— Вчера. — Цыган вынул из-за уха окурок сигареты и не торопясь раскурил. — А ты на вокзал подался. Кореша какого-то своего провожал. Стас молча кивнул. Вчера он усаживал в поезд Черного, боясь, что тот напьется и прозевает отправление. Поручено ему было деликатнейшее дело, а сам Стас браться за него не хотел. Знал бы, что объявится кто-нибудь от Туза, поехал бы сам. Нет его в городе, и с концами! Но почему Нинка ему не сказала про этого хмыря? Забыла? — Как сюда прошел? — испытующе смотрел он на Цыгана. — Сказал, что ко мне? — Зачем? — лениво ответил Цыган. — Там у вас достаточно объявлений висит, санитары требуются. В отдел кадров и пошел! — Спирту выпьешь? — поднялся из-за стола Стас. — Кто же от спирта отказывается? — усмехнулся Цыган. — Выпью. Стас поставил на стол солонку, хлеб, разлил по граненым стаканам спирт — себе немного, Цыгану почти до краев. — За твое возвращение! — поднял свой стакан Стас. Цыган молча кивнул, задержав дыхание, выцедил спирт, шумно выдохнул, понюхал корочку и полез в карман за сигаретами. — Как там Туз? — Стас отодвинул пустой стакан. — Велел сказать, что скоро заявится, — равнодушно сообщил Цыган. — Да ему еще тянуть и тянуть! — не поверил Стас. — Сорвется! — Цыган отломил кусок хлеба, посолил и принялся жевать. — Когда? — охрипшим вдруг голосом спросил Стас. — Полегче чего-нибудь спроси! — насмешливо посмотрел на него Цыган. — За кого его держишь? — Это да... — вытер пот со лба Стас. — Это я недодумал! Значит, скоро, говоришь? Цыган кивнул, отломил еще хлеба, тусклым голосом сказал: — Велел казну приготовить. — Какую еще казну?! — не очень естественно удивился Стас. — Мне до фени! — отмахнулся Цыган. — Ваши дела. Что сказано, то передаю. — И поднялся с места: — Все! Потопал. Мне у вас в городе не с руки разгуливать. До дома надо подаваться! — Где дом-то? — спросил Стас. — В Ярославской... Деревня Ручьевка... Слыхал про такую? — Откуда? — пожал плечами Стас. — И чего там будешь делать? — Молоко хлебать... — усмехнувшись, ответил Цыган. — А ты что, на дело какое меня сватаешь? — Какие дела?! — попытался засмеяться Стас и кивнул на топку, где гудело синее пламя: — Видишь, шурую! — Шуруй, шуруй! — пошел к дверям Цыган. — Согревай душу. А то небось в пятки ушла? С Тузом шутки плохи! — И вышел. Стас рванулся за ним, у дверей остановился, вернулся к столу, плеснул в стакан спирта, но пить не стал, закурил и тяжело задумался. «Гонщик — так теперь именовался Стас, — сдав дежурство в котельной и не заходя домой, направился на Витебский проспект, дом 19/2, откуда вскоре вышел с неизвестным гражданином. В парке между Гонщиком и неизвестным гражданином состоялся короткий разговор, после чего Гонщик проследовал в метро, через остановку вышел, сел в отходящий автобус, сошел с него, проехал на трамвае в противоположную сторону, соскочил на ходу и, остановив такси, вернулся домой. Неизвестный гражданин проходным двором вышел на соседнюю улицу, обогнул квартал, вошел в подъезд дома № 19/2 по Витебскому проспекту и поднялся на третий этаж в квартиру № 27. (Фотографии прилагаются.)» — Так... Зашевелились! — Курнашов отложил сводку и обернулся к сидящему у стола Кострову: — Подействовал ваш визит, Михаил Степанович! — Стрижка сработала! — засмеялся Савельев. — А ты говорил, старомодная! — провел ладонью по своему короткому «ежику» Костров. — Ну-ну!.. Не будем отвлекаться! — Курнашов постучал карандашом по столу, снял очки и посмотрел на Лаврикова: — Слушаем вас, Алексей Алексеевич. Лавриков не сразу понял, что подполковник обращается к нему, так непривычно было слышать свое имя и отчество вместо обычного: «старший лейтенант» или просто «Алексей»! Это означало, что Курнашов чем-то очень доволен, случалось это не часто, и Лавриков с готовностью доложил: — По справке бухгалтерии ЖЭКа по Витебскому, девятнадцать дробь два, в квартире двадцать семь проживают ответственный съемщик Спицын Григорий Матвеевич, инженер-электрик объединения «Птицепром», его жена — Галина Прокофьевна Спицына и дочь Виктория Спицына, тринадцати лет, школьница. — Инженер-электрик? — переспросил Курнашов. — Напутать там ничего не могли? — Не должны, Сергей Павлович, — подумав, ответил Лавриков. — Именно так он у них числится. Вот справка. — Странно... — перечитал справку Курнашов и обернулся к Савельеву: — Пятой фотографии предъявляли, Николай Иванович? — Конечно, Сергей Павлович! — кивнул Савельев. — В неизвестном гражданине, беседовавшем с Гонщиком, она безоговорочно опознала человека, которого встретила у Белкина, когда рассчитывалась с ним за реализованные посылки. Белкин сказал ей, что это, мол, главная фигура, шофер, и может отвезти ее в Оксфорд, Кембридж и куда она только захочет! Правда, все это звучало как шутка, но собеседник Белкина реагировал на нее очень нервно, оборвал Белкина и тут же ушел. — Как реагировал Белкин? — спросил Курнашов. — Со слов Пятой, смутился, сказал ей, что вот, дескать, какой человек, шуток не понимает! Но самому было явно не до шуток! — Так... — задумался Курнашов. — Что скажете? — Если он — главная фигура, то кто же тогда Юрист? — помолчав, сказал Костров. — Наверно, имеется в виду другое. — Что же, по-вашему? — смотрит на него поверх очков Курнашов. — Точно сказать не берусь... — морщит лоб Костров. — Но шофер — это не случайно! — Международные перевозки? Трейлер? — насторожился Савельев. — Главная фигура в смысле обеспечения транспортом? — Возможно, — кивнул Костров. — В «Свадьбе» участвует не один и не два человека, — снял очки Курнашов. — Как вы себе это представляете? — И трейлер может быть не один! — возражает Савельев. — Колонна? — протирает очки Курнашов. — И во всех машинах тайники? И все водители знают о скрытом грузе и молчат? Да вы что, Николай Иванович? — Да... — покрутил головой Савельев. — Нереально! — Вот именно! — усмехнулся Курнашов. — Но назван Спицын шофером, конечно, не случайно. В этом я с Михаилом Степановичем согласен полностью. Есть над чем подумать! Курнашов помолчал и спросил: — Что по поводу Черного? Молчат грузинские товарищи? — Сегодня поступило сообщение, Сергей Павлович, — раскрыл папку Савельев. — Черный встретился с неким Отари Гулиашвили, отбывавшим срок в одном с ним лагере. По неподтвержденным данным, полгода назад Гулиашвили пытался продать пистолет системы «Вальтер» с патронами. Тогда же были проведены соответствующие оперативные мероприятия, но оружие обнаружено не было. Возможно, Черный послан именно на предмет приобретения пистолета, товарищ подполковник! — Гадаем на кофейной гуще! — недовольно сказал Курнашов. — В университете все подготовлено? — Да, Сергей Павлович, — кивнул Савельев. — Приказ будет вывешен. — Проследите за этим сами, — приказал Курнашов. — Могут проверять. Всё! — И поднялся из-за стола. Александр Гартман стоял у газетного киоска и листал свежий номер журнала «Огонек», изредка поглядывая на вход в университет. Не по годам полный, лысеющий, с начинающей седеть бородкой он был похож на преподавателя или доцента одной из университетских кафедр, а туго набитый портфель у его ног лишь усиливал это сходство. Если бы кто-нибудь сказал об этом Гартману, он бы нисколько не удивился, а принял бы это как должное. Его оставляли в аспирантуре, впереди маячила диссертация, ученая степень кандидата юридических наук, должность при кафедре, но Гартман предпочел адвокатскую практику. Специализировался он в гражданском праве, полагая, и не без основания, что дела эти выигрываются несравненно легче, чем уголовные. Вскоре за ним утвердилась прочная репутация удачливого адвоката, клиентов он теперь выбирал сам, сумму гонорара назначал тоже по своему усмотрению. Возможности своих доверителей он научился распознавать с первого взгляда и очень быстро понял, что споры из-за наследства — а именно эти дела он считал наиболее выгодными — ведут, как правило, люди вполне обеспеченные. Те же, кто, обладая средним достатком, жил на небольшую зарплату и редкие приработки, в суд по делам наследства никогда не обращались. Видимо, элементарная порядочность не разрешала им затевать тяжбу, чуть ли не на могиле матери или отца, из-за мебели, телевизора, обручальных колец и золотых часиков. Каждый брал на память то, что было ему дороже всего по воспоминаниям детства, и мирно, без споров, расходились. Если они обращались в суд, то только в случае, когда это было жизненно необходимо: не могли вселиться в предоставленную им по ордеру комнату, которую незаконно занял, расширив свою жилплощадь, кто-то из проживающих в этой квартире жильцов. Или просили суд восстановить их на работе, с которой были уволены самодуром-начальником. Гартман за такую «мелочовку» не брался, да и люди эти в нем не нуждались, слепо веря в силу закона и справедливость. Гартмановская же клиентура никаким родственным чувствам значения не придавала, действовала цепко и напористо, выторговывая все, что можно было ухватить, дележ этот никого не шокировал, и отношения оставались сугубо деловыми, без излишних эмоций и нервотрепки. В кругу этих людей Гартман стал своим человеком, близко сошелся с некоторыми из них, а на одной своей бывшей клиентке, вдове крупного ученого, которой он помог отсудить дачу и машину, женился. Ее покойный муж в домашние заботы не вникал, занимался своей наукой, делами по дому и даче ведала Белла Владимировна, хватка во всем у нее была мужская, даже машину она водила не по-женски уверенно и резко, соседи по дачному поселку уважали ее за умение договариваться с разного рода «шабашниками» всегда с выгодой для себя, а мальчишки, да и некоторые взрослые, откровенно побаивались. Гартман поначалу попытался проявить самостоятельность, вмешаться в строго-настрого установленный домашний распорядок, но его быстро укротили, и полновластной хозяйкой в доме по-прежнему оставалась жена. Возможно, это «домашнее бесправие» и явилось толчком к тому, что Гартманом овладела навязчивая идея хоть в чем-то стать хозяином положения, иметь право командовать людьми, распоряжаться их судьбами. Мысль эта не давала ему покоя, а когда один из его ближайших друзей, женившийся на иностранке и сменивший гражданство, стал забрасывать его письмами, в которых описывал, как он процветает в фирме своего нынешнего тестя, Гартман вдруг понял, что́ ему необходимо для достижения своей цели. Собственное дело! Своя юридическая контора, где вся прибыль, до последней копейки, будет идти к нему в карман, а сколько он отдаст тем, кто на него работает, — это уже не их забота. Он — хозяин! Деньги — это власть. Но там, в «свободном мире». Здесь же эту власть не купишь ни за какие деньги. Значит, его место там! Когда это произойдет, как, Гартман не задумывался. Удачливый во всем, он и здесь полагался на счастливый случай. И удача не подвела его: подвернулся именно тот человек, который ему нужен, и теперь он, Александр Гартман, главный в крупной игре. Он расставляет фигуры, делает ходы, создает хитроумные комбинации, чтобы, загнав противника в угол, выйти победителем.