– Нет. Вы не можете с ней встретиться. – Это значилось в договоре. – Вы его нарушили. – Вздор! – ухмыльнулся я. – Именно благодаря договору вы можете без всяких опасений позволить мне вольно трактовать его условия. С вашей матерью я вольностей себе не позволю. Может, я и мужлан, но мне известно, когда нужно соблюдать церемонии. Она смерила меня взглядом: – Пяти минут будет достаточно? – Не знаю. Но постараюсь управиться как можно быстрее. Она развернулась и пошла по дорожке к дому, а я последовал за ней. По пути мне на глаза попадалось множество булыжников, которые так и напрашивались на хороший пинок. Пропавшая сумка для гольфа – это было что-то. Конечно же, я вовсе не надеялся на такое удовольствие, как доставить драйвер Вулфу вечером, потому что им наверняка завладел Андерсон. Я не сомневался в его способности сложить два и два, если ему все разжуют и подведут прямо к этой несложной арифметической операции. И я рассчитывал на помощь Сары Барстоу, которая уговорит его показать мне клюшку. И что же я узнаю`? Чертова сумка пропала! Кто бы это ни сделал, кража не просто злила меня – она ошарашила меня. Ладно бы пропал только один драйвер, это было бы понятно. Но зачем было умыкать всю сумку? Убранство дома оказалось шикарным. Я хочу сказать, дом был того типа, который большинство людей видят только в кино. Окон множество, а свет мягкий, неяркий. Ковры и мебель очень чистые, ухоженные и дорогие. Повсюду цветы. Хорошо пахнет, и в комнатах прохладно и приятно, хотя снаружи солнце уже печет вовсю. Сара Барстоу провела меня по большому холлу в просторную комнату, оттуда – в следующий холл, в конце которого имелась дверь, ведущая, как оказалось, в нечто вроде солярия. Одна сторона комнаты была полностью застеклена, но жалюзи были опущены едва ли не до пола, а потому света туда проникало немного. В кресле возле стола сидела женщина, которая сортировала фрагменты пазла. Мисс Барстоу направилась к ней: – Мама, это мистер Гудвин. Я говорила тебе, что он придет. Сара Барстоу обернулась ко мне и указала на кресло. Я сел. Миссис Барстоу выронила из рук кусочки пазла и повернулась посмотреть на меня. Она была очень красива. По словам ее дочери, ей было пятьдесят шесть, но выглядела она на все шестьдесят. Глаза серые, глубоко посаженные, волосы почти белые. Хотя ее лицо с тонкими чертами казалось совершенно невозмутимым, у меня возникло впечатление, что оно лишено непринужденности и естественности и несет отпечаток сильной воли. Миссис Барстоу молча таращилась на меня, пока мне не стало казаться, будто сам я выгляжу не слишком спокойным. Сара Барстоу заняла кресло чуть поодаль. Я уже готов был сам заговорить, как миссис Барстоу внезапно произнесла: – Мне известна ваша профессия, мистер Гудвин. – В действительности это не моя профессия, а моего нанимателя, мистера Ниро Вулфа. Он просил меня поблагодарить вас за разрешение нанести вам визит. – Всегда пожалуйста. – Ее глубоко посаженные серые глаза не отрывались от меня. – В самом деле, я весьма признательна, что кто-то – пускай даже и незнакомец, которого я ни разу не встречала, – осознает мою власть над дверьми моего дома. – Мама! – Да, Сара. Не обижайся, дорогая. Я знаю – и не важно, знает или нет это мистер Гудвин, – что власть не была узурпирована. Отнюдь не ты вынудила меня отказаться от нее, и даже не твой отец. По словам Тана, это был сам Господь. Вероятно, длани Его были праздны, и Сатана наслал беду. – Мама, пожалуйста. – Сара Барстоу встала и подошла к нам. – Если вы хотите что-то спросить, мистер Гудвин… – У меня два вопроса, – отозвался я. – Могу я задать вам два вопроса, миссис Барстоу? – Конечно. Это ваша профессия. – Замечательно. Первый легко задать, но, быть может, ответить на него сложно. Возможно, придется подумать и много чего припомнить. Из всех людей вы, пожалуй, как никто другой, способны на него ответить. Кто хотел – или мог бы хотеть – убить Питера Оливера Барстоу? Кто затаил на него обиду – недавнюю или же очень старую? Что за враги у него были? Кто его ненавидел? – Это не вопрос. Это четыре вопроса. – Ну… тогда я попробую увязать их вместе. – В этом нет необходимости. – Хладнокровие не покинуло волю. – На них все можно ответить зараз. Это я. Я уставился на нее. Ее дочь встала рядом с ней и положила ей руку на плечо: – Мама! Ты же обещала мне… – Ну-ну, Сара. – Миссис Барстоу похлопала ее по руке. – Ты не разрешила встретиться со мной тем, другим, за что я тебе благодарна. Но если уж мистеру Гудвину выпало задавать мне вопросы, то он должен получить и ответы. Помнишь, как говаривал твой отец? Не устраивай засаду на правду. Миссис Барстоу обратилась ко мне: – Мистер Гудвин! Прошу вас! – Чушь! – Серые глаза миссис Барстоу сверкали. – Я в состоянии защититься сама. И не хуже, чем это могла бы сделать ты, Сара. Мистер Гудвин, я ответила на ваш первый вопрос. Второй? – Не торопите меня, миссис Барстоу. – Я понял, стоит мне лишь притвориться, будто Сары Барстоу здесь нет, и Старые Серые Глаза будут со мной заодно. – Я еще не закончил с первым. Ведь могут быть и другие, может, вы были не единственной. – Другие, кто хотел бы убить моего мужа? – Она впервые настолько расслабилась, что губы дернулись в подобии улыбки. – Нет. Это невозможно. Мой муж был добропорядочным, благочестивым, милосердным и всеми любимым. Я понимаю, чего вы хотели бы от меня, мистер Гудвин: оглянуться назад на все эти годы, счастливые и скорбные, и выбрать для вас из воспоминаний жестокую несправедливость или зловещую угрозу. Уверяю вас, такого не найдется. На свете нет ни одного человека, кому мой муж причинил какое-либо зло. У него не было врагов. Ни мужчин, ни женщин. И мне он не делал зла. Мой ответ на ваш вопрос был прямым и честным и облегчил мне душу, но, поскольку вы еще так молоды, почти что мальчик, он, по-видимому, шокировал вас, как шокировал мою дочь. Я объяснила бы свой ответ, если бы могла. Я совершенно не желаю вводить вас в заблуждение. И не желаю причинять боль своей дочери. Когда Господь принудил меня отказаться от моей власти, Он не остановился на этом. Если вы, волею случая, понимаете Его, то поймете и мой ответ. – Спасибо, миссис Барстоу. Тогда второй вопрос: почему вы назначили награду? – Нет! – Сара Барстоу встала между нами. – Нет! Довольно… – Сара! – резко перебила ее мать, но затем ее голос смягчился. – Сара, дорогая. Я отвечу. Это моя участь. Ты встанешь между нами? Сара! Сара Барстоу подошла к своей матери, обняла ее рукой за плечи и уткнулась лбом в ее седые волосы. Миссис Барстоу удалось взять себя в руки. – Да, мистер Гудвин, награда. Я не безумна, а всего лишь с причудами. Теперь я чрезвычайно сожалею, что назначила вознаграждение, так как мне открылась вся его постыдность. Я вбила себе в голову мысль о мести как раз под влиянием одной из таких причуд. Никто не мог убить моего мужа, поскольку никто этого не желал. Я убеждена, его смерть никогда не была желанной ни для одного человека, за исключением меня. Да и то лишь во времена мучений, каких Господь не наслал бы даже на виновнейших. Мне подумалось, что где-то ведь может существовать человек, достаточно умный для того, чтобы привлечь к правосудию самого Господа. Я сомневаюсь, что это вы, мистер Гудвин. И я не знаю вашего нанимателя. Теперь я сожалею, что предложила награду, но, если кто-нибудь вдруг и заслужит ее, она будет выплачена. – Благодарю, миссис Барстоу. Кто такой Тан? – Сэр? – Тан. По вашим словам, Тан сказал вам, что Бог вынудил вас отказаться от вашей власти. – Ах да, конечно. Доктор Натаниэль Брэдфорд. – Спасибо. – Я захлопнул блокнот и встал. – Мистер Вулф попросил меня поблагодарить вас за проявленное вами терпение. Полагаю, он предвидел, что таковое вам понадобится, когда я начну возиться со своим блокнотом. – Передайте мистеру Вулфу, что это не стоит благодарности. Я развернулся и направился к выходу, решив, что мисс Барстоу какое-то время необходимо побыть с матерью наедине. Глава 9 Мисс Барстоу пригласила меня на ланч. Она нравилась мне все больше. Я прождал ее минут десять в холле, связывающем солярий с другими помещениями. Выйдя ко мне, она не сердилась, и я знал почему: я не поднял на смех миссис Барстоу за всю ту чушь, которую она преподнесла мне на блюдечке. Моей вины в этом не было. Но многие ли на месте Сары Барстоу задумались бы об этом? Да ни один из тысячи. В той или иной степени всякий бы злился, пусть и пытаясь скрыть свои эмоции и осознавая, что я не заслуживаю подобного отношения. Она же просто не сердилась. Она заключила сделку и придерживалась взятых на себя обязательств, вне зависимости от того, сколько бессонных ночей ей выпало и сколько несчастий на нее обрушилось. А они определенно выпали на ее долю. Я понимал: появись я десятью минутами раньше или позже, миссис Барстоу могли прийти в голову совсем другие мысли и мне оставалось бы только принять это с вежливым спокойствием. Я понятия не имел, что же заставило ее так разоткровенничаться. Если моя синяя рубашка и галстук цвета выдубленной кожи, значит я не зря потратил на них деньги. Как сказал бы Сол Пензер, ну, паря! Итак, она пригласила меня на ланч. На нем будет ее брат, добавила она. Раз уж мне хотелось с ним повидаться, это будет весьма удобно. Я поблагодарил ее и сказал: – Вы молодчина, мисс Барстоу. Правда. Слава богу, Ниро Вулф, умнейший человек на свете, придумал это соглашение с вами, потому что только оно избавит вас от возможных неприятностей. – Если они мне грозят, – парировала она. – Да, я знаю, – кивнул я. – Вам и так досталось, но вас терзают опасения, что дальше будет еще хуже. Я всего лишь хотел сказать, что вы молодчина. Вышло так, что за ланчем я встретился не только с ее братом, но и с Мануэлем Кимболлом. Я этому только обрадовался. На основании собранных утром сведений у меня создалось впечатление, что участники той четверки являются фигурами более важными, чем это представлялось прежде. Днем ранее, проведя за телефонными переговорами около двух часов, я наконец-то связался с инструктором «Грин медоу», и он принял приглашение Вулфа на обед. С Барстоу никаких дел он не вел, знал его только в лицо, но Вулф выудил из него уйму фактов касательно общего устройства клуба и игрового поля. Когда около полуночи инструктор отправился восвояси, влив в себя бутылку лучшего портвейна Вулфа, Вулф знал о гольф-клубе не меньше самого инструктора. Среди прочего он выяснил, что члены клуба хранили свои сумки в шкафчиках, которые нередко не запирались, а если и запирались, то изобретательный и решительный человек вполне мог бы без особых трудностей заполучить дубликат ключа. С ключом, естественно, было бы проще выждать благоприятный момент, чтобы открыть шкафчик, вытащить драйвер из сумки и заменить его другим. Это мог сделать не только один из партнеров Барстоу по воскресной игре, но и любой другой член клуба, а также кто-нибудь из его работников или посетителей, имевших доступ к раздевалкам. Теперь же выяснилось, что сумки Барстоу не было в его личном шкафчике с сентября. Он забрал ее с собой в университет. Картина, таким образом, изменилась, на первый план выдвинулись игроки из той четверки. Ели мы наверняка не в столовой: комната с окнами была не слишком большой, хотя в ней имелись стол и стулья. Из окон мало что можно было разглядеть из-за кустов. Нас обслуживал высокий худой парень в черном костюме, иначе говоря, дворецкий Смолл, как было известно принимаемым здесь гостям вроде меня. Подаваемые блюда показались мне не очень сытными, но их не постыдился бы и Фриц. Одна штука в круглых раковинах оказалась просто первоклассной. Стол был маленьким. Меня усадили напротив мисс Барстоу, справа от меня сидел ее брат, а слева – Мануэль Кимболл. Лоуренс Барстоу нисколько не походил на сестру, хотя в нем и проглядывали черты матери. Он был хорошо сложен и излучал самоуверенность, соответствующую его образу жизни. Черты лица были приятные, правильные, но совершенно непримечательные. Я перевидал сотни подобных ему в ресторанах рядом с Уолл-стрит и на Сороковых улицах. При взгляде на собеседника он немного отводил глаза, но я пришел к выводу, что, возможно, эта привычка приобретена в полетах. Глаза у него были серыми, как у матери, но в них не читалось ее железное самообладание. Мануэль Кимболл являл собой совершенно иной тип. Он был смуглым, с весьма складной фигурой, хотя и небольшого роста. Его черные волосы были зачесаны назад, а взгляд его черных же беспокойных глаз так и шнырял по нам и, казалось, находил хоть какое-то удовлетворение или отдых лишь на Саре Барстоу. Он меня нервировал и, как мне показалось, немного действовал на нервы и мисс Барстоу. Видимо, он не знал – и не должен был знать, – какую роль я играю в семейном кризисе. Утром Сара сообщила мне, что близости между Кимболлами и Барстоу никогда не было. Единственное, что объединяло их, – это соседство их летних резиденций и то обстоятельство, что Мануэль, опытный пилот-любитель, взялся обучать Ларри Барстоу летному делу, у Ларри возник интерес к конструированию самолетов. Сама Сара Барстоу пересекалась с Мануэлем Кимболлом прошлым летом два-три раза, а в основном видела его только в обществе брата. Кимболлы были приезжие. Поместье в двух милях к югу они купили лишь три года назад. Э. Д. Кимболла, отца Мануэля, Барстоу знали шапочно, по случайным и довольно редким встречам на крупных светских приемах или общественных собраниях. Мать Мануэля давно умерла, насколько поняла мисс Барстоу. Она не помнила, чтобы ее отец и Мануэль Кимболл обменялись больше чем парой слов, за исключением одного дня прошлым летом, когда Ларри привел Мануэля к Барстоу, чтобы разрешить спор теннисной партией, и они с отцом выступали в роли арбитра и судьи на линии. Несмотря на все это, Мануэль Кимболл вызывал у меня интерес. В любом случае он был одним из четверки. Еще он выглядел иностранцем, его имя забавно сочеталось с фамилией, и он меня нервировал. Разговор за обедом велся в основном о самолетах. Сара Барстоу всячески поддерживала тему, не допуская долгих пауз, а раз или два, когда ее брат спрашивал о делах ей более близких, она довольно грубо уходила от ответа. Я просто ел. Когда мисс Барстоу наконец отодвинула стул, случайно толкнув спинкой Смолла в живот, мы все встали. Едва ли не впервые Ларри Барстоу обратился ко мне. По кое-каким намекам я понял: он склонялся к мысли, что я вполне мог бы поесть где-нибудь в другом месте. – Вы хотели поговорить со мной? – Если вы можете уделить мне четверть часа, – кивнул я. Он обратился к Мануэлю Кимболлу: – Манни, если не возражаешь, подожди меня. Я обещал сестре поговорить с этим человеком. – Конечно. – Взгляд Мануэля остановился на Саре Барстоу. – Возможно, мисс Барстоу не откажет мне в любезности и скрасит мое ожидание. Без особого восторга она выразила согласие, однако я вмешался. – Прошу прощения, – обратился я к мисс Барстоу, – но позвольте напомнить вам, что вы согласились присутствовать при разговоре с вашим братом.