Эйден подъезжает к дому, и я тут же выпрыгиваю из машины, обещая, что вернусь очень быстро. Как только я отпираю дверь, на мои уши обрушивается сверхгромкая романтическая испанская музыка. Я представляю, как мама подпевает неодушевленным предметам или танцует, исполняя едва заметные движения сальсы. Впрочем, мне не хочется знать, чем она занимается в одиночестве. Но тут, закрывая дверь, я вдруг замираю, потому что слышу отчетливый мужской смех. Пожалуйста, нет. Боже, скажи мне, что он не нашел меня. Что он не связал мою маму и готовится использовать ее в качестве приманки. Не сегодня, приятель. С колотящимся сердцем и бурлящим в венах адреналином я осторожно открываю дверцу шкафа. Медленно и спокойно я достаю бейсбольную биту, которую мы там храним, и уже собираюсь ее поднять, как вдруг слышу, что моя мама смеется, как тринадцатилетняя девочка на первой вечеринке со своим парнем. Напряжение покидает мои мышцы. Я понимаю, насколько я глупа. Это ведь ее новый мужчина. Боже, Амелия. Нельзя же вот так психовать! Не желая прерывать их и устраивать неловкий момент знакомства с семьей, я тихо поднимаюсь по лестнице, стараясь, чтобы меня не заметили из кухни. Я рада, что у моей мамы появился кто-то, кто сделает ее счастливой среди всех этих неприятностей. Она никогда не рассказывала о нем, но я понимаю, что этот мужчина нравится ей. И это все, что я хочу знать. Я уже почти поднялась по лестнице, когда музыка немного стихла. Услышав голоса, я застываю на месте. Я вдруг понимаю, что голос мужчины мне до боли знаком. Откуда я его знаю? Реклама? Может, он адвокат или агент по недвижимости из рекламы по телевизору? С ноющим сердцем, сгорая от желания выяснить личность загадочного ухажера, я добираюсь до верха лестницы и прячусь в тени. – Я так рада, что дом в нашем распоряжении на следующие несколько дней! А потом – Гавайи! Целая неделя! – радостно щебечет мама. В этот момент появляются моя мама и ее таинственный мужчина. Нет. Этого не может быть. Я едва сдерживаюсь, чтобы не ахнуть и не выдать свое место укрытия. Как это возможно? Неужели она не знает, кто он? Даже я чувствую себя в некотором смысле преданной. Мама смеется, и я снова прислушиваюсь к их разговору. О, черт, они направляются к лестнице! Я беззвучно крадусь в свою комнату. Хорошо, что музыка из кухни заглушает скрип пола. Добравшись до комнаты, я тихо пробираюсь в ванную, где застываю, практически затаив дыхание. Тем временем из коридора доносятся восторженное хихиканье матери и громкие звуки поцелуев. Дверь ее спальни закрывается. Наконец-то я могу выдохнуть. Пока Эйден не пришел узнать, куда я пропала, я хватаю таблетки с тумбочки и быстро спускаюсь вниз, благодарная за то, что музыка до сих пор играет и скрывает мои шаги. Захлопнув дверь, я практически лечу к машине Эйдена, готовая убраться отсюда подальше. – Все, можно ехать. – Я пристегиваюсь. Я чувствую облегчение, когда мы поворачиваем за угол и мой дом скрывается из виду. Я, конечно, потрясена, но думаю, что мне удалось скрыть свои эмоции от Эйдена. Я всегда думала, что мама не рассказывала мне подробности о новом мужчине, потому что не знала, как я отреагирую на ее новые отношения с кем-то, кто не приходится мне отцом. Я думала, что она пытается защитить мои чувства или, возможно, просто стесняется. Эйден спрашивает меня о чем-то, но я не обращаю внимания. На все его вопросы я бормочу себе под нос что-то невнятное. Я думала, мама позволила мне уехать за город, потому что наконец-то начала меня понимать. Неужели она просто хотела от меня избавиться? Эйден что-то спрашивает, и я снова бездумно отвечаю. «Да, конечно», – это все, что приходит на ум. – Тея! – Эйден требует моего внимания. – Что? – отвечаю я, глядя на него в первый раз с тех пор, как вернулась в машину. – Все в порядке? – спрашивает он, искренне обеспокоенный. – Да, – вру я слишком высоким тоном. Я прочищаю горло. – А что? – Потому что я спросил тебя, чья машина припаркована перед твоим домом, а ты ответила: «Пицца? Отлично». Я закрываю глаза, мысленно давая себе пощечину. Серьезно, Амелия? Это и есть твой ответ? – Прости, Эйден. Я просто устала. И, похоже, голодна, – рассуждаю я, надеясь, что он купится. Я действительно голодна. – Мы остановимся и купим пиццу. Но сначала скажи мне, что случилось, – мягко требует Эйден. – Моя мать – разлучница! Эйден резко тормозит у знака «Стоп». – Из всего, что я ожидал услышать, это определенно не из моего списка. Как только машина плавно трогается с места, я поворачиваюсь к Эйдену. – Поверь мне, я никогда и не думала, что сама такое скажу. – О чем ты? Ты провела в доме всего минуту или две. Что случилось? Я, намеренно не называя имен, вкратце объясняю увиденное. Начинаю я со звуков поцелуев и девичьего хихиканья и заканчиваю моим побегом. – С чего ты взяла, что он женат? – изумляется Эйден, пытаясь понять смысл. – Потому что я знаю этого человека, Эйден. – И кто он? – настаивает он не из любопытства, а для того, чтобы помочь мне разобраться в происходящем. Я не могу сказать. Или могу? – Тея, что ты скрываешь? – отвечает Эйден на мое молчание. – Она была с Брайаном Эвансом, – шепчу я. – С отцом Мэйсона. К чести Эйдена, он не выезжает на встречную полосу, услышав такое откровение, но его голова резко поворачивается, и он смотрит на меня круглыми от удивления глазами. – Брайан Эванс? Отец нашего Мэйсона? – повторяет он. – Тот самый. – Вот черт. – У него есть брат-близнец? – с надеждой спрашиваю я, уже зная ответ. Эйден, конечно же, качает головой. – Думаешь, он предложил поездку, чтобы обмануть Наталью? Эйден постукивает пальцами по рулю. Я даже не знаю, как он воспринимает эту новость, особенно после всего, что за последние несколько дней сделал для него Брайан. К тому же Брайан – один из отцов в его жизни. Изменится ли теперь его отношение? – Не знаю. Надеюсь, что нет, – отвечает Эйден. – Это не его машина стояла возле дома. Он говорил, что собирается в командировку на этой неделе, которая, судя по всему, оказалась поездкой на Гавайи вместе с твоей мамой. Все, что Мэйсон рассказывал о работе отца и постоянных командировках, являлось чушью. Он никуда не уезжал – он был здесь. Образно говоря, трахал мозг своей жене, а буквально трахал мою маму. О боже, бедная Наталья. Бедный Мэйсон. Должна ли я сказать ему? Знает ли он? Я не хочу разрушать его семью или его представление об отце. Не могу в это поверить. Мои мысли мчатся со скоростью пули. Моя мама и отец Мэйсона… Я знаю, что Эвансы умеют очаровывать (в буквальном смысле), но этот Эванс женат! Интересно, мама вообще в курсе, что у него есть супруга? Думаю, что да. Иначе зачем скрывать их отношения? Конечно, она прячет его, потому что знает, что встречается с женатым мужчиной, отцом одного из моих лучших друзей. Она знает, что она в этой ситуации – любовница. Изменяла ли она моему отцу, когда тот был жив? Я знала, что у них в браке были проблемы, но изменяла ли она ему еще до того, как все испортилось? Была ли измена одной из причин их ссор? Складывается ощущение, что я даже не знаю собственную мать. – Что мне делать, Эйден? Рассказать Мэйсону? Противостоять маме? Честно говоря, я не знаю, как правильно поступить. Я не хочу иметь дело с такими проблемами; я хочу, чтобы кто-нибудь просто дал мне правильный ответ. – Думаю, Мэйсон хотел бы знать, – признает Эйден, сосредоточив взгляд на дороге. Я вижу, что он обдумывает варианты. – Он возненавидит меня. Он возненавидит мою маму. Это разрушит его семью. – Я хмурюсь. Я не хочу причинять боль Мэйсону, не могу смириться с мыслью, что он меня возненавидит. Он узнает, что все, что ему говорили, – ложь; что не было ни долгих вечеров на работе, ни деловых командировок. Он узнает, что его отец решил не проводить Рождество с семьей, потому что предпочел провести его на Гавайях со своей любовницей. Эйден задумчиво смотрит на меня. – А ты? Ты бы хотела знать? Ты бы разозлилась, если бы узнала об этом каким-то другим способом, а потом выяснила, что твой лучший друг все это время знал и ничего не сказал? Почему обязательно играть в логику? Почему он не может просто сказать: «Я уверен, что все образуется, Тея. Не стоит переживать». Почему нельзя сказать то, что я так хочу услышать? – Я и без того храню от него кучу других секретов и вру всем друзьям. Еще одна тайна не повредит, верно? – спрашиваю я безнадежно, потому что уже знаю ответ. – Это не то же самое, и ты это знаешь. Я тяжело вздыхаю. – Почему из всех дней я облажалась именно сегодня? Я должна была вернуться за снотворным, а не влезать в интрижку. Типичная Амелия, что тут скажешь. Уголок рта Эйдена чуть приподнимается. – О, не стоит возлагать всю вину на Амелию. Тея, похоже, тоже любит драмы. Так ее жизнь становится интересней. Я игриво шлепаю его тыльной стороной неповрежденной руки, но ему все равно удается заставить меня улыбнуться. Я знаю, что Мэйсон имеет право знать, но что, если не я расскажу ему? – Технически это твоя вина. Я не хотела возвращаться, но тебе приспичило сыграть роль рыцаря в сияющих доспехах. Я могла бы блаженно сидеть на террасе, потягивая фруктовый коктейль и не обращая внимания на мирские проблемы. Но нет, ты решил вернуться. – Я скрещиваю руки. Эйден вскидывает бровь. – Ты серьезно? Меня обвиняешь? – Да, – говорю я уверенно. – И единственный способ загладить вину – это рассказать за меня Мэйсону. Я права? В итоге мое заявление звучит как вопрос с надеждой, как безмолвная молитва о том, чтобы он взял на себя ответственность. Я не хочу видеть реакцию Мэйсона. Это будет невыносимо. Он разозлится? Опечалится? Будет в ярости? Поверит ли он? – Тея, – нежно обращается Эйден. – Ты ведь знаешь, что если бы я мог забрать у тебя всю боль и проблемы, я бы это сделал. В одно мгновение.