– Научишь меня ловить рыбу? – спрашивает Рут. Он улыбается. Его переполняет благодарность. – Конечно. По мере того как дни снова удлиняются, Рут все больше увлекается рыбалкой, предпочитая вносить свой вклад в пропитание уловом. Она открывает в себе талант заядлого рыболова. Чувствует, что рыбачить ей нравится. Нравится смотреть на берег с лодки. Нравится ждать, когда беспомощная рыба начнет трепыхаться на крючке, заставляя танцевать леску. Нравится быть одной. Она лежит на дне лодки и смотрит, как под серой завесой клубятся облака. Что это за серая завеса? Пепел? Другие облака? Она смотрит на горизонт в надежде увидеть какое-нибудь судно, океанский лайнер. Она вспоминает роман «Жизнь Пи» [9], который когда-то прочитала. Интересно, сумеют ли они с Ником добраться до Австралии на этом крошечном суденышке, пересечь океан, как Пи с его воображаемым тигром? И будет ли увиденное в Австралии отличаться от того, что здесь? Однажды, во время рыбалки, она обращает взгляд на берег. И видит Ника. Он поглощен работой и не догадывается, что она наблюдает за ним. Он обнажен по пояс, и даже издалека заметно, какие у него мускулы: тяжелый физический труд сделал их обоих крепче, жилистее. Она невольно восхищается его рельефным торсом: работая на солнце, он похож на греческого бога. Она отводит глаза, сознавая, что нарушает их негласный договор, и переводит взгляд на горизонт. Потом, не задумываясь о том, что делает, непроизвольно вдыхает полной грудью и начинает петь. Чувствует, как струится ее голос, как вибрируют кости лица. В носу щекочет. Она чихает, смеется и продолжает выводить мелодию. На душе становится легко-легко, чего не было уже очень давно. Словно льющаяся из нее песня уносит груз печали, которым она была придавлена, будто она слой за слоем снимает с себя мокрую одежду. Рут поет и поет. Исполняет любимые песни, громко, во весь голос. Поет, стараясь не думать о том, что, возможно, никогда больше не услышит их ритма, задаваемого гитарой и ударными инструментами. Она поет в ритме моря. Ник на берегу ухаживает за рассадой. Ветер доносит до него пение Рут. Он отвлекается от работы и смотрит туда, где на волнах качается лодка. Закрывает глаза и слушает мелодию ее голоса, звучащего на одной волне с прибоем. В груди у него теплеет: она поет с таким самозабвением, вольна как ветер. 18 – Я покину вас на пять минут, дамы и господа, скоро вернусь! – гремит из динамиков голос ведущего в «Монти», аж стекла дребезжат. Бен и Рут стоят во дворике сбоку от паба, под лампой для обогрева, которая отбрасывает причудливые тени на лица обоих, окрашивая их лбы в оранжевый цвет. Бен последний раз затягивается сигаретой и передает ее Рут. Она подносит сигарету ко рту; фильтр еще влажный от губ Бена. – По-моему, у нас неплохие шансы, – подмигивает он, выдыхая струю дыма. Рут выпускает дым, не разжимая губ; от необычного ощущения в горле немного саднит. Вообще-то она не курит – бросила не так давно, – но, когда Бен предложил ей выйти и выкурить косяк, возможность побыть с ним наедине и обсудить их непонятные отношения показалась Рут заманчивой: сколько можно ходить кругами. Но пока ее смелости хватило лишь на то, чтобы выкурить с ним крепкую сигарету и обсудить их успехи в квизе, который проходит сейчас в «Монти». Пустая болтовня. Рут ненавидит шутливый треп, но нередко на него ведется. Почему? Так и проведешь всю взрослую жизнь, избегая серьезных разговоров, если отдаешь предпочтение общению с людьми, которых хлебом не корми – дай позубоскалить. – Трудно сказать. На вопросах о картинах я блеснула, конечно. А вот музыкальный тур мы продули. Теперь остались политика и карта подземки. Не мои темы. – Вообще-то я в политике профи. – Бен с самодовольным видом прислоняется к стене. – Да ну! Сроду не слышала, чтобы ты о ней говорил. Сарказм – ближайший союзник троллинга. – Удобно, да, сидеть на своем заборе? Смотри заноз не нахватай. – Бен кривит губы в улыбке, и она видит скол на его переднем зубе. Что-то сжимается у нее в животе. Бен смотрит на часы. – Пора возвращаться в зал, мисс Ланкастер. Пива? Рут понимает: если выпьет еще – опьянеет. Она ничего не ела, кроме чипсов, которые Шейла всегда подавала участникам викторин из Ледиуэлла, как только они приходили («Заморите червячка»). – Пожалуй, не надо. А то опьянею. Бен склоняет голову набок. – Мне нравится, когда ты пьяная. – Правда? – В прошлый раз понравилось. Он пристально смотрит ей в глаза, и она чувствует пульсацию в ладонях. – Тогда ладно. Да, давай еще по пинте. Бен направляется к барной стойке. Оставшись одна, Рут все равно подносит сигарету ко рту и глубоко затягивается, чувствуя, как дым царапает нежную слизистую горла. – Как можно присудить победу команде с названием «У нас есть смартфон»? Это несправедливо! Они едут на втором этаже автобуса, одни, и зычный голос Бена заполняет все пространство. Громкость его голоса, по-видимому, зависит от количества выпитого. – Не знала, что у тебя настолько обостренное чувство справедливости. – Естественно, обостренное! Я же педагог. Я учу будущее поколение отличать хорошее от плохого. – Не знала, что в программе шестого класса вопросам этики уделяется особое внимание. – В учебный план это не входит, но я, несомненно, играю роль в формировании юных умов нации. Они занимают два сиденья на первом ряду, напротив друг друга. – За рулем – я, – объявил Бен, поспешив занять место справа, как только они поднялись наверх. И все это время сидел, вытянув ноги вдоль сиденья, демонстрируя ей подошвы своих туфель. – Где ты выходишь? – Там же, где и ты, – отвечает Бен. – Я иду к тебе. У нее дома Бен берет в руки разные вещи, рассматривает их, кладет на место. Как будто на уличной ярмарке. Рут наливает им по бокалу джина с тоником и по стакану воды из-под крана. – Кто из вас книголюб? Ты или он? – Стоя у ее книжной полки, Бен вытаскивает книги, листает, ставит на место. Он не знает, что она любит читать и что Алекс книг не читает. Ничего он о ней не знает. – Я. – Рут протягивает ему два бокала. Он кладет книгу, которую листал, берет у нее напитки и залпом выпивает полбокала воды. Пока он пьет, она смотрит на его открытый рот сквозь бокал. Видит его коренные зубы в увеличенном изображении. Одновременно мерзкое и завораживающее зрелище. – Книжный червь, что ли? В принципе, это утверждение, а не вопрос. Бен вытирает губы рукавом рубашки и переходит к стене, увешанной фотографиями. Склонив набок голову, разглядывает снимок, на котором ее кузен с семьей стоят, наклонившись с балкона. – Это чьи же карапузы? Его? – Моего кузена. Перед тобой тетушка Рут. Хотя, по-моему, я им – троюродная сестра. Без полбанки не разберешься.