Рут закрывает глаза. Ей кажется, что она чувствует дым от сигареты Фрэн. В ушах раздается голос подруги, словно она здесь, рядом с ней, курит, как бы подчеркивая важность того, что говорит, паузой, во время которой она делает последнюю затяжку. Рут замедляет шаг, подстраиваясь под темп Фрэн. Она улыбается, вспоминая, как Фрэн указывала ей на эту траву у каждого дома, мимо которого они шли, возвращаясь домой из школы. Чтобы подольше не расставаться, они выбирали все более извилистые маршруты, тащились еле-еле, сбивая носки новых туфель. Пронзительный крик птицы. Рут спотыкается, скользит по гравию, подворачивает ногу. Лодыжку пронзает боль. Она выпрямляется. Ей до сих пор чудится запах табака. Появляется боль в груди. Она прижимает ладонь к тому месту, где бешено стучит сердце. Затем опускает голову и идет дальше. Справа за заборами простираются сельскохозяйственные угодья – распаханные холмистые бурые поля, зеленые луга с колышущейся травой, пшеница по пояс, постепенно приобретающая золотистый оттенок под лучами восходящего солнца. В желудке заныло от голода. Аппетита у нее нет несколько дней. И вообще мысли о еде вызывают отвращение, но организм требует пищи. Рут пытается вспомнить, когда в последний раз нормально ела. Вроде жевала какие-то чипсы, сидя на заборчике хостела рядом с плачущей девушкой из Дании. В посольстве проглотила зачерствевший сэндвич. Но это уже довольно давно. Нет, последнее, что она съела, – это безвкусный энергетический батончик на автовокзале. Есть нечего, и Рут жадно пьет из фляжки, радуясь, что у нее хватило ума наполнить ее из фонтанчика на одной из заправок. Она надеется, что эту воду можно пить: вывески «Питьевая вода» на фонтанчике не было, но и предупреждения о том, что пить эту воду нельзя, она тоже не заметила. В животе забулькало, но от воды есть захотелось еще больше. Температура воздуха пока ночная. Рут дрожит от утренней свежести, но при этом чувствует, что плечи под худи потеют. Маленький рюкзак, который она несет на груди, торчит, как живот у беременной. Его вес уравновешивает тяжесть походного рюкзака за спиной, не давая ей завалиться назад. Легкий ветерок треплет выбившиеся пряди волос, падающие ей на лицо. Рут улавливает запах водорослей. Значит, близко река. Должно быть, течет вдоль дороги, причем не так далеко: запахи доносятся, но журчания не слышно. Наверняка спешит к морю, как и она сама. С первыми лучами солнца на дороге перед ней появляется ее вытянутая тень. Она не узнает себя: руки и ноги непомерно длинные, сам силуэт искажают рюкзаки. Кажется, звук ее шагов отражается от тишины. В ушах звучит ритм: вопрос-ответ. Рут вспоминает песню, которую мама пела ей, когда она была маленькой. Песню про тень в форме вопрос-ответ: «Маленький сэр Эхо, как вы поживаете?» Рут словно наяву слышит звенящий голос матери. Она закрывает глаза. Представляет, как сидит на табуретке, которая для нее слишком высока, болтает ногами и ест завтрак. Под ногами хрустит гравий. Она снова слышит голос Энн. Та поет, предлагая дочери подпевать: – Маленький сэр Эхо, как вы поживаете? Здравствуйте! – Здравствуйте! – Здравствуйте! – Здравствуйте! Рут останавливается и стоит, широко расставив ноги. Ее немного покачивает, будто она пьяна. Следующую строчку не может вспомнить. Представляет, как Энн поет, стоя к ней спиной: заворачивает в фольгу сэндвичи для школы, аккуратно укладывает их в любимую коробку, кладет флягу с водой того же цвета. Рут чувствует, как в уголках закрытых глаз появляется влага. Она открывает глаза и вытирает слезы краем футболки. Стиснув зубы, возобновляет шаг, идет все быстрее, пока не начинает задыхаться. Это возвращает ее в реальность, вытесняет мысли о доме, о том, что случилось или вот-вот случится. Сейчас есть только она и ее тело, и они изо всех сил пытаются двигаться вперед. Впереди слева – какой-то просвет в кустах. Подходя ближе, Рут видит, что это поворот. Покрытая гравием дорожка ведет к фермерскому дому, небольшому бунгало, обшитому белыми клинообразными досками. От дороги видно пять окон, все занавески задернуты. На воротах – тяжелая цепь и висячий замок. Рут слышит собачий лай и ускоряет шаг. Вот сенной сарай. Двери нет, внутри – аккуратно уложенные тюки сена. Рут чувствует, что совсем ослабла, долгая ходьба с тяжелой ношей лишила ее последних сил. Может, забраться в сарай и поспать? Достаточно ли там тепло и безопасно? Но, снова услышав собачий лай, она решает придерживаться плана – идти в город, к морю. Встретит кого-нибудь, кто поможет ей связаться с природоохранным центром, найти место, где можно отдохнуть или хотя бы купить еды. Солнце уже высоко. Поля сменяются пастбищами. У металлических кормушек теснятся овцы и почти взрослые ягнята. Пасущиеся лошади поднимают головы и смотрят на нее, когда она проходит мимо. Где-то в курятнике, которого ей не видно, петух кукареканьем приветствует новый день. Несколько черно-белых коров с мрачными мордами, увидев Рут, подходят ближе к ограждению, смотрят на нее любопытными карими глазами с длинными ресницами. – Ну, что уставились? Ее голос, тихий и глухой, тонет в шуме ветра. Из кармана рюкзака на груди Рут достает телефон, стараясь сфокусировать взгляд на дисплее, проверяет, который час. Она идет уже немногим более трех часов, солнце поднимается все выше, воздух прогревается. Разблокировав телефон, она снова пытается открыть страницу новостей. Не получается. Обновляет электронную почту. Нет, не работает. Набирает поисковый запрос в интернете. Не работает. Ноги гудят, но она снова ускоряет шаг. Ремни рюкзака натирают плечи. Справа на обочине дороги Рут замечает металлический почтовый ящик на столбе. Видит подъездную дорожку, которая теряется в деревьях: должно быть, ведет к фермерскому дому. Жилые дома теперь встречаются все чаще. На ящике поднят металлический флажок – значит, в нем есть почта. Рут немного успокаивается. Раз почта работает, все не так ужасно. Ее снова накрывает усталость, во рту пересохло от жажды. Она останавливается, снимает рюкзаки, сначала маленький, который спереди, затем большой. Осторожно отстегивая ремень на поясе, она сразу чувствует, как тяжесть перемещается с бедер на плечи. Кряхтя, она стряхивает походный рюкзак с плеч, и тот со стуком падает в пыль на обочине дороги. Рут вспотела, одежда липнет к телу. Она расстегивает молнию на жилете, снимает его. Легкий ветерок охлаждает кожу. Она садится на землю рядом с большим рюкзаком и вытягивает перед собой ноющие от усталости ноги. Щурясь, смотрит на дорогу, пытается различить вдали какой-нибудь ориентир, надеется увидеть на горизонте полоску моря. Увы. Только дорога, заборы, поля. Рут поднимает руки над головой, пытаясь размять затекшие плечи, и невольно содрогается: от нее воняет потом. Подумывает о том, чтобы ополоснуться в реке, но отметает эту идею: бог знает, что там в этой воде. Солнце поднимается все выше. Должно быть, до города уже недалеко. Рут закрывает глаза и прислушивается. В траве шуршит ветер, где-то в отдалении щебечут птицы. Птицы, чье пение она не узнает, как будто они поют на иностранном языке. Но она не различает ни одного звука, который выдавал бы присутствие человека: ни голосов, ни шума работающих механизмов, ни рокота двигателей автомобилей. В небе – ни одного самолета. На шоссе – ни одной машины. В животе будто узел завязывается. Кажется, что мозг работает отдельно от организма. Какая-то часть его вроде бы осознает действительность, в которой она оказалась, потом забывает, а через несколько мгновений снова вспоминает, словно после встряски. Такое ощущение, что ее постоянно бьет током. Рут вздыхает, содрогается. Изможденная, отстегивает фляжку от рюкзака, жадно пьет, возвращает фляжку на место. На минуту закрывает глаза. Сквозь опущенные веки пробивается розовый свет солнца. Нет, здесь, на обочине дороги, засыпать нельзя: она ведь у всех на виду. А она обещала папе беречь себя. Папа. В животе опять что-то сжимается. Рут протяжно выдыхает и, опираясь ладонями о гравий, встает на ноги. 37 Рут смотрит в сторону моря. Различает она только свет, меняющий яркость. Глаза у нее цвета камня. – Мам, солнце садится. – Фрэнки поддерживает мать под руку. Поворачиваясь, Рут сильнее опирается на дочь. Они медленно бредут назад к костру. – Мам, чувствуешь, как пахнет? Майя готовит нам ужин. Тыкву с морскими водорослями и мидиями. – Фрэнки осторожно ведет Рут к огню. – Мам, мы ныряли за ними, как ты нас учила. После сегодняшнего дня какое-то время мы не сможем их есть: все камни ими усеяны, у них пора нереста. Теперь дочери постоянно так с ней говорят: рассказывают обо всем, что происходит. Как в свое время, когда они были маленькими, рассказывала им она. Они разговаривают с матерью, чтобы заполнить удлиняющиеся промежутки безмолвия. Потом стало ясно, что Рут ослепла, и с той поры своей неустанной болтовней они пытаются удержать ее с ними, не дать ей еще глубже погрузиться в свой незрячий мир. В последнее время они редко слышат ее голос: по пальцам можно пересчитать произнесенные ею слова. Долгие разговоры утомляют Рут. Экономя силы, она открывает рот лишь для того, чтобы сказать дочерям что-то по-настоящему важное: например, что любит их. Это она говорит им каждый вечер перед сном.