Лукьянов прошел в кабинет Гулыги, остальные в сопровождении кладовщика направились в склад. Началась обычная работа. И закончилась на полтора часа раньше, чем всегда. — Быстренько вы сегодня управились! — удивился Гулыга. — Бригадный метод! — пожал плечами Лукьянов. — И потом, нет смысла у вас долго копаться. Всегда все «в ажуре»! — Стараемся! — разулыбался Гулыга. — Работаем исключительно честно! — Оно и видно, — согласился Лукьянов. — А как насчет «навара»? — А зачем — с достоинством ответил Гулыга. — Премиальные, тринадцатая зарплата. Государство, так сказать, стимулирует! — Желаю и в дальнейшем! — туманно сказал Лукьянов. — Распишитесь в акте. — Пожалуйста! — Гулыга вынул из бокового кармана «Паркер» и лихо подмахнул акт. — «Паркер»? — заинтересовался Лукьянов. — Презент, — скромно потупился Гулыга. — Ездили в Болгарию, обменивались опытом. — Обменялись? — спросил Лукьянов. — Вот! — обвел рукой прилавки Гулыга. — Качество и еще раз качество! И эстетика, естественно! — Красиво! — согласился Лукьянов. — Счастливо работать! — И вам того же! — ухмыльнулся Гулыга и, сняв табличку «Закрыто на переучет», повернул ее обратной стороной, где было написано: «Обед». — По рюмочке коньячку под первый помидорчик? — вкрадчиво спросил Гулыга. — И шашлычок организуем! — Да нет. Спасибо, — отказался Лукьянов. — Жаль... — вздохнул Гулыга. — Ну что ж... Отложим до другого раза! — Вот-вот! Отложим! — кивнул Лукьянов. — Пошли, товарищи! И первым вышел из магазина. ...Червоненко и Тимохин сидели в «Волге» без опознавательных знаков. Радиотелефон был переключен на громкую связь, и в машине слышались голоса оперативников: — Витя, проверь инфракрасный! — Да у них иллюминация, как на Первое мая! Фару от «МАЗа» присобачили! — Тем лучше!.. Пленочку зарядил? — Спрашиваешь у больного здоровье! Все о’кэй! — Первый! Первый! — раздался в машине усиленный динамиками голос. — Вызывает Седьмой! — Первый слушает, — переключил связь на себя Червоненко. — Какая-то хреновина получается! — Докладывайте как положено! — сухо сказал Червоненко. — Слушаюсь! По нашим расчетам, объект должен был уже выехать на точку. А у него в окнах свет, музыка шпарит и «жигуленок» у подъезда. Даже мотор не прогревает! — Интересно! — хмыкнул Червоненко. — Продолжайте наблюдение. Конец связи. — И обернулся к Тимохину: — Что за фокусы? — Может, решили отложить сделку? Спугнуть не могли? — Да нет... — наморщил лоб Червоненко. — Все сделано в лучшем виде! — Первый! Первый! — раздался голос в динамике. — Я — Третий! — Давай, Пшеницын! — обрадовался Червоненко. — Что у тебя? — К точке подъехал серый «москвичонок», номера заляпаны грязью, за рулем человек в брезентовом плаще и кепке, притормозил у точки, взял с сиденья пустой рюкзак, направился к точке. Так... Минуточку! Это наш подшефный! — Устроил все-таки цирк! — проворчал Червоненко и приказал: — Ждите. Едем! Подожди... Пшеницын? — Третий слушает. — Понятые нужны. — Где их сейчас взять? — Не моя забота! Сгоняйте на станцию — и двух проводников из резерва сюда! — Слушаюсь! — Что с сопровождающим? Данные установили? — Файзулла Усманов. Станция Мары Среднеазиатской железной дороги. Доставлен в управление. — Все. Едем. Конец связи! ...«Ханка» — это рассчитанная на один прием порция опиума, аккуратно упакованная в целлофановый пакетик. Сотни таких плоских пакетиков, похожих на две склеенные почтовые марки, лежали на дне картонной коробки, доверху засыпанной отборным изюмом. Чтобы достать и пересчитать «ханки», необходимо было освободить коробки от изюма, достать со дна целлофановые пакетики, вновь заполнить коробки, встряхнув их так, чтобы создалось впечатление, что изюма там под самую крышку. Этим и занимались сейчас в заброшенном товарном вагоне, стоящем в самом дальнем тупичке станции, Гулыга и Клыч. На полу вагона была расстелена чистая мешковина, освещалась она подвешенной к стенке вагона автомобильной фарой, провода от которой вели к стоящему у вагона «Москвичу» с открытым капотом. Когда все «ханки» были пересчитаны и Клыч передавал Гулыге объемистую пачку денег, из темноты раздался голос Червоненко: — Снято? — Порядок! — ответили ему. — Фильм ужасов! — хмыкнул Червоненко. — Хичкок, что ли? — Он самый, — подтвердил Тимохин, входя в вагон. — Наркотики и деньги не трогать! Без глупостей, Клыч! — Выходите! — приказал Червоненко. — Клыч, руки за спину! Понятые, прошу сюда! — Предъявите ордер на арест, — потребовал Гулыга. — Будет вам и ордер! — ответил Тимохин. — Пока вы еще не арестованы — задержаны. — Давайте в машины! — распорядился Червоненко. — Коля, прими! — Готовы раскрыть объятия! — откуда-то снизу раздался голос Пшеницына. — Клыча в наручники? — Всенепременно! — ответил Червоненко. — Понятые здесь? Приступайте!.. Гулыгу и Клыча вывели, в вагон поднялась оперативная группа. — Когда закончите, с иллюминацией разберитесь, — спускаясь вниз, приказал Червоненко. — А то еще с пожарными разбираться придется! Мы в управлении. Связь через дежурного! — Слушаюсь! — ответил старший группы. Червоненко спрыгнул со ступенек, потом послышался шум автомобильных моторов, и все стихло. ...Говорят, беда одна не ходит, но и удача, оказывается, тоже! Повезло в одном — и тут же еще везение, как премия за первую отлично проделанную работу. Следствие по делу Гулыги шло как по маслу! Если Клыч еще пытался уходить в «глухую несознанку», то Гулыга раскалывался, как гнилой орех! Следователь едва успевал записывать его показания. С ходу «отдал» все узбекские связи и под каждой страницей протокола, перед тем как поставить свою подпись, старательно выводил: «С моих слов записано верно после моего чистосердечного признания». Тимохин присутствовал на одном из таких допросов, когда его вызвал в коридор старший следователь Петруненков и доложил: — Вас какой-то практикант усиленно добивается! Говорю — заняты вы, а он свое: дескать, какое-то ваше задание выполнил. Горелов, что ли, его фамилия? В дознавателях у нас бегал! Тимохин не сразу, но вспомнил, что поручал какому-то практиканту по фотографии попробовать выяснить, в какое учебное заведение поступал объявленный во всесоюзном розыске Алексей Рыскалов. Неужели нашел?