— Что я забыл на полигоне? — удивился бог. — Меня! — С обиженным сопением я забралась под одеяло. — Мне там бег с препятствиями устроили и чудищ напустили. Меня ходячее дерево веткой огрело! Я падала раз сто! Я… — Не понял, — он в недоумении тряхнул головой. — Это же обычная тренировка для Элизабет. — Угу. Только я не Элизабет. Я по заборам прыгать не обучена и колдовать не умею. Если бы не беременность, до сих пор валялась бы в какой-нибудь канаве. — Чья беременность? — бог коснулся кончиками пальцев моего лба. — Ну ты даешь, — выдохнул спустя секунду. — Ты сейчас что сделал? — спросила я, приподнимаясь. — Память считал. Но ты все-таки… М-да… Кровь почему сама не сдала? Сибил ничего не добавляет в спиртное. Об этом я уже по его вопросу догадалась. Но тогда, в больнице, откуда мне было знать? — Ладно, — отмахнулся он. — Не самая большая проблема. Лучше объясни, почему ты не используешь магию? — Не могу. — Почему? — Не знаю! — окрысилась я. — Не могу, и все! — Так не должно было случиться. До чего же верно эта фраза характеризует мое нынешнее положение! — Нормальное у тебя положение, — проворчал Мэйтин, оглядев меня. — Горизонтальное. Можешь пока в нем и оставаться. — Долго? — Зависит от того, собираешься ты на обед или нет. — Обед? — протянула я страдальчески. — Почему нельзя было сделать отдельные столовые при каждом общежитии? — Это ты меня спрашиваешь? — ухмыльнулся бог. Нет, блин! Это был риторический вопрос! — Тут есть буфет, — сжалился он. — И небольшая кухня, где тебе приготовят сэндвич или чашечку горячего шоколада. Но это потом. Сейчас обсудим твои проблемы, пока у меня есть немного времени. — Немного? — я вскочила. — Снова бросишь меня? — А у меня есть выбор? Кое-кто, не буду показывать пальцем, придумал для Трайса единую мировую религию. Единую! Для людей, эльфов, гоблинов — для всех. И кто-то из них действительно верит. И молится. А молитву истинно верующего не услышать невозможно. Это как многоканальный телефон, и тебя вызывают сразу по всем линиям. — А нельзя игнорировать звонки? — Если какая-нибудь ерунда — можно. А если что-то важное… — Я на полигоне тебя звала, — высказала я ответную претензию. — По-твоему, это было неважно? — Важно, наверное. Но ты звала. А они, — он обвел рукой комнату, словно весь мир, — молятся. Они в меня верят по-настоящему. — А я? — А ты нет. Ты знаешь, что я есть. Когда в меня верят, я чувствую. Повисло неловкое молчание. — Трудно быть богом? — спросила я, первой не выдержав тишины. — Привык уже, — улыбнулся он. — Да и родня помогает. — У тебя есть родня? — удивилась я. — Получается, ты не единственный бог на Трайсе? Он поглядел на меня и скорбно вздохнул: — Ты же сама обо мне написала: «Верховный». А раз я верховный, должны быть и другие, не такие… верховные. В памяти Элси всплывали смутные подсказки вроде мифов о заселении мира. Согласно этим мифам, эльфы и люди — это ожившие отражения богов, однажды подлетевших к планете, чтобы поглядеть, а что это тут вертится. И да, богов было больше одного. Восемь, если точнее. Мэйтин-Вершитель, Кирим-Воин, Лиджайя-Возлюбленная… Больше имен я не вспомнила, только прозвища: Пряха, Сказочница, Мудрец, Шутник… и еще кто-то… — Аштоны не религиозны, — объяснил мое невежество Мэйтин. — Лорд Арчибальд поклоняется прогрессу и вместо свечей в храме скупает акции железнодорожных компаний. Леди Оливия посещает службы лишь по большим праздникам — это одна из ее светских обязанностей. А их дочь… ты лучше меня знаешь. — Это плохо? — спросила я, уловив в его словах укор. — Мы живем, пока в нас верят. — Он отвернулся к окну, а когда вновь повернулся ко мне, на его лице не осталось и тени печали. — Давай все же с магией разберемся. А что с ней разбираться? Память о силе есть. Сила есть. Но сила эта, как и память, не моя, и, если воспоминания Элси мне еще удается вытягивать в нужный момент, с магией так не получалось и вряд ли получится. Мэйтин не счел это достаточным основанием для отстранения меня от должности спасительницы мира. Сказал, что вариантов все равно нет. Я автор. Значит, придумаю что-нибудь. Оспорить это утверждение я не успела: послышался скрип открывающейся в общий коридор двери, и в комнату постучали. — Войдите, — прокричала я, нырнув под одеяло. В комнату заглянула женщина лет тридцати пяти, в которой Элси узнала Летти, свою горничную. — Мисс Элизабет, к вам посетитель, — доложила она. — Ожидает в комнате для гостей. — Мне нездоровится. — Это инспектор, — извиняющимся тоном объяснила Летти. — Сказал, если вы не спуститесь, сам поднимется. А это не совсем прилично. Что за инспектор? — Вильям Крейг, — ответил на мысленный вопрос Мэйтин. — Шеф внутренней полиции академии. Студенты пропадают — ты же не думала, что это не станут расследовать? Одевалась я быстро и уже через пять минут предстала пред светлы очи инспектора. Вернее, попыталась предстать, но ввиду того, что очи его, действительно светлые, выцветшие до блекло-голубого, жутко косили, удалось это лишь наполовину, и, когда одно око глядело на меня, второе высматривало что-то за моим плечом. Я даже обернулась, не Мэйтин ли там, но бог если и решил присутствовать при разговоре, то незримо. — Мисс Аштон? — полицейский со свойственной пожилым людям медлительностью привстал с кресла, но, не успев подняться в полный рост, счел церемонию приветствия оконченной и опустился обратно. — Простите, что побеспокоил. Мистер Вульф сказал, что вы прихворнули, но дело важное. Голос у него был простуженный, тон — донельзя виноватый, словно неловко ему не только за неурочный визит, но и за всего себя. За видавшее виды коричневое пальто, в которое он кутался, хотя давно должен был отогреться в тепле. За редкие, будто присыпанные пеплом волосы, давно не стриженные и оттого завивающиеся на кончиках в забавные не по чину и не по возрасту колечки. За исчерченные морщинками щеки со следами порезов после бритья и руки с неровными обломанными ногтями, которые он прятал в рукава. За взгляд, что при всем желании не мог сфокусировать на моем лице. Но все это в совокупности вызывало к мистеру Крейгу такое снисходительное расположение, что, явись он ко мне среди ночи, я не возмущалась бы, а вежливо ответила на вопросы и попрощалась, пожелав всего наилучшего. — Хотел о сегодняшней тренировке расспросить, мисс. Вы на полигоне ничего необычного не видели? Помимо пауков из костей, злобных деревьев, крыс размером с волков и еще пары десятков монстров? — Нет, господин инспектор. Если что-то и было, я этого не заметила или восприняла как элемент задания. У нас ведь была тренировка с иллюзиями. Не уточните, о чем речь? — Да что у нас тут, — вздохнул полицейский. — Письмена кровавые, знаменья тревожные… Наверняка ведь знаете. — Кто-то еще пропал? — встрепенулась я. Инспектор задумчиво кивнул: — Знаете. Все уж знают. Говорил я милорду Райхону, шила в мешке не утаишь. — Он достал из кармана мятый клетчатый платок и, отвернувшись, утер нос. — Не видели ничего, значит? И не слышали? Я покачала головой. — Жаль, очень жаль. Он оперся рукою о подлокотник, чтобы встать, но вдруг передумал. — А ваши товарищи одну странность отметили, — обронил рассеянно. — Какую же? — Вас. Сказали, вели вы себя необычно, — инспектор с сомнением растягивал слова, словно сам не понимал, что же такого необычного было в моем поведении. — Вроде бы отказались в команду Мартина Кинкина пойти, хоть он вас и звал. — И что тут странного? — И правда, — он снова вынул платок, помял в руках и убрал обратно в карман. — Но товарищи ваши удивились чему-то. — Тому, что я пошла в одну команду с Шанной Раскес, — сказала я, поняв, что этот человек не уйдет, не получив ответа. — У вас с ней не очень хорошие отношения? — поинтересовался он тем же рассеянным тоном. — У нас нормальные отношения. Здоровое соперничество. Но в соревновании команд этому соперничеству не было места, и я решила, что ничего не потеряю, если сыграю на одной стороне с Шанной против Мартина и его прихлебал.