– Или спутник с мощной камерой. Давай помашем. Он берет Рут за запястье и машет светящейся точке ее рукой. – Kia ora [17], космические путешественники! Они хохочут, он падает на спину, притягивает ее к себе, касается ее щеки. Его лицо внезапно становится серьезным. – Ka nui te aroha. – И что это значит? – Это значит: я тебя люблю. – От смущения он закрывает глаза. – Я тоже, дубина. – Она целует его. Он смеется. Его всегда забавляет, когда она со своим надменным британским акцентом произносит слова или фразы, позаимствованные у него. * * * Суровую рутину их повседневности расцвечивают мгновения радости. Часто они не просто довольны своим бытием, а по-настоящему счастливы. Бывает, конечно, и ссорятся – не без этого, – но злятся недолго: знают, что выпустят пар, а к вечеру уже снова будут смеяться вместе. Рут размышляет о том, что однажды сказал ей отец, когда она плакала из-за очередного парня, имени которого теперь и не вспомнит. – Это не твой человек, Рути. Настоящая любовь подкрадывается тихо и неожиданно. Это не водоворот страстей, не мучительные страдания. Не «Анна Каренина» и «Грозовой перевал» – те отношения в основе своей порочны. На самом деле ты просто занимаешься своими делами и постепенно осознаешь, что не можешь жить без этого человека. Рут часто думает о Джиме. Вспоминает, как он, раскрасневшись, кричал, слушая передачу «Время вопросов» [18], или ласково брал маму за руку во время прогулки по рыночной площади в их городке. Ей хотелось бы, чтобы отец знал: наконец-то она поняла, что он был прав. И еще она очень скучает по книгам. От реальности Рут может скрыться разве что в своих мечтах. Всякий раз, когда Ник собирается в очередной поход за продуктами и вещами, она всегда просит одно: книги. И он находил книги – насквозь пропитавшиеся жидкостью кирпичи с заплесневевшими склеившимися страницами. Когда Фрэнки было всего несколько месяцев, Рут попросила Ника покопаться в развалинах школы, мимо которой она проходила, когда пришла в городок. Описала ему расположение одного из пустых классов, в окно которого заглянула, прижимаясь носом к стеклу, в надежде найти помощь. Сказала, что видела там полки с детскими книжками. Рут рассчитывала, что там будут еще и игрушки, бумага, карандаши, краски, но Ник вернулся с пустыми руками. – Карандаши были, – доложил он, показывая ей несколько деревянных коробочек и одну запечатанную упаковку с поломанными мелками, – а бумаги нет. А без нее что толку от карандашей? Рут ругает себя за недальновидность: уже в первые дни после катастрофы, пока еще не начались дожди, надо было сообразить, что книги истлеют гораздо раньше, нежели испортятся консервы. Они тогда думали лишь о том, как бы не умереть с голоду, выживали час за часом. Она наблюдает, как Фрэнки изучает каждый камешек, каждую ракушку, все, что находит, и ей физически больно от мысли о том, что ее дочь никогда не прочитает ни одной книжки, ни одного из тех слов, что рисуют миры, которые занимали воображение Рут в детстве. И она сама рассказывает ей те истории. Рассказывает про Льва и Колдунью, что живут в другом мире, куда можно попасть через платяной шкаф [19], а также о приключениях принцесс и принцев. Книг, которые сдерживали бы полет ее фантазии, нет, и она частенько меняет пол сказочных героев, выводя спящих принцесс из летаргического сна и отправляя молодых женщин путешествовать по неведомым землям. Ник наблюдает, как Рут, сидя у костра с дочкой на коленях, тихо рассказывает малышке удивительные истории, которые им самим хорошо известны, и, слушая ее вариации, нередко в изумлении вскидывает брови и кривит губы в улыбке. Сам он тоже рассказывает истории. Истории, которые Рут никогда не слышала, – мифы Новой Зеландии, легенды, что маори передавали из уст в уста своим детям испокон веков. Его истории полны аллегорий. Народные поверья о любознательных животных, глупых людях и богах воды и земли. Рут впитывает каждое слово, зная, что новых историй в ее жизни будет немного. Но она ошибается. Вскоре Рут понимает, что, хоть книг больше нет, ничего не мешает ей сочинять собственные истории. В еще недавно существовавшую реальность можно привнести элементы сказок, которые она помнит, и тем самым вселить надежду на будущее. Признавая, что легкомыслие, эгоизм и глупость привели к тому, что они теперь имеют, она вполне может придумать мир, где жизнь лучше, потому что его обитатели делают правильный выбор. Каждый вечер Рут ложится рядом с дочерью, гладит ее по густым мягким волосам и, предвосхищая свои собственные сны, начинает очередной рассказ словами: «Давным-давно, Прежде…» Фрэнки с Ником, затаив дыхание, слушают, как вьются ее слова, рисуя иной мир. 28 Она понимает, что в целом все осталось по-прежнему, но с той ночи в октябре, когда она проснулась оттого, что он ей чуть ли не в глотку засунул свой язык, ее отношение к нему в корне изменилось. Алекс все больше и больше ее раздражает. Если раньше ей было приятно, что он заказывает ей напитки, не считаясь с ее пожеланиями, то теперь ее это возмущает. Ее безумно бесит его манера вскидывать брови, когда она намазывает на тост арахисовое масло. Она кипит от негодования, когда, вернувшись из туалета, видит, что Алекс переключил канал и теперь на экране вместо ее любимой криминальной драмы идет программа новостей, причем орет на весь дом. Ее перестало устраивать не только поведение Алекса. Магия его физической привлекательности тоже начинает изживать себя. Да, официантки по-прежнему краснеют, принимая у него заказы, и на улице женщины всех возрастов украдкой поглядывают на него. Но сама Рут все чаще с содроганием ждет той минуты, когда он захочет заняться с ней сексом. Она научилась мастерски притворяться спящей. Когда же он поедет в Норвегию? На первых порах, когда Алекс только переселился к ней, казалось, что он куда-то уезжал на выходные каждые две недели. Теперь он постоянно торчит дома и все норовит ее полапать. Когда они вместе, он всегда старается прижаться к ней, а она – наоборот, отодвинуться от него подальше. Словно они исполняют некий странный современный танец. Иногда ей удается спокойно улизнуть на работу, и тогда она чувствует себя такой свободной, что даже вздыхает с облегчением. И главное, он все чаще заговаривает о том, что они должны завести общего ребенка. Каждый раз ей хочется заорать ему в лицо: «Да не хочу я рожать от тебя! Я не уверена даже в том, что ты сам мне нужен!» Но что-то ее останавливает. Страх остаться одной? Или она просто законченная трусиха? Пожалуй, и то и другое, со стыдом признается она себе. А ведь она всегда считала себя смелой женщиной, даже если порой по ошибке занимала выжидательную позицию ради сохранения мира и спокойствия. Но теперь у нее появилась возможность продемонстрировать свою смелость, а она по-прежнему избегает решительных действий. Разумеется, в разговоре с Алексом, который она откладывает, речь пойдет не о совместном путешествии; она скажет ему о своем желании отправиться в поездку без него. Будет ли это значить, что их отношениям пришел конец, или ей просто нужно развеяться? Как бы то ни было, с каждым днем она все больше злится на себя за бездействие. Ближе к вечеру Рут с Алексом прибывают в парк. Уже стемнело. Подходя ближе, они замечают Камиллу. Рукой в кашемировой перчатке она сжимает ручку детской прогулочной коляски. Ее насупленное лицо озаряет голубой свет, исходящий от экрана телефона. – Милла! Камилла отрывает глаза от телефона, щурится и, различив во мгле Рут, расплывается в улыбке. – Ура! Наконец-то! – восклицает она с явным облегчением. – Элфи! – кричит Камилла в сторону неярко освещенной горки. – Смотри! Дядя Ксандер пришел! Ты будешь вместе с ним смотреть фейерверк. – Она снова поворачивается к Алексу, улыбается. – Спасибо, Ксанд. Элфи сегодня совсем расшалился. Мужской руки ему не хватает. Чарли задержали в пабе после регби. Разрешаю тебе придушить его, когда он доберется до дома, если, конечно, я не сделаю это первой. Тяжело вздохнув, Алекс идет к мальчику. – Скорей, скорей! – умоляет его тот. – Ну наконец-то. Теперь можно и поболтать. Поднимемся на холм, глянем на огненное колесо, зажжем пару бенгальских огней и затем прямиком домой, ужинать. Если б я знала, что Чарли окажется таким говнюком, никогда бы не предложила тащиться на эти чертовы фейерверки… Но ужин нас, по крайней мере, ждет отменный. Няня готовит мясо по-бургундски. Говорит, по рецепту ее матери. Вкуснотища! Пальчики оближешь. – Она же вроде бы немка? – О, той давно уже нет. А эту Чарли даже не замечает. И готовит она куда лучше. Рут захлестывает волна любви к Камилле. Как всегда, ее ставит в тупик отношение подруги к грешкам Чарли, но, с другой стороны, Камиллу не упрекнешь в том, что она не предана своей семье. Рут берет под руку подругу, толкающую перед собой коляску. Спрашивает: – Вино, надеюсь, будет, да? – О, дорогая, нашего возвращения ждут не дождутся целых четыре бутылки великолепного «Киви Пино». Рут вздыхает с облегчением. Она не уверена, что без алкоголя сумеет пережить еще одну Ночь костров [20]. Уже второй раз на этой неделе она смотрит фейерверки. В четверг вечером после работы ей пришлось нестись в холодный грязный парк на востоке и смотреть огненное шоу, стоя рядом с Сарой и ее новым бойфрендом, Джеймсом. Дурацкое положение, хуже не придумаешь. Алекс охал и ахал вместе с Лили, а Джейк беспрерывно орал во все горло, до того он был напуган страшным грохотом, да к тому же ему давно пора было спать. – Я слышала, ты познакомилась с Джеймсом Сары, – заговорщицки шепчет Камилла Рут, чтобы Алекс не услышал. – Симпатяга, да? Рут улыбается сама себе в темноте. Да, она обратила внимание. Странно, что и Камилла это отметила. Лучше ответить уклончиво. – Да, вроде бы приятный. – Даже не думай, Рут. Второй раз Сара не переживет. – Нет уж, спасибочки. Я вполне счастлива с Алексом, – пожалуй, слишком быстро произносит Рут, да еще и неестественно жизнерадостным визгливым голосом. – Счастлива ли, Рути? Наконец они дома у Камиллы. Грязь и холод парка уже позабыты, как и отсутствие Чарли на огненном шоу. – Он такой хитрец! – верещит Камилла, прижимаясь к мужу. – Тайком от меня заказал поездку. Мы всегда мечтали встретить Новый год на Багамах. Какой чудесный сюрприз! – Мы с Сарой ездили туда, когда ждали Лили. Жили в потрясающем пансионате. Все включено, но не тоска. Я вернулся бы туда в любой момент, только лететь далеко. – Блин, Ксанд, опять ты со своей экологией! Дай нам насладиться отдыхом. После Рождества с матерью Камиллы мы заслуживаем нескольких бокальчиков рома на солнышке. Не порти нам удовольствие своими мрачными пророчествами о конце света.