— Отродясь лекарств никаких дома не держала! — оторвалась от вязанья Полина Алексеевна, — У тебя, что ли, болит? — Шагу ступить не могу! — пожаловалась Дорис. — Может, в аптеку сходить? — с готовностью предложила Полина Алексеевна. — Тетя Поля, милая! — обрадовалась Дорис. — Если можно! — Ты только на бумажке напиши, какое лекарство, — поднялась со стула Полина Алексеевна. — Не разбираюсь я в них! — Напишу, тетя Поля... На чем только? — оглядела стол Дорис. — А вот! — Полина Алексеевна оторвала клочок от газетного листа. — Хватит места? — Хватит. — Дорис взяла карандаш, написала что-то — на полях газеты и оглянулась на плотно прикрытую дверь. — Тут номер телефона. Когда вам ответят, скажете: «Маруся заболела ангиной, пойдет к врачу завтра». Запомнили? — Чего ж не запомнить? — Полина Алексеевна даже обиделась. — А лекарство-то какое? — Любое. Пирамидон, цитрамон... Неважно! — Про Марусю, значит, важнее? — с хитрецой взглянула на нее Полина Алексеевна. Дорис молча кивнула, сунула ей в руку записку и вышла из комнаты. Главные воздушные ворота города находились в южной, противоположной стороне, а небольшой аэропорт Смолячково связывал с городом северные, приграничные районы, расстояния были короткими, рейсы предназначались в основном для местных туристов, и по сравнению с главным аэропортом, с его международными линиями, компьютерной техникой, количеством аэродромных служб, смолячковский казался неказистым, маленьким и очень напоминал аэродромы тридцатых годов, когда гражданская авиация у нас только набирала силу. В эти ранние часы аэродром был еще пуст, и в утренней тишине особенно громкими казались звуки моторов подъезжающих автомашин. — Группа на месте! — послышался в динамике голос майора Савельева. — Ждите сообщений. Курнашов переключил связь и взглянул на часы. Неужели ложная тревога? Но Пятая не стала бы передавать неуточненные сведения. Да еще с таким риском! Чем-то выдала себя, и ее решили проверить: сообщили неверную дату и надеются, что мы каким-то образом обнаружим свои намерения? Может быть и такое! Если акция намечена на сегодня, пора им появляться на свет божий! — Первый! — раздался голос в динамике. — Я — Шестой. — Первый слушает. — Шофер с женой и дочерью вышли из дома. Направляются к стоянке такси. — Продолжайте наблюдение. — Понял. Кажется, зашевелились! Неужели так и не сказал жене, чем она с дочерью рискуют? Мог и не сказать, характера у него на это хватит! А может, и хорошо, что не сказал? Следствие учтет, что ни жена, ни дочь о намеченной акции не знали. Надо предупредить, чтоб с девочкой были поосторожней. Не напугать бы! Где же Юрист? Опять его штучки? На эффект бьет? Объявится в последнюю минуту. Артист! А если это не спектакль, а репетиция? Учебный сбор? Проверка готовности? Решающая акция произойдет все-таки двадцатого, сегодня же последняя разведка? А мы себя выдадим с головой?! Курнашов переключил связь на себя: — Третий! Я — Первый. Как слышите? — Слышу вас хорошо. — Что с Юристом? Почему молчите? — Юрист не появлялся. На телефонные звонки не отвечает. Неужели все-таки еще один разведывательный полет? Вполне может быть! Распределят места в самолете, еще раз проверят, где приземляется самолет в Заозерске, когда выходит из кабины второй пилот. Могут обойтись без Юриста! Какие еще могут быть варианты? Юрист в последнюю минуту отказался от участия в «Свадьбе»? По каким соображениям? Почувствовал опасность провала? Почему тогда не предупредил остальных? Объяснился наконец с женой, и та запретила ему играть в эти игры, пригрозив сообщить куда следует? Пока ясно только одно: если они блефуют, выдавать себя мы не имеем права! Туристы, сидевшие в зале ожидания аэропорта, сначала услышали голос Магомаева, потом увидели свадебную процессию. Впереди шли невеста и жених, чуть сзади два свидетеля, за ними родственники и приглашенные на свадьбу друзья. У одной из женщин — наверное, у матери невесты — глаза были заплаканы. Рядом с ней шла девочка в нарядном платье. В руках у нее был портативный магнитофон, и небольшой зал заполнил голос певца: Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба Пела и плясала, И крылья эту свадьбу вдаль несли. И свадьбе этой было места мало, И неба было мало, и земли! Туристы оживились, окружили жениха и невесту. Дорис отвечала на шутки и поздравления, ослепительно улыбаясь. Белкин тоже пытался улыбаться, но это у него не получалось, он то и дело посматривал на входную дверь, будто ожидал кого-то, и косился при этом на своего коренастого дружка, который тоже смотрел в ту сторону. Стоящий рядом с ними второй приятель жениха — высокий, худой, с бледным лицом — почему-то нервничал, губы у него дергались; вытягивая шею, он озирался по сторонам, держа правую руку в брючном кармане. К Дорис подошла молоденькая девушка в штормовке и тренировочных брюках. — Поздравляю! — сказала она застенчиво. — Спасибо! — улыбнулась ей Дорис. — И вас тоже. — Девушка обернулась к Белкину. Тот изобразил на лице улыбку и молча кивнул. — В Заозерск летите? — спросила девушка. — Да, — ответила Дорис. — А вы? — Мы в Шугозеро. У нас там турбаза, — все так же застенчиво сказала девушка. — А то давайте с нами! — предложила Дорис. — На свадьбе погуляем! Ленчик, дай девушке пригласительный билет! Вдруг надумает приехать!.. Белкин взглянул на коренастого, тот чуть заметно кивнул головой. — Пожалуйста! — Белкин вынул из нагрудного кармана пиджака белый картонный прямоугольничек и вручил его девушке. — Напишите что-нибудь! — попросила девушка. — На память! Дорис взяла протянутую Белкиным авторучку и написала на обратной стороне пригласительного билета: «Сегодня у меня самый счастливый день!» — и поставила число: «15 июня». «Сегодня» было написано крупными буквами, остальное — помельче. Дорис прочла вслух написанное и протянула пригласительный билет девушке: — Желаю и вам того же! — Спасибо большое! — засмущалась девушка и пошла к своим. — Товарищи пассажиры! — послышался усиленный динамиком женский голос. — Начинается посадка на самолет, следующий рейсом до Шугозера! Туристы похватали свои рюкзаки, удочки, кто-то гитару и направились к выходу на летное поле, где их уже ждала дежурная по сопровождению. Через несколько минут радио заговорило опять: — Пассажиров, следующих рейсом на Заозерск — Перевалово, просят пройти к турникету! — Всё! — побледнев, сказал Белкин. — Пошли! Подхватил Дорис под руку и направился к выходу на летное поле. Коренастый оглянулся на двери зала ожидания, зло выругался, подтолкнул в спину своего высокого, черноволосого приятеля, и они двинулись за Белкиным и Дорис. За ними потянулись остальные. Женщина с заплаканными глазами вела за руку девочку, а та все оглядывалась на шедшего позади всех мужчину в распахнутой летной кожанке. У турникета образовались две очереди, и дежурная предупредила, что проведет пассажиров она одна, а самолеты разные, поэтому очереди просит не путать. Так они и вышли на летное поле, держась рядом, но не смешиваясь. Курнашову, стоявшему на вышке командно-диспетчерского пункта, это было хорошо видно. — Первый! — услышал он голос Савельева. — Я — Второй. Подтверждение получено. — По моему сигналу приступайте, — распорядился Курнашов. — Конец связи! Что произошло — Белкин так и не понял! Они были в каких-нибудь двух метрах от трапа самолета, когда Дорис куда-то исчезла, а его подхватили под руки и повели к подъехавшей машине. Он успел только заметить, что девушек-туристок уже нет, рюкзаки и удочки парней брошены на землю, из ближнего лесочка, глухо урча моторами, подъезжают автомашины, и парни усаживают в них Спицына, Стаса, девочку и женщин. Видел он, как Черный выхватил пистолет, парень в клетчатой рубахе перехватил его руку и поднял вверх, Черный успел нажать на курок, но вместо выстрела раздался только сухой щелчок. Парень усмехнулся, сказал Черному почти ласково: «Эх ты, дурачок!» — и, легко разжав кулак Черного, отобрал пистолет.