Более того, этим человеком стал Эйден. Теперь он знает мое прошлое, а я знаю его. Думаю, что мы станем еще ближе, еще сильнее. Не то чтобы мы были парой, но… – Ты называешь меня Теей с тех пор, как все выяснил. – Да, потому что Тея – твое настоящее имя, – подчеркивает Эйден. – Но вот что я заметил: когда ты бормочешь себе под нос, ты называешь себя Амелией. Скомкав салфетку, я со смехом запускаю ее в Эйдена, но тот отбрасывает ее легким взмахом руки. – Эй, я не сумасшедшая, ясно? – Это говорит девушка, которая разговаривает сама с собой. – Многие нормальные люди разговаривают сами с собой. – Да, но обычно они ведут внутренний диалог. – Бла-бла-бла. Он прячет улыбку, зная, что выиграл. Спустя миг я завожу разговор, но на этот раз серьезный: – Переезжая в новое место, я думаю о том, что Тея больше не существует. Я – Хейли, Амелия или любое другое имя, которое мне дадут. Меня так научили – так безопаснее. Эйден ставит последний стакан на стол, внимательно слушая меня. – Мне называть тебя Амелией? Я правильно понял? Гляжу на Эйдена, на его высокое, крепкое тело, и внутреннее тепло рассеивает все тревоги. Я размышляю над его вопросом и думаю о том, чего я хочу, а не о том, что, как мне кажется, я должна сказать. Как же давно меня не называли настоящим именем. И как же приятно, когда мне напоминают, кто я такая. Я – Тея Кеннеди. К тому же мне нравится слышать свое имя, произнесенное красивым, глубоким голосом Эйдена. Я застенчиво улыбаюсь, как будто это признание делает меня еще более уязвимой. – Мне бы хотелось, чтобы ты называл меня Теей, но только когда мы наедине. И только в том случае, если ты не проговоришься перед остальными. Его глаза на мгновение загораются. Я как будто дала ответ, на который он втайне надеялся. Сложилось впечатление, что этот маленький поступок подтвердил мое доверие. Что ж, это очевидно. Я ведь без колебаний доверю Эйдену даже свою жизнь. – Можешь не переживать за свою тайну. Со мной она в безопасности. – Знаю. – Я снова становлюсь серьезной. – Правда, Эйден, спасибо тебе. Спасибо за то, что ты всегда рядом со мной. Я знаю, что иногда бываю не в себе. Я знаю, что развела между нами драму, приплела сюда Кейтлин и учеников из школы Сильвер. Ты многое для меня делаешь, как и для всех остальных, но никогда не получаешь благодарности. Так что спасибо, Эйден. Спасибо за то, что хранишь мой секрет, за понимание, за то, что не даешь мне чувствовать себя одинокой… Эйден прерывает мой монолог: за два больших шага он подходит ко мне, берет мое лицо в свои ладони и вынуждает меня посмотреть ему в глаза. – Не благодари меня. Я здесь ради тебя. И я всегда буду. Сердце колотится в груди; в голове не вяжутся слова, чтобы составить четкое предложение. Он близко, смотрит на меня так, как будто я – это все, что ему когда-либо было нужно. Эйден наклоняется, губы приближаются к моим губам… но так и не достигают цели, потому что раздается звонок в дверь, и мы тут же отстраняемся друг от друга. Я мысленно вскрикиваю от досады. Почему так не вовремя? Неужели нельзя было подождать пару минут? В дверь звонят несколько раз: наши друзья либо отморозили задницы на холодном декабрьском воздухе, либо жаждут увидеть Эйдена. Эйден вдруг кажется таким далеким. – Думаю, это к тебе. – Я жестом показываю на прихожую. Дверной звонок снова надрывается. – Пора бы открыть. – Эйден усмехается, бросает на меня последний взгляд и направляется к входу. Как только дверь распахивается, на Эйдена тотчас набрасывается Аннализа. Сила ее объятий застает его врасплох и заставляет сделать несколько шагов назад. – Я знала, что ты невиновен! Как ты смеешь пугать нас, хранить тайны и не давать нам ответов? – ругается Аннализа, не выпуская Эйдена из крепких объятий. – «Езжайте домой и не волнуйтесь». Серьезно? Как тебе в голову пришла эта бредовая идея? Ты хоть знаешь нас? Ты считаешь, что мы по щелчку пальца можем перестать волноваться? Если бы вы не знали Эйдена, вы бы подумали, что его раздражает гнев Аннализы. Но мы его знаем, поэтому уверены, что ему приятны ее нравоучения. – Ладно, в следующий раз, когда меня арестуют, я не будут просить возвращаться домой. – Он ухмыляется. Аннализа пронзает Эйдена сокрушительным взглядом, еще более устрашающим благодаря черной подводке. – Молись, чтобы следующего раза не было, Эйден Паркер. Все взрываются смехом. Остальные ребята тоже обнимают Эйдена и выражают благодарность за то, что он больше не за решеткой. Последним в дверь входит Ноа. Он улыбается Эйдену и поднимает руки, как будто хочет его обнять. – Бестия! Ноа движется к Эйдену, но в последний момент отталкивает его в сторону и заключает меня в медвежьи объятия. – Я так по тебе скучал! – восклицает он, а я смеюсь и обнимаю в ответ. – Я всегда по тебе скучаю, Ноа. Эйден, качая головой, закрывает входную дверь. Ноа отпускает меня, поворачивается к Эйдену. – О, Эйден. Я тебя не заметил. Смотрю, ты вернулся после предательства лучшего друга? Мы смотрим на Ноа в полном замешательстве. – О чем ты, чувак? – спрашивает Мэйсон. Мы все следуем за ним на кухню, где он, Джулиан и Чейз выкладывают на стол коробки с пиццей. – Я думал, мы братья. Мы должны были сидеть в тюрьме вместе, а не смотреть, как тебя арестовывают, – объясняет Ноа. Мы смеемся, когда Ноа и Эйден обнимаются. Ноа шутит, конечно же, юмор – его стихия. – Честно говоря, я всегда думал, что первого из нас арестуют Ноа, – признается Джулиан, когда мы все садимся за стол и берем по кусочку пиццы. – Что? Почему меня? – Да ладно тебе, Ноа, – вмешивается Мэйсон, – из всех нас ты вероятнее всего наделаешь глупостей и попадешь в полицию. – Что? Я идеальный законопослушный гражданин! Я хороший мальчик, когда дело касается копов. – Правда? – Мэйсон будто бросает вызов. – А как насчет того раза, когда тебя остановили за превышение скорости? Полицейские спросили, употреблял ли ты алкоголь, на что ты ответил: «Я пил кровь врагов. Тех, кто лежит в багажнике. Это считается алкоголем?» Мы разражаемся хохотом. Шарлотта чуть не выплевывает воду, которую до этого пила. Ноа невинно поднимает руки, держа в каждой из них по кусочку пиццы. – В свою защиту скажу следующее: я думал, что они поймут шутку! А не попросят меня выйти из машины, чтобы ее обыскать! Пока ребята делятся историями о глупых поступках Ноа, я ласково ему улыбаюсь. Еще несколько минут назад моя кухня казалась такой большой и пустой, но теперь это не так. Глядя на друзей, поедая пиццу вместе с ними, смеясь, шутя и наслаждаясь моментом, я не могу отделаться от ощущения, что мое место – здесь, в Кинг-Сити, особенно после того, как я сменила несколько мест жительства и пережила события последних двадцати четырех часов. Ни в одном из предыдущих городов я не чувствовала себя по-настоящему дома. Джулиан, Чейз и Мэйсон спорят, кому достанется последний кусок пиццы, но Аннализа решает, что этот кусок больше всех заслужила она. Ноа пародирует Шарлотту, которая смеется так сильно, что задыхается, а Эйден смотрит на меня с улыбкой, наполняющей меня теплом и счастьем. Сердце в груди сжимается при мысли о том, что мне придется уехать. Я скрываю это известие от друзей, эгоистично желая хотя бы еще несколько дней чувствовать себя нормальным человеком. Когда пицца съедена, а шутки о том, что Эйден сидел в тюрьме, иссякли, разговор переходит на более серьезные темы: почему Грега, избитого и окровавленного, нашли мертвым перед домом Эйдена, а на месте преступления каким-то образом очутился его потерянный телефон. Джулиан потирает затылок. – Единственная информация, которую удалось получить от полиции, – это время смерти Грега. Он умер около шести часов вечера. Больше нам ничего не известно. С тех пор, как мы начали ужинать, телефон Аннализы вибрирует уже раз в пятый. Каждый раз, глядя на экран, она хмурится, но вызов упорно игнорирует. Если бы не явное раздражение, написанное на ее лице, кто-нибудь из ребят уже бы давно ее расспросил. – Эйден, ты помнишь что-нибудь подозрительное? – Аннализа кладет телефон на колени под столом. – Нет, ничего такого. Я отвез близнецов к Тайлеру, приехал к Мэйсону около четырех тридцати, а потом мы оба уехали за пиццей. К Амелии мы приехали около семи. Обычный вечер, – рассказывает Эйден. – Да, обычный, пока тебя не арестовали, – добавляет Чейз.