– Это я уже слышала, – пробормотала я, возясь с салфеткой на коленях. Джек на секунду задумался. – Вы не представляете, как много писали о мистере Лонго. В двадцатые и тридцатые годы он имел здесь, в Чарльстоне, большие связи. Он был владельцем нескольких фирм, в основном строительных, пары ресторанов и салона красоты. Его имя постоянно мелькало в газетах в связи с самыми разными событиями – открытия, церемонии, перерезание ленточек и тому подобное. Рядом с нашим столом возник официант, чтобы подлить ему кофе. Как только тот отошел, Джек продолжил: – Интересно другое: его имя редко появлялось на страницах светской хроники. Такое впечатление, что старые деньги Чарльстона его не принимали, считая выскочкой, нуворишем. Или же люди были наслышаны о его деловой нечистоплотности и не желали общаться с ним. Не то чтобы старые деньги Чарльстона чурались деловой нечистоплотности – просто им хватало хороших манер это не афишировать. Джек прижал ко рту руку, подавляя огромный зевок. – Простите, – произнес он с виноватым видом. – Я был в библиотеке с первыми лучами зари и теперь засыпаю на ходу. – Вот уж не знала, что библиотека открывается так рано. – Она и не открывается. – Тогда почему?.. Джек улыбнулся. Я же пожалела, что задала этот вопрос. – Я знаю кое-кого, кто там работает, – сказал он. – Она пошла мне навстречу. – Навстречу? – Да, навстречу. Она впустила меня рано утром, чтобы я без всякой бюрократической волокиты мог получить доступ к секретным документам. Скрестив на груди руки, я молча смерила его пристальным взглядом. По словам Нэнси Флаэрти, имя Джека постоянно мелькало в колонке светской хроники рядом с именами самых разных красавиц. Похоже, у него немало подруг. В этот момент рядом с нашим столиком вновь вырос официант и широким жестом поставил на середину стола массивный кусок торта. – Ух ты! – восхитился Джек. – Этим можно кормить семью из шести человек в течение недели. Я подняла вилку и усмехнулась: – Или одну очень голодную женщину. Я с неохотой предложила ему вторую вилку. Джек покачал головой: – Нет, спасибо. Боюсь, я не могу позволить себе лишние калории. Я представила его брюшной пресс и стройные бедра. – В самом деле? – Ладно, не совсем так. Просто я по опыту знаю, что лучше не оказываться между женщиной и ее шоколадом. Я положила в рот кусок торта и указала на него вилкой. – Умный мальчик, – сказала я, проглотив первый восхитительно вкусный кусок, и отправила вслед за ним другой. – Вы из тех, кто может есть все, что угодно, и не прибавлять ни фунта. Я прав? Я кивнула. – Я такая с рождения. Не знаю почему, да и не хочу знать. Он наблюдал, как я кладу в рот очередной кусок. – Знаете, будь я женщиной, я бы, наверное, вас ненавидел. – Но ведь это не моя вина, хотя я сполна этим пользуюсь. Скрестив руки на груди, он откинулся на спинку стула и выгнул бровь, как бы говоря: «Я собираюсь сказать то, что вам не понравится, но все равно скажу». Прекратив жевать, я ждала, что сейчас последует. – Вы не задумывались о том, что все эти калории сжигает ваша суетливость? Я отпила кофе и проглотила кусок торта. – Моя «суетливость»? – Она самая. Впервые в жизни вижу такую суетливую женщину. Вы вечно дергаетесь, вечно чем-то подергиваете. Например, ногой. Вы что, не можете сидеть спокойно? Усилием воли приструнив ногу, я взяла в рот еще один кусок и, проглотив его, вытерла губы. – Может, мы все же поговорим о деле? Если не ошибаюсь, прежде чем вы отвлеклись и начали произносить благоглупости, вы говорили о мистере Лонго. Неторопливо сделав глоток кофе, Джек нахально улыбнулся мне. – Благоглупости? Я даже не припомню, когда в последний раз слышал это слово. – Почему-то меня это не удивляет, – улыбнулась я. – Давайте о Джозефе Лонго, хорошо? – Ну что ж, как я уже говорил, это был делец еще тот. Считалось, что во время сухого закона он контролировал поставку спиртного в Чарльстон, как в подпольные питейные заведения, так и в частные дома, что, вероятно, и стало причиной того, что он ни разу не был пойман за этим занятием. Сложно арестовать парня, который снабжает винишком начальника полиции. – И как это связано с исчезновением Луизы? Джек подался вперед. – Сейчас узнаете. По словам очевидцев, в том числе его собственного сына, в тот же день, когда Луиза исчезла, Джозефа в последний раз видели на пути к дому Вандерхорстов номер пятьдесят пять на Трэдд-стрит. У меня в горле застрял кусок шоколадного торта. Я попыталась протолкнуть его дальше, глотнув остывшего капучино. – Он направлялся за Луизой. Чтобы сбежать вместе. Нет, не такой ответ я хотела услышать. – Наверняка так могло показаться со стороны. И должно быть, именно так показалось ее мужу. Он весьма громко осуждал Луизу за то, что она бросила его и ребенка. Я оттолкнула от себя недоеденный торт. – Но Невин Вандерхорст надеялся, что… – начала было я, но не смогла продолжить, мысленным взором увидев, как мистер Вандерхорст показывает мне ростомер на стене гостиной и инициалы МЛМ. – Мой любимый мальчик, – машинально произнесла я вслух. – Что? – О, ничего. Просто Луиза так называла своего сына: «мой любимый мальчик». – Откуда вам это известно? – Это написано на стене в гостиной, возле напольных часов. Это часть ростомера. – Я покачала головой. – Это полная бессмыслица: ростомер, все эти фотографии Невина и его матери. Но факт остается фактом: Джозефа Лонго в последний раз видели на пути к ее дому, после чего их обоих больше никто не видел. Что, безусловно, указывает на то, что они сбежали вместе. Скрестив на груди руки, Джек откинулся на спинку стула и задумался. – Я по собственному опыту знаю: самый очевидный ответ редко бывает верным. – Он поставил локти на стол и подался вперед. – Вы когда-нибудь видели, как фокусник берет в кулак монетку и проводит сверху второй рукой? И потом вы должны угадать, в какой она руке? Я всегда выбирал ту, в которой ее, по идее, не должно было быть. И в девяноста девяти процентах случаев бывал прав. Это просто ловкость рук. И все. Ловкость рук. – Но ведь Луиза исчезла. Муж и ребенок, которых она якобы так любила, никогда ее больше не видели и не получали от нее известий. Джек сунул руку в задний карман и, вытащив двадцатипятицентовую монету, положил ее на ладонь и протянул мне. – Не всегда ищите очевидное, Мелли. – Сжав обе руки в кулак, он несколько раз переставил их один над другим, после чего вновь протянул мне. – В какой руке монетка? Я внимательно следила за его движениями и не видела, чтобы монетка переходила из руки в руку. – В этой, – сказала я, указывая на правую. Он медленно разжал ладонь, и моему взгляду предстали лишь гладкая кожа и длинные пальцы. И очень чувствительные, подумала я и вздрогнула. Джек разжал левый кулак. Монетка выкатилась на стол и, покрутившись, легла решкой. – Вот видите? – улыбнулся Джек. – Ловкость рук. Вот так и с Джозефом и Луизой. Там наверняка что-то есть. Что-то такое, чего мы пока не видим. Я это гарантирую. Я посмотрела ему в глаза, задаваясь вопросом: откуда в нем эта уверенность? То ли причина в том, что он всегда бывал прав, то ли в чем-то еще. – Почему вы так считаете? – спросила я, глядя на него в упор. – Потому, – ответил он, – что мать, называющая сына «моим любимым мальчиком», мать, у которой есть несколько десятков их общих портретов, не исчезает бесследно с лица земли, раз и навсегда оборвав с ним связь. Поверьте мне. Там явно что-то другое. Мой внутренний голос и опыт подсказывают мне, что здесь что-то не так. В городе есть несколько мест, где я планирую порыться в архивах, да и на вашем чердаке непременно найдется немало подсказок. Кстати, Мелли, интересно было бы взглянуть на ростомер. Никогда не знаешь, что может стать подсказкой. – Сомневаюсь, но можете посмотреть. Я включила вас в рабочий график завтра утром на семь часов, так что, если вы приедете туда чуть раньше, у вас будет время изучить ростомер. Или можете подождать до обеденного перерыва.