– Отец объяснял мне, что Бог даровал человечеству демиургов, чтобы мы учились у них. Он верил, что цель алхимика – всегда стремиться к хохма, к истине, – она берет его за руку. – Он говорил, что истинное понимание мира не дается без боли и жертв. И ссылался на псалом: «Хохма способна сотворить все и сделать все новое». Если кто-то и способен на такое – изменить мир к лучшему, – так только ты. – Маргарет… – Его голос дрожит. – И потом, твоя семья будет спасена. Никто больше не умрет из-за него. И ты верил, что он обладает достоинством. Все это благородно. – Спасибо, – он слабо и нерешительно улыбается, жмет ей руку. – Что нам теперь делать? – Надо подать клич. Он замирает. – Какой? – Клич смерти. – Что, извини? Клич смерти? Ты его выдумала. – Ничего подобного. Надо сделать вот так трижды. Она приставляет сложенные ковшиком ладони ко рту и издает звук. Поначалу он низкий и негромкий, но нарастает, как прилив. Этот клич, состоящий из трех частей, Бедокур сопровождает возбужденным лаем. Уэс озадаченно моргает, не веря, что такие звуки исходят от нее. Потом запрокидывает голову и подражает ей. К третьему повтору они приходят в исступление и обрывают клич, разразившись задыхающимся смехом. Он далеко разносится в неподвижном воздухе. Прежде чем тишина снова окутывает лес, вдалеке слышится чистый и звучный отклик охотничьего рога. Все наконец завершилось. Уэс проказливо и глуповато усмехается Маргарет, и от этой усмешки ее сердце сбивается с ритма. Забыв о разбитом лице и о том, что у них обоих на коже подсыхает кровь, Уэс притягивает ее к себе и целует до тех пор, пока в мире не перестает существовать все, кроме них двоих. * * * Без Отблеска – вероятно, трус уже пасется в чьем-нибудь саду, – им требуется без малого два часа, чтобы выбраться из леса. Ночное небо над головой невозможно чистое и яркое, океан светится в темноте драгоценной синевой. Полная луна уютно устроилась в облаках, как жемчужина в раковине. Но на земле еще сохранились мрачные напоминания об охоте. На ветру безвольно кружит пепел. Капли крови усеивают листья, словно роса. Неподвижные тела лежат, укрытые белыми простынями. Уэс не отпускает Маргарет от себя ни на шаг, когда они выходят на простор полей. Им навстречу едет кавалькада – еле различимые темные мазки на фоне золотистой ржи. Должно быть, Джейме постарался, распуская сплетни. Когда всадники приближаются, Маргарет видит по их лицам, что их одолевают те же мысли, которые точат ее. Как воспримет толпа известие о том, кто стал победителем? В ожидании всадников Уэс шепчет ей на ухо: – Думаешь, нас скормят гончим? Маргарет с каменным лицом устремляет на него пристальный взгляд. – Может быть. Официальные лица, устроители охоты, останавливаются перед ними. Они восседают на выстроившихся в ряд внушительных вороных жеребцах, которые фыркают, выпуская из ноздрей клубящийся в воздухе пар. Егермейстер окидывает их долгим, оценивающим взглядом. – Вы, ребята, подождите здесь минуту, пока мы решим, как быть с вами. Они возвращаются спустя почти целый час – вместе с миссис Рефорд и медиком из «скорой». Не успевает лошадь миссис Рефорд остановиться, как она соскальзывает с седла и бросается к ним, похожая на взъерошенную кошку в своем жакете из длинного меха. – Вы оба перепугали меня до полусмерти! – возмущается она. И стискивает их в объятиях. Уэс протестующе скулит. Но уже через мгновение миссис Рефорд отстраняется и машет рукой официальным лицам. Один из них нерешительно приближается, чтобы взять поводок Бедокура у Маргарет, а миссис Рефорд тем временем почти грустно смотрит на хала. – Можно? Маргарет кивает, и женщина забирает у нее хала и заворачивает в полотно, как сыр с рынка. – Как вы понимаете, мы озабочены возможной реакцией собравшихся в том случае, если мы устроим пышную церемонию, так что было решено провести все быстро и слаженно. Во-первых, мы сделаем что-нибудь с твоим лицом… – Уэс вспыхивает, когда она тычет в него пальцем. – …а затем отправимся в город, чтобы коротко представить вас публике. При этом вы не говорите ни слова и не отходите от меня ни на шаг, пока мы не доставим вас домой, или пеняйте на себя. Мы поняли друг друга? Они кивают. – Вот и хорошо, – миссис Рефорд вздыхает. – Поскольку потом будет не до того, сделаю сейчас еще кое-что. По традиции, впервые участвовавшим в охоте предстоит помазание кровью добычи. Она кладет хала на одну руку и проводит пальцем вдоль раны у него на спине. Потом, оставив хала на земле, хватает Уэса за подбородок. Он морщится, а она рисует у него на лбу и щеках искрящиеся серебряные линии. Кровь хала подсвечивает плоскости его лица, придает им мягкий пульсирующий отблеск. – Незачем так кривиться, Уэстон. Это неуважительно, – еле слышно цедит сквозь зубы миссис Рефорд, но Маргарет видит, что она лишь притворяется раздраженной. – А теперь дай-ка взглянуть на твои раны. Затем она переключает внимание на Маргарет. Взяв ее за подбородок, наносит кровь хала на скулы. Кровь еще теплая. Пока она подсыхает на ее коже, миссис Рефорд с безмолвным благоговением встречается с ней взглядом, и мир смягчает серебристая светящаяся дымка, он утопает в том, что реально. Даже если весь город будет презирать их, даже если их свидетели – всего-навсего шесть человек и Холодная Луна, здесь, в ночной тиши, случившееся неоспоримо. Девчонка-ю’адир и банвитянин победили в Полулунной Охоте, и теперь все их мечты досягаемы, осталось лишь протянуть руку. – Итак?.. Ты уже разобралась, как поступить? Маргарет бросает взгляд на Уэса – тот уже воодушевленно болтает с задерганным медиком, который светит ему фонариком в глаза. Уголки ее губ невольно подрагивают в улыбке. – Да. Думаю, разобралась. Глаза миссис Рефорд блестят от слез, она целует девушку в лоб. – Я так рада за тебя, Мэгги. Не забывай навещать меня иногда, ладно? * * * Остаток ночи проходит как в тумане. Изрытая копытами грязь сменяется булыжной мостовой, все вокруг мягко освещают уличные фонари, шум толпы достигает предела исступления. Торжественно прошествовав по многолюдным улицам под гирляндами красных флажков и широко открытым глазом луны, они поднимаются на помост, воздвигнутый на главной площади. На них устремлены взгляды всех, кто только есть в Уикдоне. В своих охотничьих куртках зрители выглядят мешаниной цветов – коричневого, синего, черного, – словно водовороты ночного прилива. Далеко не все взгляды враждебны: Маргарет мельком замечает, что Аннетт Уоллес и Халанан воодушевленно машут им, пока они проходят мимо, но при виде других лиц у нее перехватывает дыхание от страха. Церемония краткая, как и обещала миссис Рефорд. Их представляют собравшимся, пастор Моррис произносит заключительное слово, вернее, заунывную речь о благодати Божией и порочности материального мира. Их фотографируют – усерднее, чем она могла вообразить. Если ей ничего не хочется так, как проспать ближайшую тысячу лет, Уэс прямо-таки купается во всеобщем внимании. Медики сделали с его лицом, что смогли, сумели слегка убрать опухоль, хотя один глаз все еще налит кровью и ссадина тянется вдоль носа, как изгиб реки. Почти все время, пока их фотографируют, он поворачивается в профиль, стараясь, чтобы ссадина была не видна. К тому времени, как их отпускают, большинство участников охоты уже засели в пабе или разошлись по своим номерам. Однако у Маргарет осталось еще одно, последнее дело перед тем, как она сможет отдохнуть. Когда рассеиваются худшие из пробок, они вызывают такси, чтобы добраться до Уэлти-Мэнора. Едва завидев впереди дом, одинокий и съежившийся, будто спящий пес в ложбине, Маргарет становится жаль, что обратного пути нет. От страха ее дыхание учащается, но рука Уэса в ее руке успокаивает, пока они сворачивают на подъездную дорожку. Свет горит только на втором этаже, сочится сквозь осколки стекла в разбитом окне комнаты ее матери. – Я буду рядом с тобой, – говорит Уэс, пока они выбираются из машины. – Я тебя прикрою. Таксист выглядывает в окно. – Жду только десять минут, ясно? – Спасибо, сэр, – с убедительной любезностью отзывается Уэс. – Больше нам и не нужно. Маргарет размеренно дышит, отгоняя страх, пока они поднимаются по шатким ступеням веранды и открывают входную дверь. Холодный пот струйкой стекает за ее воротник и вниз по спине. В доме пыль взвивается в столбах водянисто-голубого лунного света. Это все равно что блуждать по склепу. Спокойствие и гнетущая тишина. Наверху не слышно ни шороха, даже когда они захлопывают дверь, даже когда идут в комнату Маргарет, чтобы сложить остатки ее вещей в чемодан. Ивлин намерена отпустить ее, не сказав ни слова, и почему-то это хуже любого другого варианта. Только когда они возвращаются обратно в прихожую, Ивлин возникает на верхней площадке лестницы. Смотрит на их сцепленные руки, затем на чемодан Маргарет, который несет Уэс. Ее очки бликуют, разглядеть выражение ее глаз невозможно. – Вижу, ты приняла решение. – Да. – Отлично, – голос Ивлин звучит устало. – В таком случае я обращаюсь к вам, мистер Уинтерс. Может, вы окажетесь более вменяемым или сумеете образумить ее. – Вас ждет разочарование. Я не указываю вашей дочери, как ей поступать. Она несколько упряма. – Значит, кое-что общее у вас есть. И раз на угрозы вы не реагируете, предлагаю компромисс. Забирайте ее. Забирайте и дом, если хотите, вы ведь все равно потащите ее в суд и будете ждать моей смерти. Все, чего я прошу, – отдать мне хала. А я дам вам что угодно. Вы хотели поступить в ученики? Предлагаю вам кое-что получше. Я сделаю вас выпускником и напишу рекомендацию в Дануэйский университет – или куда захотите и где у меня есть связи. Только назовите. Все, что в моих силах отдать вам, – ваше. – Нет. Вряд ли. Ее лицо искажает гнев, но пауза длится, и гнев рушится, вытесненный поражением. Ивлин обхватывает перила так крепко, что белеют костяшки пальцев. – Маргарет, пожалуйста. Не поступай так со мной. У меня же не останется ничего. Маргарет наконец-то видит, кто она такая на самом деле: слабая женщина, цепляющаяся за остатки былой власти. Она внушает сочувствие. Это неправильно – видеть, во что превратилась ее мать. Когда-то она была деятельной, увлеченной и любящей. Но Уэс был прав, когда говорил, что тьма есть в каждом. Может, во всех таится второе «я», ждет, незримое, как обратная сторона луны. Смерть Дэвида воспламенила в ней что-то, и увлеченность усугубилась, стала одержимостью. – Тебе в самом деле так нужен этот камень? – спрашивает Маргарет. – Он же ничего не исправит. Не вернет его, а если и вернет, будет ли это иметь значение после всего, от чего ты отказалась? Или же ты всегда любила память о нем больше, чем меня, реально существующую?