– Ну, утро выглядит славным для прогулки по берегу, – отзывается он так беспечно, как только может. – Похоже, не одному мне в голову пришла такая мысль. – Берег большой, гулять можно где угодно. – А мне нравится именно этот уголок. – Кажется, он обрел опору здесь, в этом льстивом тоне, которым раньше так часто раздражал ее. – Пожалуй, здесь я и останусь, если тебе все равно. Она бросает на него такой недовольный взгляд, словно сейчас выберется на берег и утопит его. И он, в сущности, не прочь умереть от ее рук. – Как знаешь. – А если серьезно, я хотел поговорить с тобой. Одно дело у нас осталось незаконченным. Ее лицо смягчается, она постепенно начинает понимать, в чем дело. – Так иди сюда. – Дело в том, что я не умею плавать. Она улыбается ему. Ласково и досадливо – эту ее улыбку он любит особенно. – Здесь мелко, ноги достают до дна. – Уже иду. Где-то в промежутке между бросанием пиджака на песок и расстегиванием рубашки ему в голову приходит мысль, что они на самом виду и что любой может наткнуться на них здесь. Но еще не рассвело, и трепет, вызванный предстоящим – и ею, – сжигает его сомнения, как огонь – морскую соль. Он сдирает обувь, ремень, а когда бросает на берег последнее, что на нем надето, и делает шаг в воду, то застывает. Она адски холодная, что ему ничуть не льстит, хорошо хоть Маргарет слегка отвернулась, щадя его самолюбие. Собравшись с духом, он заходит глубже в море. От холода у него перехватывает дыхание сразу же, как только вода поднимается выше пояса, но он не сдается. А когда между ними остается всего шаг, застывает, как парализованный, вспомнив, что презерватив остался в кармане на берегу. А еще думает, каково будет прикоснуться к ней сейчас, повторить языком путь воды, стекающей по ее шее. – Так чего же ты хотел? Он явился сюда, чтобы поговорить. Хотел что-то сказать ей. Но растерял все слова, особенно с тех пор, как она начала теребить губу зубами и выжидательно уставилась на него. Он поднимает руку к изгибу ее шеи, шагает ближе и чувствует губами ее теплое дыхание. – Не помню. Маргарет упирается ладонями ему в грудь, оставляя между ними расстояние. – А если еще кто-нибудь решит, что утро в самый раз для прогулки? – Ну и что. Пусть смотрит. Я помню, ты говорила, что не надо, но я не могу не сказать тебе… – Я уже знаю, Уэс. Он стонет. – Ты меня убиваешь. – Тогда объясни, почему. – Как же можно сказать это так, чтобы выразить все сразу? Никаких слов не хватит, – он прижимается лбом к ее лбу. – Потому что ты преданная и добрая, несмотря на то что мир вознамерился сделать тебя другой. Потому что ты вызываешь у меня смех, помогаешь спуститься на землю и бросаешь мне вызов. Потому что ты, наверное, смогла бы убить меня, если бы захотела. С кратким возгласом она обвивает обеими руками его талию. Как ни странно, она кажется лихорадочно-горячей, несмотря на холодные объятия океана. Уэс испускает беспомощный вздох, скользя ладонями вниз по ее гладкой спине, талии, округлым бедрам. К этому невозможно не пристраститься – к тому, как сбивается ее дыхание, когда он целует нежное пятнышко кожи под ее подбородком. Жилка трепещет под его зубами, и, господи, одного стона, который она издает, ему довольно, чтобы выдержать что угодно. Он вполне мог жить на одних ее стонах. Когда он наконец касается губами ее губ, пламя вспыхивает в нем жарче, чем при алхимической реакции. Если она не желает слушать его, он выразит свою любовь к ней единственным известным ему способом. Он запускает пальцы в волосы у нее на затылке и пьет морскую соль с ее губ. В тот день, когда он увидел ее, перепачканную грязью и полную презрения к нему, он даже помыслить не мог, что она способна с ним сделать. Да как Маргарет могла подумать, что он отдастся алхимии, если он уже безнадежно, целиком и полностью отдан ей? Маргарет отстраняется, но лишь слегка. – Холодно. – Правда? – невнятно спрашивает он. – А я и не заметил. – Правда. Он старается не выдать разочарования, а она берет его за руку и ведет к расщелине в скалах, милосердно укрытой от чужих глаз и ветра. Они жмутся к костру, который плюется искрами, а те взлетают в ночь, как светящиеся пылинки. Удивительно, но она даже не протестует, когда он открыто смотрит, как она вытирается, жадно стараясь запомнить каждый дюйм ее тела. Закончив, она бросает полотенце ему, и оно влажно шлепает его по груди. – Спасибо, – иронично говорит он. С самодовольной улыбкой Маргарет натягивает платье и выжимает волосы, как посудную тряпку. К этому моменту полотенце уже ни на что не годится. Прилипший к нему песок чуть не сдирает с него кожу – впрочем, вытереться все же удается настолько, чтобы влезть в отсыревшие брюки. Свой пиджак он раскладывает у костра и растягивается на нем. Голова слегка кружится, он купается в волнах тепла – и в ее присутствии, отметив, что она выглядит сияющей, как святая, в отблеске синего пламени. – Кстати, что ты здесь делаешь? – Не могла уснуть, вот и пришла сюда проветрить голову, – она подтягивает колени к груди. – Океан меня всегда успокаивает. – Помогло? – В основном. Он складывает руки под голову и сверкает своей самой дерзкой улыбкой. – М-м… все еще думаешь обо мне, Мэгги? Она закатывает глаза. – Не обольщайся. – Ну а я все еще думаю о тебе, – подчеркнуто обиженно отзывается он. – Пойдешь сюда? Маргарет вздыхает и пересаживается к нему. Не удержавшись, он обвивает рукой ее талию и переворачивает ее так, что она оказывается лежащей под ним. От удивления у нее вырывается «уфф». Волосы разметались по его пиджаку и по песку, как жидкое золото, глаза потемнели до оттенка теплой патоки. Смотрит она так, словно раздумывает, не оттолкнуть ли его просто так, назло ему, но жажда в ее глазах убеждает его, что все его достоинства останутся при нем, даже если он не отстранится. Он рассеянно рисует узоры у нее на груди, а когда раздвигает коленом ее ноги, она приподнимает бедра как раз под таким углом, что у него чуть не сносит крышу от вожделения к ней. Против нее он бессилен. Никчемен. Он зарывается носом в ее волосы и вдыхает их соленый запах. – Какой ты настырный, – упрекает она его, хотя и беззлобно. – Я слаб, – мямлит он, – а ты восхитительна. Но если хочешь, я буду держать руки при себе. – Нет. Пожалуйста, не надо. – Маргарет отводит с его лба мокрые волосы. Ее ладони, облепленные песком, царапают ему кожу. А потом она приподнимается и целует его до тех пор, пока не превращается для него в целый мир и не занимает все его мысли. Он отстраняется и продолжает путь вниз по ее шее и ключицам, затем, подняв юбку, – с живота по обоим бедрам. У него саднит губы от соли и песка, но ему все равно, ведь она перебирает пальцами его волосы и почти подтаскивает его голову за них туда, куда хочет. Он раздумывает, не поддразнить ли ее за нетерпеливость, но решает лучше не испытывать удачу: бросить его в костер – проще простого. Он поднимает на нее взгляд, восхищаясь игрой прохладного света на изгибах ее тела, и приникает в поцелуе к внутренней поверхности ее бедра. У Маргарет перехватывает дыхание. – Знаешь, как часто я думал о том, чтобы сделать вот это? – Он с удовольствием отмечает, как все ее лицо заливается румянцем, как она ерзает от каждого слова, которое он произносит, касаясь губами ее кожи. Это невообразимо мило и трогательно. – С тех пор как я увидел ту сцену в твоей книжке, для меня пыткой было смотреть, как ты ее читаешь. Медовым голосом она отзывается: – Так почему бы тебе не прекратить разговоры и не избавить нас обоих от этих мучений? С этим не поспоришь, и он от слов переходит к делу. Когда он находит ритм движений, который ей нравится, у него возникает смутная мысль, что ему следовало бы вести себя скромнее, ведь одного прикосновения ее пальцев к коже его головы и ее вкуса хватило, чтобы вызвать у него прилив усердия и тихие стоны. Но ему кажется, что он никогда не испытывал ничего изощреннее удовольствия слышать, как она со стоном выговаривает его имя, пока он доводит ее до предела. Перевести дыхание он не успевает: она выворачивается из-под него, опрокидывает его на спину и усаживается на него верхом. Ее грудь тяжело вздымается, а простое ситцевое платье, которое он основательно помял и взбил, сводит с ума, скрывая ее от жадного взгляда. Видя ее такой, раскрасневшейся, чуть затуманенной и окруженной нимбом лунного сияния, он в самом деле верит в существование божества, и зовут это божество Маргарет Уэлти. Она склоняется к нему, ее волосы падают с плеч и укрывают их обоих. – Я хочу тебя. – Господи, да, – выдыхает он, и в тот момент это все, что он способен произнести. А потом во внезапном приливе ясности он с запинкой добавляет: – Я… только надо… Подожди. Его сердце от волнения угрожает выскочить из груди, пальцы не слушаются, пока он роется в карманах в поисках резинки. А когда наконец находит, спускает брюки и разрывает фольгу. Маргарет внимательно смотрит, как он раскатывает содержимое пакетика. Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько неловко, настолько неуверенно, настолько чересчур. Ее взгляд теплеет, становится чуть озадаченным, она проводит большим пальцем по его нижней губе. – Нервничаешь? – Конечно! Я же хочу, чтобы это получилось… Маргарет выжидательно смотрит на него. Ему следовало сразу догадаться, что просто так она от него не отстанет. А выудит из него всю правду до последней капли. – Я хочу, чтобы это получилось идеально, – выговаривает он. Она награждает его очередной редкой и тайной улыбкой. – Уже и так. «Уже и так». Три самых сладких слова, какие он слышал.