Фрэнки разжимает кулак, отпуская волосы сестры. Майя, щипавшая сестру, отдергивает руку. Пристыженные, обе стоят понурившись, повесив головы. Майя смотрит на хижину и, понизив голос, спрашивает: – Как папа? – Спит, – отвечает Рут. – Ему лучше? – Вроде бы уснул. – Мама, прости, что мы ничего не поймали. Я приготовлю что-нибудь из кореньев. Рассевшись вокруг костра, они молча едят. Слышится лишь плеск волн, облизывающих песок, да иногда доносится кудахтанье из курятника, где куры устраиваются на насесте, готовясь ко сну. 34 В Лос-Анджелесе Рут делает пересадку. Проходит предполетный и иммиграционный контроль и вздыхает с облегчением, убедившись, что самолет, вылетевший в Окленд сорок пять минут назад, – это не ее рейс. Она садится в зале ожидания и звонит родителям на домашний номер. – Дом Ланкастеров. Слушаю вас. – Привет, мам. – Привет, дорогая! С Рождеством тебя! Папа тут рядышком, милая. Включаю громкую связь. Рут закатывает глаза: когда родители включают громкую связь, направлять разговор в нужное русло труднее, а они всегда так делают. – Спасибо, что предупредила, мама. А то я собиралась его обругать. – С Рождеством, Рути! – Здесь Рождество еще не наступило, папа. – Ах, ну да, конечно. Который час в Голливуде? Американский акцент Джим имитирует так же плохо, как и все остальные. – Херес попиваете? – Да по капельке налили, чтобы утопить свои печали! – отвечает Энн. – Мы в этом году отмечаем Рождество вдвоем. Парочка пьяных стариков, застрявших в самых глубоких, самых темных дебрях Суффолка, а дочь наша греется на солнышке на другом краю земли. – Тетя Сью с детьми тоже нас покинули. – Будете с ними созваниваться, передайте мои поздравления. Когда я приземлюсь в Новой Зеландии, у вас уже будет День подарков. – Рут, ты звонишь с мобильного? Это же очень дорого. – Я всего на минутку, чтобы сообщить: пока все идет гладко. Прибуду на место – сразу куплю новую симку. – Милая, ты в аэропорту? – Да, в Лос-Анджелесе. Предполетный и паспортный контроль прошла, едва успела. Тут кошмар что творится. Мой багаж досматривала женщина с автоматом через плечо. Я тут как в зоне боевых действий. – С таким президентом это вполне возможно. – Ладно, – говорит Рут, не поддаваясь на провокацию отца: она позвонила не для того, чтобы вступать с ним в политические дебаты, – скоро объявят номер выхода. Скорее бы уже в самолет сесть, снова уснуть. – Не забудь купить большую бутылку воды. Пять тысяч миль – не расстояние для материнского инстинкта Энн. – Не забуду, мама. Их разговор прерывают ожившие динамики: скоро начнется посадка на рейс Рут, объявляют номер выхода. – О, это мой. Мне пора. Не знаю, сколько тут идти. – Счастливого полета, Рути. По голосу отца она слышит, что он отвлекся от разговора. – Позвони, когда приземлишься, дорогая. – Непременно. Позвоню сразу, как только доберусь, – обещает Рут и кладет трубку. Рут просыпается от толчка, за которым почти сразу же следует еще один. Пытается понять, где находится. Она сидит прямо. Глаза слепит яркий свет. Она щурится. Снова толчок, дребезжание металла. Напрягая измученную память, она собирает все факты воедино. Она в самолете. Треск из динамиков, затем голос пилота, умопомрачительно громкий, но, возможно, это ей так кажется, предполагает Рут. Во рту пересохло, плечи болят. Она вытирает струйку слюны у уголка рта и смущенно улыбается бортпроводнику, отдавая ему несколько пустых бутылочек. Алкоголь помог вытеснить из сознания образы вооруженных до зубов сотрудников иммиграционного контроля в аэропорту Лос-Анджелеса, но теперь она расплачивается за злоупотребление спиртным. Рут переживала, что ее посадят на ближайший обратный рейс до Лондона, но, после того как весь ее багаж бесцеремонно перерыли и тщательно проверили все ее документы, ей разрешили пройти на стыковочный рейс. Загорается надпись «Пристегните ремни». Самолет чуть кренится, начиная снижение на подлете к международному аэропорту Окленда. Командир корабля сообщает, что пользоваться туалетами теперь нельзя, и дает указание экипажу приготовиться к посадке; посадка через двадцать минут. Рут смотрит в иллюминатор и видит только море, сверкающее на солнце. Внезапно ее сотрясает нервная дрожь. Может быть, сверху я увижу кита и тогда сразу же ближайшим рейсом вылечу домой, думает она. С высоты бескрайняя ширь океана кажется почти зеленой в лучах утреннего солнца. Небо ясное. Из кармана в спинке впереди стоящего кресла Рут вытаскивает бутылку воды, которую она купила в Лос-Анджелесе, ругая себя за расточительство. Ее новая металлическая фляга лежит где-то под ней, вместе со множеством других походных принадлежностей, которыми снабдила ее мама. Она открывает крышку пластиковой бутылки. Бутылка потрескивает, расширяясь от проникающего в нее воздуха. При герметизации салона давление в бутылке увеличилось. Наверное, все ее внутренние органы тоже находятся в сдавленном состоянии. От этой мысли ее подташнивает. Рут сует бутылку с водой обратно в карман из эластичной сетки на спинке переднего кресла и закрывает глаза, ощущая, как снижается самолет. Слышит, как пилот выпускает закрылки. Как же это все опасно, думает Рут. Одно неверное движение – и все, кто есть на борту, погибнут. Шасси касается взлетно-посадочной полосы, самолет подпрыгивает один раз, другой, третий, и наконец, с ревом включается реверс тяги. Кажется, что торможение происходит очень долго, но вот самолет останавливается, и наиболее восторженные или нервные пассажиры начинают аплодировать. Рут вертит шеей и смотрит в иллюминатор. Солнечная погода за окном совершенно не соответствует ее внутреннему состоянию. Ей нужен кофе, чтобы взбодриться. Динамики снова оживают: пилот сообщает, что в аэропорту введен режим повышенной безопасности и все, у кого в Окленде пересадка, должны оставаться на борту самолета до получения дальнейших указаний. – Уф-ф! – вздыхает соседка Рут. – Мой рейс до Данидина через пятьдесят минут. Не хотелось бы опоздать. А ваш рейс когда, милочка? – Ой, я здесь выхожу, вы уж простите! Рут и сама не знает, почему извиняется перед незнакомой женщиной, но она безмерно рада, что ей не придется больше торчать в самолете и через несколько минут она сможет размять ноги и сходить в туалет. Выйдя из самолета, Рут включает мобильник.