– Полиция, откройте, иначе выломаем дверь. Считаю до пяти. Я решила, что считать Андрею придется долго, но дверь вдруг распахнулась. На нас испуганно смотрел парень лет двадцати с небольшим. – Григорий Евгеньевич? – осведомился Андрюшенька, махнув удостоверением. – Да, а в чем, собственно… – договорить Гриша не успел, Толмачев схватил его за шиворот и поволок в глубину квартиры. Вскоре парень оказался на диване, откуда смотрел на нас не просто со страхом, а скорее, с ужасом. – Начинай каяться, – сурово предложил ему Андрюшенька. – В чем? – Ты посмотри, – повернулся ко мне бывший мент. – У него, оказывается, грехов немерено, а мы думали, один… на пару с другом. Где он, кстати? Говори быстро. – На даче, – пролепетал Гриша. – На какой даче? – Дача его девчонки. Ее предки туда не ездят, продать хотели. Маринка Владику ключи дала… мы там были пару раз, отдыхали на природе. – Адрес. – Я адрес не знаю. Там село… не помню название, а потом сады. Я могу показать. – Обязательно покажешь, а теперь подробно: почему Владик прячется на даче? – Ну… вы же знаете? – с робкой надеждой спросил он, правда, непонятно, к чему надежда относилась. – Я-то знаю. Мне интересно, что расскажешь ты. Имей в виду, от этого рассказа зависит твое будущее. Итак… – Все из-за мужика… – Какого мужика, подробно. – Мы, это, из клуба ехали… А Владику по дороге приспичило. Не мог в сортир в клубе сходить… Он матерится, типа, все, не доеду, а впереди театр молодежный, который сгорел. Я и говорю: сворачивай, там кусты, не посередине же улицы нужду справлять. Этот псих на полной скорости в кусты и влетел. И бегом из машины, видно, правда приспичило. И не возвращается долго. Я чуть не уснул. Хотел его позвать, куда чувак делся, а он в тачку лезет, у самого глаза безумные. Гришка, говорит, я, кажись, мужика сбил. Лежит в кустах. Я говорю: мужик живой? А он: похоже, нет. Чего, говорю, мужику в кустах делать, может, тебе привиделось, а он как завопит: «Не привиделось мне!» Я говорю: «Мотать отсюда надо», а его колошматит не по-детски, нас, говорит, мигом вычислят и на зону отправят. «Меня-то за что?» – спрашиваю. А он орет: мужика спрятать надо, нет тела, нет дела. Так менты говорят. Короче, мужика мы загрузили и рванули оттуда. Дальше-то что делать, спрашиваю. Владик говорит: вывезти из города… Я же друга бросить не могу, хотя хотелось. Ну и потащились к Маринкиной даче. – Почему к Маринкиной? – слегка удивился Андрюшенька. – Потому что ничего другого в голову не пришло. Слава богу, по дороге ментов не встретили. Ну и в лесу его выгрузили, Владик хотел его ветками прикрыть, но не нашел ничего подходящего. Я в это время в машине сидел. Вернулись в город, разошлись по хатам. А утром он мне звонит: даже по мобиле слышно, что трясется весь. Мужика, типа, нету. В этом месте я невольно вздохнула, неугомонный у нас Сизов. – Он что, с утра проверить решил? – задал вопрос Андрюшенька. – Вот именно. Не спалось ему. Мы в темноте место выбрали неудачно. Дачники в лесу помойку устроили, тропа к ней прям натоптана, короче, наверняка мужика уже нашли, сказал Владик. – И вы решили спрятаться. – Решили. Пересидеть малость, может, как-то все уляжется. – И где пересиживали? На Маринкиной даче? – А где еще? Только я там долго не выдержал. Интернета нет, только телик, и по нему две программы. Сдуреть можно. А Владик твердит: надо ждать, если менты про мужика уже знают, обязательно здесь появятся, возле кучи этой, где он лежал. – Появились? – Ничего подобного. Сегодня я не выдержал и с утра сюда… Какая разница, где ментов ждать? – Вот и дождался, – кивнул Андрюшенька. – Что ж, поехали к дружку. – А чего с мужиком-то? – заныл Гриша. – Что, все плохо? Помер? – Это я тебе потом расскажу, а пока у нас неотложное дело. Клавдия, увидев Гришку, которого Толмачев определил на сиденье рядом с ней, спросила: – Может, его лучше в багажник? – Он дорогу показывать будет. Клавдия поджала губы и отвернулась к окну. – Ну веди, Сусанин, – сказал Андрюшенька, и мы тронулись с места. Я, признаться, всю дорогу боялась, как бы Гришка не сбежал, хотя Толмачев и сказал мне: «Дурак он, что ли?» Об умственных способностях Григория я ничего толком не знала. С одной стороны, явно дурак, если кинулся с дружком труп прятать. Но только я об этом подумала, как вспомнила, что и сама не без греха, а кому приятно себя дурой считать. В общем, я нервничала и за Гришкой приглядывала. Он объяснил, куда ехать, довольно толково. На объездной мы свернули и впереди увидели указатель. «Артемьево – 6 км, Глухово – 12 км». – Вот! – завопил Григорий Евгеньевич. – Деревня Глухово называется, точняк. А за деревней – сады. Выходит, добираться нам совсем ничего. Это порадовало, вот только что ждет нас в этих самых садах? Через пару километров появился еще указатель, Артемьево упомянуто не было, а Глухово, судя по этому указателю, находится в семнадцати километрах. – Что за чепуха? – заволновалась я, в принципе не ожидая от жизни радостного и светлого, а тут еще голову ломай, что здесь за аномальная зона. – Это для немцев, – вникнув в суть проблемы, заявила Клавдия. – Для каких немцев? – не поняла я. – Ну, может, не для немцев. Для врагов. Чтоб Москву не нашли. Мы уставились на нее с большим уважением, то есть уставились я и Гришка, Толмачеву пришлось на дорогу смотреть, но и он оглянулся. Однако Клавдию наши взгляды не смутили, она пожала плечами и вновь отвернулась к окну. Наконец появилась деревня Артемьево, не через шесть километров, а через восемь, но это все равно порадовало, был шанс, что и Глухово внезапно не исчезнет с лица земли. – Ну вот, – с облегчением вздохнул Гришка, когда на пригорке показалась колокольня местной церкви, должно быть, он, как и я, переживал, что запросто может оказаться где-то в другом месте. Выглядела деревня совершенно обыкновенно, а сразу за ней начинались коллективные сады, о чем свидетельствовала табличка, прибитая к дереву: «СТ Магнит». – Вот, все, как я говорил, – еще больше воодушевился Гришка. – Показывай кучу, – буркнул Андрюшенька. – Надо ближе к лесу держаться, там дорожка будет… И дорожку, и кучу, то есть свалку, которую добрые люди устроили в лесу, мы нашли очень быстро. Куча выглядела внушительно, над ней возвышался щит с надписью: «Мусор не бросать! Штраф 5000 рублей». Мы вышли из машины (Клавдия, правда, делать этого не стала), обошли кучу, Гришка огляделся и с сомнением произнес: – Где-то здесь мы его положили. Само собой, Сизова мы не обнаружили. Можно было бы предположить, что беднягу закидали мусором, но проверять это не хотелось. – Поехали к дружку, – буркнул Андрюшенька, которого окрестный пейзаж очень раздражал. Мне он, кстати, тоже не нравился. «Маринкина дача», как именовал ее Гришка, находилась довольно далеко от несанкционированной свалки. Подъехать к дому мы не смогли, садовое товарищество было огорожено забором, на воротах со стороны дороги висел замок. Ключи, надо полагать, были только у собственников. Оставив джип возле ворот, мы воспользовались калиткой и вскоре оказались около симпатичного домика в два этажа, участок по периметру был засажен туями, но чувствовалось, что хозяева к своим садовым соткам охладели и вряд ли бывают здесь часто. Гришка вбежал на крыльцо и потянул на себя входную дверь, она открылась. Клавдия и Толмачев вслед за ним вошли в дом, а я прошлась по участку. Под навесом стояла «Мазда», водительская дверь была открыта. Это вдруг насторожило, я заспешила в дом и застала там вот какую картину. Наш мажор лежал поперек разобранного дивана, в комнате царил беспорядок, возле журнального столика выстроились бутылки из-под виски, текилы, водки из дорогих, далее следовали бутылки попроще, а на столе и вовсе стояла бутылка портвейна, купленная, скорее всего, в деревенском магазине за очень скромные деньги. Жизненный трагизм Владлена Сергеевича был ярко представлен в этой инсталляции. Сам Владлен Сергеевич походил на гражданина без признаков жизни. Это меня очень напугало. Я охнула и опустилась в кресло, решив очередной удар судьбы принять сидя. Андрюшенька между тем сгреб Владика за грудки, встряхнул, а затем отвесил парню пощечину. Владлен волшебным образом ожил, мутно взглянул на нас и даже произнес: – Здрасьте, – после чего отключился. И, несмотря на шлепки, тычки и ведро холодной воды, безжалостно вылитое ему на голову, более, чем на минуту, в сознание не приходил. А за минуту много ли спросишь? Тут даже Андрюшенька оказался бессилен. – И зачем, спрашивается, мы сюда притащились? – возмутилась Клавдия, наблюдая за его напрасными попытками разговорить человека. – Ты можешь на нем неплохо заработать, – зашептала я. Клавдия нахмурилась, а я продолжила: – Его мать от беспокойства наверняка места уже не находит. Почему бы не подсказать ей, где следует искать ее чадо? После этих слов подружка заметно смягчилась. – Сторожи друга, – сказал Толмачев Гришке и вместе с нами вышел на воздух для проведения военного совета. – Куда мог деться покойник? – возмущенно вопросила Клавдия, лишь только закрыла за собой дверь. – Сам-то он точно никуда не ушел, – хмыкнул Андрюшенька. – И мне трудно вообразить придурка, которому он вдруг понадобился.