Часть 6 из 123 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Не учи ученую! — вытерла слезы Зойка. — Провожать не выйду, чтоб не светиться нам лишний раз. Ступай, родной!
Алексей надвинул шапку на самые брови и вышел из комнаты.
Проходя мимо окон, он скосил глаза и увидел Зойку. Она стояла у окна, смотрела на него и плакала — в открытую, не стыдясь и не пряча своих слез.
...Алексей сошел с поезда в Нижнем Тагиле. Там и остался на первых порах, пока техникум кончал. А потом пошло-поехало! Краснотуринск, Надеждинск, вахтовый поселок... Места не согревал! А от кого бежал? От своего прошлого? Попробуй убеги! Только когда вкалывал как бешеный на удивление людям, вроде забывался! Все шесть лет на самых тяжелых работах, без отдыха, без отпусков, будто казнь себе такую придумал! А кого казнил? Ну себя, ладно! Так дураку и надо! А Ирина за что мучается, Вовка диким растет, гнус в тайге кормит? Да еще под чужой фамилией! Как незаконнорожденный какой! И ночи эти, будь они прокляты! Ходишь после них как чумной, людям в глаза не смотришь, белый свет не мил! К чертовой матери такую жизнь! Пойти с повинной? А Ирка с Вовкой? Ведь меня, голубчика, на этап и в родной Устьлаг с новым сроком! А вторую «ходку» мне не выдержать! Блатные не пришьют — сам повешусь! И все из-за этого интернатского завхоза! Как его? Гулыга, что ли?.. Он небось живот на интернатских харчах нагуливает и в ус не дует! Дачку небось новую отгрохал! Повыше той, что сгорела! Сидит на веранде и кофе пьет с коньячком. Кайф ловит, сука!..
...Гулыге было не до кайфа. В магазин зачастили с ревизиями. Проверки бывали и раньше, но никогда не заставали Гулыгу врасплох. Дружки из Управления торговли загодя предупреждали о готовящейся ревизии, и у Гулыги всегда все было «в ажуре». Но в последнее время проверки сваливались как снег на голову, и проверяли его сотрудники БХСС. Обычно они скромненько листали пачки накладных, сверяя их с наличием товара на прилавках и в складских помещениях. Сейчас происходило примерно то же самое, но опытный глаз Гулыги усек, что особое внимание проверяющие почему-то уделяют коробкам с изюмом, присланным заготовителями из Средней Азии. Интерес был не случайным!
В городе объявился Афанасий Жилкин — известный вор-рецидивист по кличке «Вареный». В воровском мире кличек зря не дают. То ли у Афанасия кровеносная система была к тому расположена, то ли по какой другой причине неизвестного происхождения, но если он выпивал хоть одну стопку спиртного, то становился красным, как вареный рак. Знали и вторую его кличку — «Бельмастый». Приклеилась она к нему потому, что, стоило Афанасию перебрать дозу наркотика, у него закатывались глаза так, что видны были только белки. Появился он в городе со справкой об освобождении, отбыв свой срок от звонка до звонка, и прямо с вокзала направился на «пятачок», где промышлял наркотиками мелкий «купец» Ашотик Гарибян. Видно, они не договорились. С деньгами у Вареного было плоховато, а в долг Ашотик никому не давал, и Вареный поплелся на рынок, к ларьку, где торговал дядя Паля Гуськов. О чем они там толковали, неизвестно, но Вареный ушел, похарчился в пельменной здесь же, на рынке, потом бесцельно шатался по городу и часам к шести вечера опять появился у ларька Гуськова. Тот навесил на дверь своего торгового заведения амбарный замок и вместе с Вареным отправился сначала на трамвае до кольца, потом пешком до самых дальних закоулков товарной станции, где в одном из тупиков стояли два полуразвалившихся товарных вагона, забитых сломанными ящиками, продавленными бочками и прочей негодящейся тарой. Там и ублажил Вареного Гуськов, достав откуда-то пару «ханок» опиума и шприц с иглой. Через часок Вареный с Гуськовым выбрались из вагона и расстались на трамвайном кольце. Причем Вареному повезло больше: Гуськов трясся в трамвае, а Вареного везла служебная машина. В кабинете оперуполномоченного Пшеницына он с чувством собственного достоинства предъявил справку об освобождении, заявил, что серьезных дел пока никаких не намечает, хочет отдохнуть и, конечно, немного погужеваться со старыми дружками. На вопрос, откуда он знает Гуськова, Вареный долго смеялся, потом попросил сигарету, закурил и снисходительно объяснил, что с Павлом Филимоновичем Гуськовым они «парились» на одних нарах в колонии строгого режима и что вовсе он не Гуськов и не Павел Филимонович, а известный в воровском мире Васька Клыч, а если по лагерной справке — Василий Федорович Клычков, освобожденный условно-досрочно. Статья одна, но он, Вареный, оттянул весь срок, а этот хмырь не отсидел и половины. Кто ему ворожит и где он достал чистые документы, Вареный не в курсе, но что от воровских дел сам Клыч отошел и натаскивает теперь пацанов, это точно! Что он с этого имеет, Вареный не знает, может, «травкой» за ворованное расплачивается, хотя сам наркотиками не балуется. Но что пацанье на иглу сажает — это тоже точно! В этом доверительном, почти дружеском разговоре разомлевший Вареный сообщил, между прочим, что две «ханки», которыми угостил его Клыч, тот достал из картонной коробки, на дне ее набралось горсти две изюма, и он, Вареный, изюм этот самолично съел. Много ли было в этой коробке из-под изюма «ханок» с опиумом? Говорю же, весь изюм я со дна собрал. Ни хрена там больше не было! Что думаю делать? Пропишете — работать пойду. Но не сразу! Организму требуется отдых. Нервная система ни к черту! Руки дрожат. Может, и от наркотиков. Но если «пальцы не стоят», какие могут быть дела? Загремишь сей момент!
У сеструхи халупа есть на берегу моря — самострой, конечно! Поживу маленько, а там видно будет! А к Ваське Клычу он, кроме благодарности, ничего не имеет. Выручил! В самое время укололся, еще бы часок — и хана! Откуда у него эта коробка? Так он же изюмом торгует. Был я у него в ларьке. Видел! Зачем в вагон ее перетащил? Кто его знает! Это вы у него спросите. Мне бы покемарить часок-другой. А то до Маруськи не дойду. В камере? Да хоть в камере, в первый раз, что ли? Спасибо, гражданин начальник! Подписаться? Это всегда пожалуйста! За мной ничего нет — могу и подписаться! Давай, начальник, вызывай сержанта: спать хочу, спасу нет!..
Когда Вареного увели, Коля Пшеницын пошел докладывать подполковнику Тимохину. Тот вызвал Червоненко, и, посовещавшись, они решили заняться магазином «Овощи — фрукты» всерьез. Ни с Гулыги, ни с Гуськова-Клыча глаз, естественно, не спускать!
Но зацепиться было не за что! Изюм в магазине расторговали, и выручка с указанным в накладных количеством сошлась копейка в копейку. В ларьке у Гуськова-Клыча изюма тоже не было — продал и выручку сдал в магазин. И здесь все «в полном ажуре»! Мелкие «купцы» торговлю наркотиками свернули и в ларек на рынке не заглядывали, Клыч в свой склад в железнодорожном тупике тоже не наведывался.
— Такая тишь да гладь — плюнуть хочется! — жаловался Червоненко. — «Спокойной ночи, малыши!»
— Товар кончился, — успокаивал его Тимохин. — Новую партию ждут.
— Думаешь? — морщил лоб Червоненко.
— Предполагаю. Так что пусть твой доблестный Уголовный розыск не спит. И транспортная милиция тоже.
— Сами справимся, — проворчал Червоненко. — Только бы зашевелились!
— А куда им деться? — усмехнулся Тимохин. — Они с узбекскими поставщиками, видно, крепко повязаны. А те им наркотики не в подарок шлют. Товар — деньги — товар! Кстати, ты тамошних товарищей в курсе держишь?
— Будет что-нибудь конкретное — сообщим, — недовольно сказал Червоненко. — А пока что же? На кофейной гуще гадаем!
— На изюме! — поправил его Тимохин. — Ты своих ребят со станции не снимай. И за вагоном Клыча пусть смотрят.
— Ученого учить — только портить! — поднялся с кресла Червоненко. — Я у себя, если что...
— А я у себя, — усмехнулся Тимохин. — Звони!
...Звонок раздался поздно ночью. Натыкаясь спросонья на стоящий в комнате не распакованный еще мебельный гарнитур, Тимохин добрался до прихожей и снял телефонную трубку:
— Тимохин слушает.
— Пришел товарняк из Средней Азии, — услышал он голос Червоненко. — Два вагона в адрес магазина «Овощи — фрукты». Станция отправления — город Мары.
— Так... Уже интересно.
— Интереснее другое... Товарняк встречал Клыч с подручными. Пяток пацанов, что торгуют на «пятачках» анашой. Ашотик Гарибян, Колька Свист и прочая мелкая сошка!
— Ну-ну?
— Сопровождающий выдал им две коробки с изюмом, и они сховали их в тупичке, в том вагоне, где у Клыча склад.
— Совсем интересно!
— Дальше вообще цирк! Вагон опять запломбировали, а когда наши ребята через дежурного по станции начали осторожненько выяснять у сопровождающего, почему вагоны не разгружаются, тот ответил, что, когда получатель с накладными приедет, тогда и разгрузим.
— Думаешь, эти две коробки левые?
— В накладных их быть не должно. Гулыга примет чистый товар.
— Выходит, в деле только двое — Клыч и сопровождающий?
— Гулыга тоже. Наверняка! Но страхуется. Ловко причем!
— Надо подловить.
— Как?
— Подумаем. Ты откуда звонишь?
— Из управления.
— Сейчас еду.
— Жди внизу. Я машину посылаю.
— Спускаюсь.
Тимохин стоял у подъезда, ждал машину и думал о том, что, конечно же, Гулыга не последняя пешка в этой игре, оформить отправку вагонов можно только на магазин. Другого пути нет! Значит, куш с каждой партии наркотиков он имеет. И куш этот выдает ему Клыч. До реализации «товара» или после — значения не имеет: оборотного капитала у Клыча хватит не на одну такую операцию! Но расчет произойдет только после того, как Гулыга примет весь «чистый» товар, по накладным все сойдется, и никакая проверка не будет ему страшна. А он знает, что БХСС за ним «смотрит» и проверка эта не заставит себя ждать. И только после того, как проверяющие уйдут ни с чем, у него, как всегда, все «в ажуре», только тогда начнутся его счеты-расчеты с Клычом. Тут бы их и брать. С поличным!
— ...Все правильно! — согласился с его рассуждениями Червоненко. — Кроме главного!
— То есть? — вскинулся Тимохин.
— Где будут делить барыши? Ларек на рынке от магазина. Выручку Клыч сдает бухгалтеру и кассиру. Сдал и зашел в кабинет директора. Имеет право? Имеет. Зашел, передал ему конверт и выкатился. Что в таком случае делать? Обыскивать Гулыгу? Засаду в его кабинете сажать? На каком основании? Никто тебе такой санкции не даст. И все! Чист Гулыга! Даже если прихватим мы Клыча на его «складе», предъявим ему «товар», вместе с этим «изюмом» в машину, и он следователю назовет Гулыгу. По-твоему, тот расколется? Ни в жисть! «Левая сделка с сопровождающим за моей спиной. Я об этом ни слуху ни духу. Чистый оговор!» Опять, выходит, мимо?
— Ты одного не учитываешь, Григорий Тимофеевич, — подумав, сказал Тимохин. — Одной психологической особенности нашего «подшефного»... Его патологической жадности! Пока он своими руками все «ханки» с опиумом не перещупает, пока не сосчитает, сколько их всего в этом «изюме» заложено, а значит, и какую долю с выручки он имеет, пока все бабки не подобьет — не успокоится. И сам назовет сумму, которая ему причитается.
— Похоже... — задумался Червоненко. — Считаешь, что дележ произойдет в «пещере Лейхтвейса», то бишь в этом заплеванном вагоне, в тупичке? И их милость Гулыга — директор крупнейшего в городе магазина — туда потащится? Его же в городе каждая собака знает! В дешевые игры с переодеванием будет играть? Или бороду наклеит?
— Насчет бороды ничего тебе сказать не могу, — сухо ответил Тимохин. — Но что он там появится — это факт. Могу заложиться!
— Тогда я своим ребятам из группы наблюдения так и передам! — заулыбался Червоненко. — Мол, заложились вы, ребятишки, с самим начальником следственного отдела. На бутылку коньяку, что ли?
— Давай на бутылку.
— А на закуску что? Изюм? — веселился Червоненко.
— Готов и на пару лимонов разориться, лишь бы вы его не прошляпили.
— Плохо моих орлов знаешь! — обиделся Червоненко. — Пусть он хоть бабой-ягой изобразится — прихватим!
— Будем надеяться — кивнул Тимохин. — Вагоны он держать не будет: за простой платить придется. Думаю, завтра же начнет разгрузку.
— И завтра же к нему БХСС направляй, — напомнил Червоненко. — Не тяни!
— Уже распорядился, — ответил Тимохин. — Володя Лукьянов команды ждет. Как только груз доставят в магазин — начнут проверку.
— Ты усиль бригаду, чтобы побыстрей Гулыгу обнадежили, что у него с этим грузом все в порядке, — посоветовал Червоненко. — Тогда он и с Клычом тянуть не будет. Побежит за расчетом!
— Понял тебя, Григорий Тимофеевич, — усмехнулся Тимохин. — По возможности, поторопим этого деятеля.
— ...Балуете вы нас своим вниманием, Владимир Николаевич! — Гулыга улыбался Лукьянову и одновременно вешал на дверь табличку «Закрыто на переучет». — И что-то вас сегодня так много? Как в музей на экскурсию!
— Перешли на бригадный метод, — серьезно объяснил Володя Лукьянов. — Для вашей же пользы стараемся, Вениамин Семенович. Вдвое быстрее управимся!
— Эксперимент? — продолжал улыбаться Гулыга. — Я обеими руками «за»! У меня ведь тоже эксперимент: товар из вагона прямо на прилавок, минуя овощную базу. «Поле — магазин», так сказать! Зато и качество имеем. Все идет наивысшим сортом!
— И никакого брака, никакой пересортицы? — подмигнул ему Лукьянов.
— Только в допустимых нормах, — хитро прищурился Гулыга. — Товар нежный. Одного винограда сколько перебрать нужно!
— Изюм выгоднее? — безмятежно спросил Лукьянов.
— Бесспорно! — с готовностью закивал Гулыга. — Гнилья — ноль! Разве если чуть слежится в коробках. Так это пустяки!
— Ну-ну... — согласился Лукьянов. — Давайте работать. Где у вас новая партия товара?
— Уже знаете?! — притворно удивился Гулыга. — Партия на складе. Накладные у меня в кабинете. Прошу!