– Аннетт больше не разговаривает со мной. Я знаю, это из-за тебя. – А может, и не стоит принимать это близко к сердцу. Чтобы не выставлять себя на посмешище. – Уэс видит, как ярость вспыхивает в глазах Джейме: он узнает собственные слова. – Это я уже проходил и выяснил, что женщины лучше относятся к тем, кто признает за ними право самим принимать решения. Джейме скалит зубы. – Сотри с лица это самодовольство. У тебя на все готов план и шутка, да? Но мне надоело с тобой шутить, Уинтерс. Лучше бы тебе надеяться на то, что ты не попадешься мне на охоте один, потому что в этом случае я прикажу своей собаке разорвать тебя, как вредную тварь, – ведь это ты и есть. Уэсу хочется рассмеяться, но все ответы вылетают у него из головы, когда он встречается с Джейме глазами. Такого пронизывающего, одержимого страстью взгляда он прежде у Джейме не видел. Это не просто досада, не просто ненависть. А отчаяние в чистом виде. Он и не думает шутить. Джейме отпускает его воротник, но продолжает впиваться в него глазами. Встревоженный Уэс делает назад шаг, другой, потом поворачивается и спешит к столику. Ему досадно, что Джейме вывел его из себя, но он не может отрицать, что это скорее дурное предвестие, чем угроза. В маминых преданиях богиня войны всегда являлась людям перед самой битвой, осыпая предвестиями смерти наиболее неудачливых из них. И вот теперь она как будто предсказала устами Джейме его страшную судьбу. Уэсу представляется, как его волочат по земле, словно не успевшую убежать лань. Он садится рядом с Маргарет и протягивает руку по спинке ее стула. И она сразу пригвождает его к месту своим не в меру проницательным взглядом. – Все хорошо? – Ага, – он одним махом опустошает свой стакан. – Просто замечательно. – А кое-кто готов потанцевать, – нараспев произносит Кристина. – Я – определенно да, – отзывается Мад. – Так идем. Кристина утаскивает ее в толпу, которая достигает почти предельного исступления, когда группа начинает играть залихватскую, головокружительно быструю композицию. Уэс смотрит, как они крутятся и вертятся, пораженный тем, как иначе выглядят его сестры в этом свете. Беззаботные, словно городские подростки, ускользающие каждые выходные в какой-нибудь кабачок. Словно им и не грозит разорение. Ради них завтра надо победить. Когда он снова поворачивается к Маргарет, она все еще смотрит на него. Он вздыхает. От нее таиться бессмысленно. – Я опять столкнулся с Харрингтоном. Он был очень рад видеть меня. – Нисколько не сомневаюсь. – Сказал, что если завтра застукает меня одного, то убьет. – Я не дам ему ни единого шанса. – Маргарет прижимает колено к его ноге, которая, как он замечает только теперь, подскакивает со скоростью, с какой могла бы пройти милю в минуту. – Я пообещала Мад защищать тебя ценой собственной жизни. И намерена сдержать обещание. – Что бы я делал без тебя? – Он вращает в стакане остатки своего напитка. Льдинки звенят, звук получается натянутый, как его нервы. – Знаешь, до сих пор мне всегда было легко говорить, что мне хватит смелости участвовать в охоте. А теперь взгляни на меня: боюсь Джейме, боюсь самого себя. Вдруг я вообще не сумею себя заставить? – О чем ты? – Без силы и власти нельзя сделать то, что мне необходимо. Но если я убью эту тварь, чем я лучше остальных алхимиков этой страны? Если готов пожертвовать своими корнями, если согласен играть по правилам их игры… – И все же ты не такой, как они. Да, ты играешь в их игры, с этим не поспоришь. Но уже в тот момент, как ты записался участвовать в охоте, ты нарушил их правила. И если мы победим, ты продвинешься по пути к тому, чтобы до неузнаваемости изменить саму игру. Что означала бы победа для парнишки-сумиста из Пятого Околотка и девчонки-ю’адир из провинции? Ничего и вместе с тем все. По крайней мере, на одну ночь и в одном захолустном городке она заставила бы Новый Альбион пересмотреть привычные представления о героях. Признать, что его наследие и отличительные черты неоднородны и никогда не были таковыми. Жаль только, что этого нельзя добиться, не совершая смертный грех. – Значит, вот как ты себя уговариваешь? – спрашивает он. – Нет, – Маргарет улыбается ему мягко, почти печально. – Я не знаю, вправе ли утверждать, будто я предаю что-то или кого-то так, как ты. Я говорю себе: я делаю то, что должно быть сделано. Как и ты. – Ага. Похоже на то, – он роняет голову на стол. – Ты хороший человек, Уэс, – ее ладонь тяжело ложится ему на спину, он выпрямляется, чтобы посмотреть ей в глаза. – Твоя мама простит тебя. А если Бог поместил того самого хала на землю ради нас, значит, и он вряд ли рассердится, если ты им воспользуешься. Постарайся отвлечься сегодня от этих мыслей. Составь компанию сестрам. – Давай составим им компанию оба. – Нет, я не могу. – Да ладно тебе, – уговаривает он. – Потанцуй со мной. – Я же не умею. Уэс протягивает ей руку. – Поверь, это несложно. С крайней неохотой она соглашается. Она разрешает подвести ее к краю толпы там, где она пореже, и Уэс вдруг замечает, что его мандраж отчасти улетучился. Темп музыки меняется как раз в тот момент, когда он обнимает ее, и он невольно ощущает удовольствие, даже счастье, потому что она здесь, с ним, разрешает обнимать ее, а еще сегодня он думал, что потерял ее навсегда. «Я никогда еще не была так несчастна и так счастлива», – сказала Маргарет. Ему кажется, что теперь он ее хорошо понимает. Певец воркует, ритм ударных нарастает, очертания бара становятся мягкими, затуманенными и мерцающими, и магия, которую он улавливает в этих людях, наконец находит отражение в ее глазах. Они теплые и пьянящие, как виски, и если он не поцелует ее немедленно, он, наверное, умрет. Словно прочитав его мысли, Маргарет ловит его за лацканы. Но не успев даже подумать о том, чтобы прильнуть к ней, он обливается холодным потом, взглянув поверх ее плеча. Джейме Харрингтон наблюдает за ними с видом человека, знающего, что уже победил. * * * Утром в день Полулунной Охоты Уэс просыпается раньше, чем встает солнце. Кристина посапывает рядом с ним, все еще в той же одежде, как вчера вечером. Выбираясь из постели, он мысленно берет себе на заметку не забыть поддразнить ее. Мать и Эди даже не шевелятся, а в соседнем номере Мад и Коллин лежат по разные стороны стены, возведенной из подушек. Постель Маргарет пуста и тщательно заправлена, складки заглажены так, словно на ней вообще никто не спал. Судя по тупому изнуряющему гудению в голове и темноте неба, на часах не может быть больше трех-четырех утра, и от этого ему немного тревожно. Может, она так и не смогла уснуть и сошла вниз почитать. Господь свидетель, что и ему не до сна теперь, с паническим осознанием, что охота начнется через каких-нибудь несколько часов. Он чистит зубы, жадно выпивает полную кружку воды и одевается в темноте, чтобы потихоньку пробраться вниз и разыскать ее. В вестибюле мертвая тишина. Только Аннетт на своем посту дремлет, подложив под голову сжатые на стойке кулачки. – Ты Маргарет не видела? – спрашивает он. Аннетт вздрагивает. – А, Уэс!.. Доброе утро. Вообще-то да, я видела, как она уходила минут пятнадцать назад. Кажется, она сказала, что идет купаться. Это звучит настолько смехотворно, что вполне может быть правдой. – Спасибо. Она понимающе улыбается ему. – Удачи. Он набрасывает пиджак и направляется по каменистой тропе к утесам над водой. Костер, сложенный из выброшенных на берег коряг, виднеется в бухточке, его пламя вспыхивает лиловым – сгорают соль и металлы. Отражение полной луны мерцает и дробится в волнах, и он готов поклясться, что по этому мосту из света можно дойти до самого горизонта. А ближе к полосе прибоя он замечает темную фигурку. Маргарет. Он видит, что она оставила одежду аккуратно сложенной на песке, вне досягаемости для прибоя. Робкая, богобоязненная часть его души говорит: «Поверни обратно и иди в гостиницу». Но другая, более сильная часть велит: «Признайся ей сейчас, трус, пока еще не поздно». Сегодня один из них может умереть. Им нечего сказать друг другу такого, чего они еще не знают. Он видит это в ее глазах. Чувствует во вкусе ее губ. Она пишет это на его коже всякий раз, когда прикасается к нему. Но во всех материнских преданиях говорится, что в словах есть связующая сила, и Уэс не хочет умирать, не сплетя прежде свою душу с ее душой. Он неуклюже спускается по тропе, чертыхаясь, когда камни осыпаются у него под ногами. Ночь выдалась тихая. Только еле заметный ветер ерошит ему волосы и расписывает солью губы. Он боится, что разобьет этот похожий на стеклянный мир, если скажет хотя бы слово. Лишь подойдя к самой воде, он отчетливо видит Маргарет. Луна сегодня громадная, яркая, как уличный фонарь, под лунным светом серебрятся плечи Маргарет, словно покрытые пыльцой. Мокрая голова кажется гладкой, длинные волосы распускаются в воде веером. Сейчас она выглядит существом из совершенно другого мира. Сиреной или одной из aos sí, способных утащить его в подводную могилу. Эльфом, обладающим столь же древней и дикой магией, как хала, и вселившимся в тело девушки. Как она прекрасна. Последние несколько недель он запоминал каждую подробность, касающуюся ее. Каждую особенность игры света в ее медовых глазах. Как она улыбается ему, собираясь рассмеяться, или когда не может притвориться, что он раздражает ее, в чем она пытается его уверить. Как смотрит, когда еле держится. Но то, что происходит сейчас, ему в новинку. Он не знает, что будет, если он признается ей, не ходя вокруг да около и не делая предположений. Будущее видится радужным с его бесконечными возможностями, а настоящее и пугает, и воодушевляет. Он не знает, что будет делать, если она захочет закончить то, что у них началось. Но ему больше нечего скрывать – и рядом нет никого, они вдвоем. На этот раз, решает он, все пройдет как по маслу. Уэс громко откашливается, Маргарет резко поворачивает голову, погружается глубже в воду и изумленно ахает: – Уэс? Он пытается усмехнуться, но губы дрожат. – Привет, Маргарет. – Что ты здесь делаешь?