На обед они заходят в паб, в котором Алекс бывал прежде. Он заказывает им обоим по пинте пива и по завтраку пахаря [4], не спрашивая, чего бы хотелось ей, словно читает ее мысли. Рут наблюдает за ним. Он стоит у барной стойки – стройный, спина прямая. Непромокаемую куртку он снял, и видно, что футболка сзади, в том месте, где рюкзак прижимал ее к телу, промокла от пота. За обедом он рассказывает ей, как бродил по этим самым вересковым пустошам в прошлый раз. Она кивает, улыбается в нужные моменты. Довольно странно слушать, как он был в точно такой же поездке со своей бывшей женой, но Рут его не прерывает, ведь рассказывает он интересно. Перед уходом, когда они уже надели куртки, собираясь выйти под серое послеполуденное небо, Алекс идет в туалет, и Рут, воспользовавшись случаем, прячет под скомканную бумажную салфетку на своей тарелке маринованный лук, к которому она не притронулась: если на обратном пути дойдет до поцелуев, запах изо рта будет совсем ни к чему. В субботу вечером они читают. Садятся в разных уголках небольшого диванчика, вытягивают ноги на середину, переплетают их, ступнями упираясь в живот, в грудь, в подмышку. На Алексе очки в тонкой оправе. Время от времени, не отрываясь от чтения, он наклоняется и целует ногу Рут. Она поднимает глаза от книги, наблюдает за ним. Он с интересом читает что-то историческое, она погружена в новый роман – продирается сквозь паутину слов о переплетенных судьбах. И у нее неожиданно возникает вопрос: были бы они так же увлечены чтением, если бы поменялись книгами? В груди ноет, когда она понимает, что в этом случае они оба наверняка сразу бы уснули. Рут прогоняет эту мысль, когда Алекс снимает с нее один носок и целует ее лодыжку. На обратном пути в Лондон Алекс держит ее за руку, продолжая читать. Рут свою книгу закончила и теперь смотрит на мир, мелькающий за окном поезда. Настроение у нее благодушнее, чем было четыре дня назад. Из-за движения поезда кажется, что она куда-то стремится, хоть и сидит на одном месте. Ей всегда хотелось отправиться в долгое путешествие по железной дороге, пересекая континенты по земле, увидеть пейзажи, которые разворачивались бы перед ней, пока она едет из одной страны в другую. Она всю жизнь мечтала проехать по Транссибирской магистрали. Подростком составляла на домашнем компьютере с проводным интернетом маршрут и смету долгого путешествия из Санкт-Петербурга в Пекин, через всю пустыню Гоби. Этому проекту она посвятила больше сил и времени, чем подготовке к экзаменам. Интересно, куда подевались все те ее таблицы, над которыми она так старательно трудилась? Таблицы, которые ей так и не пригодились. Она забыла про них летом, посещая фестивали вместе с Фрэн, экспериментируя с наркотиками и подолгу ожидая телефонного звонка от идиота Сэма. Ей так и не довелось попутешествовать столько, сколько хотелось. Да, она бывала в Европе, но всегда хотела увидеть больше: побывать на сафари в Африке, посмотреть пингвинов в Патагонии и китов у берегов Новой Зеландии. Она представляет, как вместе с Алексом плывет на корабле через Атлантику в Америку, как они на автобусах и поездах неделями колесят по континенту, посещают всякие экзотические края, где ей всегда хотелось побывать, например Бразилию. Ее рука потеет в ладони Алекса, когда она думает, что из-за его отказа летать самолетами она никогда больше не увидит землю с высоты облаков. Никогда больше не будет с удивлением отмечать, сколько в южной Англии открытых бассейнов. К тому времени, когда поезд прибывает на вокзал Кингс-Кросс, Рут уже высвободила свою ладонь из ладони Алекса. Обе ее руки с переплетенными в замок пальцами лежат у нее на коленях. 13 На песчаном берегу они расчищают от пепла небольшой пятачок и ставят на нем крохотную палатку Рут. В сумерках собирают плавник; в яме, вырытой голыми руками, из самых сухих веток сооружают костер. К радости обоих от зажигалки Ника ветки сразу загораются. Когда костер начинает весело полыхать, они признаются друг другу, что не умеют добывать огонь трением палок. Потом Ник, пытаясь разогреть консервную банку в пламени, обжигает руку, и без того покрытую волдырями. – Я вообще-то городской житель. По бушу никогда не бродил. – Ник морщится, по настоянию Рут намазывая на руки антисептический крем. – А я только один раз была в походе, на юге Франции, – сообщает Рут. Когда они просыпаются на следующее утро, каждый чувствует боль во всем теле и опустошенность от понимания того, какая реальность их окружает. Вонь от мертвого животного усилилась. От него несет горелой плотью, слабо, но стойко пахнет гниением. Они убирают палатку и ставят снова, подальше от туши кита, по другую сторону от пикапа Ника. Он осторожно проводит ладонью по обуглившейся коже животного. – Его словно поджарили на мангале. Только не до конца прожарили. Жуть. Что сталось бы с ними, если б животное сварилось? Да и сами они – почему не сварились заживо? – Вонь скоро станет невыносимой. Надо чем-то проткнуть брюхо кита, а то взорвется еще. – Для полного счастья! Из живого грациозного существа кит превратился в окаменелую глыбу, но Рут по-прежнему не может отвести от него взгляд. Его размеры завораживают, хотя теперь он больше похож на гору угля. Рут смотрит на застывшую раззявленную пасть кита, куда они втискивали свои тела, пролезая под китовым усом, чтобы затем возродиться в испепеленном мире. Ей уже с трудом верится, что они находились внутри кита, когда произошла катастрофа. Что они остались в живых. Она вспоминает, как, сжавшись от ужаса, лежала под Ником, вспоминает жуткую вонь, темноту, потом яркий свет, зловещее эхо свистящего ветра. Все это теперь кажется далеким, словно полузабытый сон. Рут хочется спросить у Ника: «Это было? И что это было? Почему мы выжили?» Но не решается. Почему-то страшно. Кажется, если спросить, она разрушит чары, и сами они тоже расщепятся, превратятся в белую пыль, которая немного повисит в воздухе и осядет – еще одна пригоршня праха поверх слоя пепла, покрывающего теперь их мир. Ник предлагает выложить из камней гигантские буквы SOS на берегу – на случай, если в небе будет пролетать какая-нибудь спасательная команда. И еще они должны следить за тем, чтобы костер не гас: если корабль будет проплывать мимо, на борту сразу заметят, что на берегу есть выжившие. После того как эти важнейшие меры приняты, Ник приходит к выводу, что делать больше нечего: остается только сидеть и размышлять. Постепенно возникают неизбежные вопросы. Сколько еще выживших? Как получилось, что они вдвоем уцелели, а все остальные в городке – нет? Придет ли вообще спасательная команда? Где начинается и кончается зона разрушения? Сколько им осталось жить? Уцелел ли кто-нибудь из знакомых? Слишком много вопросов, все не охватишь. Второй вечер подряд они жуют на ужин резиновые водоросли, поджаренные на костре. Рут наконец решается задать единственный вопрос, который, как ей кажется, можно задать. – Как быть с пропитанием? – Она умирает с голоду. Но, кроме того, ей нужно чем-то занять себя. Чтобы отвлечься от неизбежных вопросов, которые ее преследуют. Она смотрит на Ника, освещаемого пламенем костра. Он без аппетита глодает сморщенные «резиновые» водоросли, намотанные на обуглившуюся палку. – Ник? – Да, я думаю. – Он потирает лоб, морщится. – Не знаю, что лучше – остаться здесь или идти куда-то. И, если мы найдем какие-то продукты, как определить, можно ли их есть? – Его лицо измазано сажей, волдыри еще больше воспалились. – Возможно, они окажутся радиоактивными, или зараженными, или… Рут кивком просит его продолжать. Это даже хорошо, что он растерян. Вместе не так страшно искать выход из положения, в котором они оказались. – Скорей всего, мы уже чем-то заражены. – Он показывает на свое изъязвленное лицо. Рут дотрагивается до шеи и тут же отдергивает руку: малейшее прикосновение вызывает жгучую боль. – Например, вода в ручье. Она наверняка ядовитая, хотя на вкус нормальная. Ник умолкает, затем поворачивается к Рут, немного краснея от смущения. – Прошу прощения за подробности, но у меня форменный понос. А ты как? – Да, тоже живот побаливает. Туалетный вопрос – самый проблемный аспект возникшей ситуации. Рут уходит в темноту, подальше от Ника, чтобы он не слышал, как она тужится, но слишком далеко не забирается: она должна оставаться в пределах слышимости, если вдруг придется позвать на помощь, предупредить о приближении друзей или врагов. Вместо туалетной бумаги использует листья тростника, которые отмывает в ручье от пепла. К сожалению, даже самые широкие и мягкие из них колются и оставляют порезы. Сегодня вечером она попробовала сходить «по-большому» у ручья, закопала за собой, как кошка, и подмылась в холодной воде. А потом, увидев, как Ник наполняет флягу водой из ручья, покраснела, чувствуя вину из-за того, что вода, которую Ник собирается пить, грязная и по ее вине. – Под развалинами наверняка найдется немало коробок и консервных банок с едой. Этого нам хватит на много месяцев, а то и лет. Рут вспоминает дома и фермы, которые встречались ей на пути, когда она шла до этого городка. Живо представляет содержимое буфетов, заваленных грудами кирпича и бетонных блоков. От этих мыслей начинает урчать в животе. – Вообще-то, – вздыхает Ник, – без пищи мы точно умрем… причем довольно скоро. Так что, по факту, нужно искать продукты. Даже если они светятся в темноте, без них мы все равно не выживем. А пока, конечно, будем есть водоросли. Рут смотрит, как он отправляет в рот еще один обуглившийся жесткий кусочек того, что еще недавно было зеленым растением. – Полностью с тобой согласна, – отвечает она. – Попробуй только отнять их у меня.