А Григорий Спицын, Стас и Черный сидели на вокзале и ждали электропоезда. Езды из Заозерска было часа три, и те счастливцы, которым удавалось приобрести билеты на «Ан-2», производящем посадку в Заозерске, могли по достоинству оценить все преимущества самолета перед поездом — время пути сокращалось неизмеримо. На этом самолете Спицын, Стас и Черный вылетели сюда из города. Летчики сразу признали в Спицыне своего, и, стоя у открытых дверей пилотской кабины, он оживленно беседовал с ними, пока рассаживались остальные пассажиры. В Заозерске все трое сошли, но в отличие от остальных туристов, из-за наплыва которых и была открыта эта авиационная линия, не пошли знакомиться с городскими достопримечательностями, даже не выходили в город, а, обогнув летное поле, присели в лесочке, осматривали аэродром, о чем-то долго говорили и только потом направились к железнодорожной станции. У вокзала Черный прилепился к пивному ларьку, быстро столковался с каким-то подвыпившим рыболовом в высоких болотных сапогах и с удочками в чехлах, тот долго рылся в карманах, выуживая рублевки и мелочь. Черный сгонял в магазин за углом, вернулся с бутылкой и теперь мирно посапывал, привалившись к плечу Стаса. Своего недавнего дружка он увидел на перроне, когда подходил поезд. Рыбак спал на скамье под открытым небом, и казалось, никакие силы на свете не способны его разбудить. — Кореш! — растолкал его Черный. — Электричку проспишь! Рыбак непонимающе посмотрел на него, увидел остановившийся у платформы состав, собрал свои удочки и поплелся за Черным. В вагоне он рухнул на ближайшее от двери сиденье и тут же захрапел. Стас потащил Черного подальше от него, в другой конец вагона, где у окна уселся Спицын. Поезд уже тронулся, когда в вагон вошли несколько парней с рюкзаками, у одного из них в руках был транзистор. Стас насторожился, но парни прошли мимо, перешли в соседний вагон и, наверное, пошли дальше, в голову состава, чтобы не тащиться с тяжелыми рюкзаками через весь перрон, когда поезд прибудет на конечную станцию. Стас еще раз оглянулся на собутыльника Черного. Тот по-прежнему храпел, натянув на голову ворот штормовки. Только тогда Стас подсел к Спицыну, и они о чем-то негромко заговорили. Линия проложенного на карте курса тянулась от Заозерска до границы, пересекала ее и заканчивалась в приграничном городе Швеции. — Однако! — Курнашов отложил в сторону увеличенную фотографию. — Замахнулись!.. Других карт у Спицына нет? — Только эта, Сергей Павлович, — ответил Савельев. — И жена, говорите, не в курсе? — Абсолютно! — подтвердил Савельев. — От нее и дочери все скрывается. Знают только, что сядут в самолет и полетят. — Так... — задумался Курнашов. — От Заозерска до границы — шестьдесят пять километров. Всего ничего! Но дальше-то?.. Что говорят авиаторы, Михаил Степанович? — Топлива достаточно. Даже с запасом, — доложил Костров. — Лететь, очевидно, предполагают на малой высоте, чтобы не засекли радары. Если их карта в чем-то и несовершенна, то в кабине останется полетная карта экипажа со всеми необходимыми данными. Вероятность того, что их собьют над нашей территорией, сведена до минимума. Рисковать жизнью экипажа и остальных пассажиров не будут. Соседи тоже на это не пойдут. На это и расчет! Могут дотянуть до Швеции, Сергей Павлович! — Спасибо, обрадовал! — буркнул Курнашов, прошелся по кабинету, постоял у окна и обернулся к Кострову: — Значит, расчет на то, что жизнью экипажа и остальных пассажиров рисковать не будут? — Такое предположение высказывалось, — ответил Костров, с интересом ожидая продолжения. Он знал, что подполковник так просто вопросов не задает. — Раз самолет летит, ведет его, естественно, экипаж. Самолет пассажирский, следовательно, на борту его люди, — рассуждает вслух Курнашов. — Все логично! Если не знать того, что самолет должен вести Спицын, а что касается пассажиров... Сколько мест в «Ан-2»? — Двенадцать! — оживился Костров. — А участников «Свадьбы»? Нам известных и предполагаемых? — Десять человек. — Могут они себе позволить приобрести два лишних билета? — Запросто, Сергей Павлович! — улыбнулся Костров. — И рейс из-за двух свободных мест не отменят. Не так ли? Следовательно — полна коробочка, и все свои! — Лихо! — покрутил головой Савельев. — А экипаж? Первый и второй пилот? — Вот тут-то и загвоздка! — снял очки Курнашов. — Могут пойти на крайности. — Для этого и пистолет, — согласился Савельев. — И наверняка еще кое-что! — Предположим самое худшее, — хмуро кивнул Курнашов. — Но не будем забывать о главном. Взять управление самолетом на себя должен Спицын. В воздухе нападение на пилотов исключается. Где тогда? — Думается, что интерес к Заозерску у них не случайный, — подумав, сказал Савельев. — Мне тоже так кажется, — поддержал его Костров. Спицын перед вылетом выяснял у пилотов, на какой высоте они обычно летают; увидеть, на какой цифре стоит указатель количества топлива на приборной доске, для него — пара пустых; приметил и то, где лежат полетные карты. Типичный разведывательный полет! Но почему они сошли в Заозерске? Самолет-то летел дальше, в Перевалово! Оттуда до границы рукой подать! Но туда они не полетели. Что-то в Заозерске им нужно было уточнить! Курнашов, соглашаясь, кивнул и обернулся к Лаврикову: — А ты что молчишь, Алексей? Есть какие-нибудь соображения? — Не знаю, существенно ли это, Сергей Павлович, — неуверенно начал Лавриков. — В Заозерске летное поле травяное, размечено полосатыми буями. Самолет приземляется у самого его края, почти вплотную к лесу. — Ну-ну? — заинтересовался Курнашов. — Аэродромные службы далеко, экипаж из самолета не выходит, второй пилот открывает дверцу, спускает трапик, и через десять — пятнадцать минут — взлет! — Так, так... — подбадривает его Курнашов. — Дальше? — Гонщик и Шофер не только запоминали, где приземляется самолет. Они и место в лесу выбирали, чтобы поближе к летному полю, но укрытое. — Из чего ты это заключил? — насторожился Курнашов. — Шофер сказал Гонщику: «У третьего буя подходящая поляночка». Гонщик ответил: «Эта? То, что нужно! Здесь и полежат». — Интересно, — задумчиво сказал Курнашов. — Больше ничего не удалось услышать? — Нет, товарищ подполковник, — покачал головой Лавриков. — Обстановка не позволяла. — «Здесь и полежат», — повторил Курнашов. — Что можно положить в лесу? Вещи? Ценности? — А почему с собой не взять? В самолет? — возразил Савельев. — Расстояние небольшое, полет короткий, пассажиры в основном туристы. Солидный чемодан выглядел бы странновато, — ответил ему Курнашов. — Приехать накануне поездом, уложить груз в лесу, вернуться в город и утренним рейсом вылететь налегке, без вещей. А на промежуточной стоянке самолета выйти и взять их. Не лишено смысла! — размышляет Костров. — Для того чтобы подобрать нужное место, могли бы послать кого-нибудь помельче из компании. Того же Техника, скажем, — морщит лоб Курнашов. — А тут сам Шофер с телохранителем! — Совместили разведывательный полет с выбором места, — не соглашается Костров. — Не может такого быть? — Все может быть, Михаил Степанович. — Курнашов снял очки и повертел их в руках. — Может быть все, но хорошо бы знать то, чего быть не должно. Тогда этого и не допустим! — Помолчал и спросил у Лаврикова: — Что там у Техника? — Настаивает на подаче заявления в загс, велел невесте шить белое платье, заказал пригласительные билеты на свадебный ужин, — доложил Лавриков. — И где же это торжество должно состояться? — В Заозерске, товарищ подполковник. — Опять Заозерск! — заметил Костров. — Дымовая завеса! — усмехнулся Савельев. — Пускай подымят... — думает о своем Курнашов. — Что Юрист? — Сидит на даче. В городе за эти дни не появлялся, — сообщил Лавриков. — Не спугнули мы его? — Появится, — успокоил его Курнашов. Опять надолго задумался и, ни к кому не обращаясь, спросил: — Что они все-таки собираются прятать в лесу? — Помолчал и сказал: — Надо как-то это выяснять. А вот как?.. Гартман был напуган. Напугали его компаньоны по «Свадьбе». Когда он узнал, что Черный приобрел пистолет с патронами, Стас изготовил кастет и настаивает на том, что необходимо еще оружие, Гартману стало страшно! Еще свежи были в памяти газетные сообщения о вооруженных бандитах, захвативших самолет, о погибшей в перестрелке стюардессе, тяжело раненном летчике. Все это может повториться, и он окажется среди тех, кто покушался на жизнь экипажа. Но, может быть, он преувеличивает? Линия местная, пилоты безоружны, вся операция должна занять считанные минуты и произойдет на земле. Так задумано! А кто знает, как это все обернется? Без борьбы летчиков не обезвредить, а характер своих новоявленных дружков Гартман изучил достаточно хорошо. Черный — псих, наркоман, пьяница. Стас — зверь. Им только дай волю! Но в случае провала не их, а его будут судить как главаря банды, организатора и вдохновителя этого разбойного нападения. Чем это ему грозит, Гартман знал! Не пора ли выходить из игры? Гартмана одолевали сомнения. Если он решится отказаться от участия в «Свадьбе», рушится не только его мечта о собственной юридической конторе, но и сама возможность оказаться в «свободном мире». Теряет он и то, к чему уже привык за месяцы подготовки к задуманной им акции, — превосходство над рядовыми ее участниками, ни с чем не сравнимое ощущение власти и вседозволенности, когда любое твое желание или приказ выполняется беспрекословно. Гартман упивался своей властью! Настаивал на соблюдении строгой конспирации, способы которой разрабатывал сам — назначал встречи в самых неожиданных местах и появлялся, когда все уже были в сборе; требовал, чтобы в детали операции были посвящены только непосредственные ее исполнители, а остальные участники «Свадьбы» должны были быть в неведении о способе их переправки за рубеж; запретил телефонные разговоры между членами группы и встречи без особого на то разрешения. Гартман не признался бы даже самому себе, что именно это привлекает его больше, чем сама намеченная операция, которой он втайне страшился и откладывал из месяца в месяц. Не хотел он замечать и того, что некоторые из участников «Свадьбы», наиболее, по его мнению, надежные, перестали считаться с его требованиями, выдвигали свои, с каждым разом ультимативней и жестче. Догадывались ли они о том, что с ним происходит, или иные причины побуждали их к этому, но сопротивление их возрастало, и Гартман, отчетливо понимая, что помешать им выполнить задуманную акцию не в силах, лихорадочно искал выхода. Сослаться на людей из «фирмы», еще не готовых встретить их на той стороне? Но о его отношениях с ними никто из участников «Свадьбы» не должен знать. Это его, Гартмана, «оборотный капитал», единственная возможность безбедно начать новую жизнь. Заявить им, что нуждаются в литературной правке некоторые документы, которые должны быть опубликованы на Западе? Но это тоже капитал. Политический. И тоже должен принести свои дивиденды, а делиться ими Гартман ни с кем не намерен. Остается одно: на очередной конспиративной встрече потребовать от участников «Свадьбы» гарантий в том, что операция будет бескровной. Гартман решил, что выход из трудного положения найден и пошатнувшийся его авторитет будет восстановлен. Но это ему только казалось! Все эти дни Белкин не оставлял Дорис ни на минуту. После того как она согласилась наконец на отъезд и фиктивный брак, он развил такую бурную деятельность, что Дорис порой становилось не по себе. В магазине для новобрачных заставил примерить несколько пар белых туфель, ни одни из них ему не понравились, повел в комиссионку, пошептался с продавцом, и тот выложил на прилавок наимоднейшие итальянские, ни разу не надеванные, в яркой целлофановой упаковке. В универмаге придирчиво, со знанием дела выбирал материал на платье, потом повез Дорис в ателье, где у него была знакомая закройщица, коротко поговорил с ней в примерочной и, выйдя оттуда, объявил, что платье будет готово через два дня. В каком-то дворе, куда выходили забранные решетками окна кирпичного дома и слышался ровный гул машин, он усадил Дорис на скамейку у бочки с водой и табличкой: «Место для курения», сам куда-то скрылся, вернулся с пачкой новеньких, пахнущих типографской краской пригласительных билетов на свадебный ужин, имеющий быть в ресторане «Заозерский». «Почему в Заозерске?» — удивилась Дорис, на что Белкин многозначительно ответил: «Так надо, крошка!» За «крошку» чуть не схлопотал по физиономии, забыл, что Дорис не терпит всех этих «крошек», «солнышек», «лапушек» и прочих кошачьих прозвищ, выпросил прощения и потащил ее в магазин «Все для туриста» покупать спальные мешки. Там их не оказалось, и, объехав еще несколько магазинов‚ Белкин решил попытать счастья в ателье проката, где спальных мешков оказалось навалом. Не очень, правда, новых, но, как заявил Белкин, сойдут и такие! Поискал спорт, сказал, что забыл дома, и попросил Дорис оформить прокат на свой.