину его подозрительной покладистости. – Скажи прямо, чего тебе надо, – проворчала я, когда он оказался рядом. – Счастья, милая, – скроил он умильную физиономию. – Мы прем к нему семимильными шагами, – хмыкнула я. – Я одна милая, или у тебя все девушки милые и я зря губы раскатала? – Не зря. У меня на тебя большие виды. – Значит, надо держать ухо востро. – Лучше прислушайся к своему сердцу. Что оно тебе шепчет? – Пошли его на… ну, ты знаешь куда. – Кстати, ты заметила несоответствие: одна подруга говорит, что Римма детей не жаловала, оттого и не работала по профессии, а Вера утверждает, что она хотела семью и ребенка, – неожиданно заявил он, чем немного расстроил, я бы предыдущую тему продолжила. – Так это она чужих детей не любит. На своих нелюбовь точно не распространяется. – Как у вас все сложно, – покачал головой Андрюшенька. – А ты детей любишь? – Не особо. Я бы для начала собаку завела. В целях воспитания чувства ответственности… – Я бы предпочел кота, – смеясь, сказал он. – Но общей картины это не портит. Что ж, думаю, назрела нужда поговорить с Артемом Викторовичем. – По поводу лотерейного билета? – кивнула я. – Если билет выигрышный, чем не повод для убийства? Парень жадный, узнал о выигрыше, ну, и попутал черт. – Надо узнать, были ли в последнее время крупные выигрыши, – сказала я. – Крупные – понятие относительное. Кто-то и с рублем расстаться не может. – Но не из-за рубля же он ее убил, в самом деле? – Давай спросим. Повод для разговора у нас есть: он был в квартире Риммы уже после ее смерти. Поехали в автосервис, сегодня должна быть его смена. А скажи-ка, Лизавета, – когда мы тронулись с места, произнес он, – отчего это матушку сизовская блондинка не заинтересовала? Я думал, она немедленно нас на розыск отправит. – Зачем? Если блондинка заглядывала на конспиративную квартиру, значит, сама Сизова ищет, то есть понятия не имеет, где милый друг может быть. – Серьезно? Может, он как раз в квартире прячется? А блондинка его навещает? Я-то знала, что в квартире никого, но Андрюшеньке о том, что мы там успели побывать, знать ни к чему. – Ты бы стал там прятаться? – спросила я. – Я – нет. Но я бы и денег тырить не стал. – Спорное утверждение, – съязвила я. Он сделал вид, что не расслышал. – Я бы блондинкой все же занялся. – Займемся, коли будет на то воля матушки. Тут как раз и Клавдия позвонила. – Вы где? – проорала она в ухо, когда я ответила на звонок. Сердце мое незамедлительно переместилось в пятки, ясно, что случилось страшное, иначе чего бы подруге так орать. Воображение тут же нарисовало воскресшего Сизова, почему-то с паяльной лампой, злодея Паршина с подручными и парочку грабителей, которые явились за мной к несчастной подруге. – Едем к Головину, – с легким заиканием отрапортовала я. – На кой он вам сдался? У него же алиби. Давайте домой. И побыстрее, если хотите меня живой застать. – У тебя пистолет с собой? – обратилась я к Андрюшеньке. – Матушка в руках у нечестивцев? – И чего смешного? Давай хоть монтировку захватим, – сказала я, когда мы оказались возле особняка. – Могу предложить бейсбольную биту, – ответил Андрюшенька. И, достав из-под сиденья биту, сунул мне в руку. Дверь оказалась не заперта, и это напугало еще больше. Толмачев вошел первым и позвал: – Матушка Евлампия! В холле незамедлительно появилась Клавдия, в бикини и с крупными бигуди в волосах, физиономия совершенно очумелая, а вот «гостей» нигде не наблюдалось. – Почему с битой? – испуганно спросила она. – На вас что, напали? – На нас нет. Я думала, на тебя. – Матушка, а вы одеться не забыли? – подал голос Андрюшенька. – Мы, конечно, с вами почти родня, но не совсем близкая. – Не до тебя, – отмахнулась Клавдия. – Может, объяснишь, что случилось? – пристраивая биту в углу, сказала я. – Паршин звонил, – колыхнув бюстом, ответила подружка. – Просит его принять? А бигуди зачем? Ты ж в этом… колпаке. – Колпак обычно у дураков, – встрял без нужды бывший мент. – А матушка у нас по уму и сообразительности любого за пояс заткнет. – Зачет, – кивнула Клавдия. – Подхалимаж заценила. – Чистая правда, матушка, – заблеял Андрюшенька. – Мы отвлеклись от темы, – напомнила я. – Так зачем бигуди? – Он пригласил меня в ресторан. – Вы поэтому так мечетесь? А я думал, мы клип снимаем: «Водил меня Серега на выставку Ван Гога», – заголосил он, получилось, кстати, неплохо. Не сфальшивил. – Насчет клипа в самую точку, – вынуждена была согласиться я. – Вот скажите, какая от вас польза? – развела руками Клавдия. – Я на грани нервного срыва, а вам все хиханьки. – Никогда я не был столь серьезен, – затряс головой Андрюшенька, а я сказала: – И все же, почему бигуди? – Потому что он пригласил в ресторан Клавдию Семеновну, а не Евлампию. – Логично. – Он все обо мне знает, – завопила она, всхлипнула, но реветь мгновенно передумала, вспомнив о накладных ресницах, которые успела нацепить вместе с бигуди. – Знает, что Клавдия Семеновна и матушка Евлампия – одно и то же лицо? – уточнил Андрюшенька. – Вы серьезно рассчитывали сохранить это в тайне? – Нет, я от него с ума сойду. Вместо дружеской поддержки сплошная черствость и непонимание. Боюсь, мы бизнес про… – Фукали, – машинально поправила я. – Лучше сказать, мы что-то существенное упустили из виду. – Ничего подобного. Не упустили, а профукали вчистую. – Ты – красивая женщина, – вдруг заявил Андрюшенька, присматриваясь к Клавдии с таким видом, точно она лишь секунду назад явилась его очам.