Вообще-то, подобное не оговаривалось, но я полагал это как само собой разумеющееся, и она действительно была мне нужна. – Ах! – (Мне показалось, что моя реплика вызвала у нее облегчение.) – Да. Простите, мистер Кимболл. Сказать, чтобы вам подали сюда кофе? – Нет, благодарю. – Он поклонился ей и повернулся к Ларри. – Побегу и займусь тем бензопроводом. Может, меня подвезут на одной из ваших машин? Спасибо. Буду ждать тебя в ангаре в любое время. Благодарю за приятный ланч, мисс Барстоу. Что меня удивило в нем, так это его голос. Я ожидал, что у парня с такой внешностью окажется тенор, однако он, скорее, производил впечатление шепчущего быка. Голос был низким и достаточно громким, но Кимболл не повышал его, придавая ему даже некоторую приятность. Ларри Барстоу вышел с ним и дал кому-то указание отвезти гостя домой. Мы с мисс Барстоу подождали ее брата, а затем все трое прошли в сад, к той же скамейке, где она приняла меня утром. Ларри уселся рядом на траву, а мы – на скамейку. Я объяснил, что потребовал присутствия мисс Барстоу, поскольку она заключила соглашение с Ниро Вулфом и должна сама удостовериться, что не будет сказано или сделано ничего выходящего за рамки данного соглашения. Мне необходимо было кое-что выяснить у Лоуренса Барстоу, и лишь она одна могла настоять на ответе, если мое право услышать его вызовет сомнение. – Что ж, я здесь, – произнесла Сара Барстоу. Вид у нее был совершенно выдохшийся. Если утром она сидела прямо, расправив плечи, то теперь сутулилась. – Что касается меня… – начал Лоуренс. – Вас зовут Гудвин, так? – Именно. – Что касается меня, то ваше соглашение, как вы его называете, есть не что иное, как дешевое нахальство. – Что-нибудь еще, мистер Барстоу? – Да. Коли вы настаиваете. Шантаж. У его сестры еще остались силы на вспышку. – Ларри! Что я тебе сказала? – Одну минуту, мисс Барстоу. – Я перелистал назад страницы блокнота. – Пожалуй, вашему брату стоит послушать. Сейчас найду. – (Страница отыскалась.) – А, вот оно. – Я прочел соглашение в точности, как его продиктовал Вулф. – Такое вот соглашение, мистер Барстоу. Могу добавить, что мой наниматель, мистер Ниро Вулф, превосходно владеет собой, а вот я время от времени выхожу из себя. Если вы еще раз назовете его шантажистом, то результат, скорее всего, окажется плачевным во всех отношениях. Если вы не в состоянии принять руку помощи, когда вам ее протягивают, то, полагаю, вы сочли бы комплиментом и удар в челюсть. – Сестренка, тебе лучше вернуться в дом, – тут же отреагировал он. – Через минуту она сможет уйти. Если соглашению суждено отправиться за борт, мисс Барстоу должна увидеть, как оно идет ко дну. Если оно вам не по душе, почему вы позволили ей одной отправиться к Вулфу и заключить его? Он был бы рад встретиться с вами. Он сказал вашей сестре, что мы продолжим расследование в любом случае. Это наш бизнес, и не такой уж он мерзкий, по мнению тех, кто имел с нами дело. Я повторю вам то же самое: с соглашением или без, но мы намерены выяснить, кто убил Питера Оливера Барстоу. Если вас интересует мое мнение, то я считаю, что ваша сестра заключила великолепную сделку. И если вы с этим не согласны, то на это должны быть какие-то причины. Их мы тоже выясним при расследовании. – Ларри… – произнесла мисс Барстоу с многозначительной интонацией, потом повторила: – Ларри… – Она одновременно и выговаривала ему, и напоминала, и просила. – Ну давайте же, – продолжал я. – Вы весь на взводе, и сверление меня взглядом на протяжении ланча не особенно-то и помогло вам. Но вот если у вашего самолета что-нибудь сломается, вы ведь не броситесь просто пинать его и кричать, да? Вы снимете пиджак и поможете его чинить. Он сидел и смотрел, но не на меня, а на сестру, выпятив нижнюю губу, что придавало ему вид ребенка, готового вот-вот поднять рев, или взрослого, вознамерившегося решительно послать всех к чертям. – Хорошо, сестренка, – наконец выдавил Лоуренс Барстоу. Извиняться передо мной он явно не собирался, но это можно было отложить и на черный день, подумал я. Когда я начал забрасывать его вопросами, он взял себя в руки. Отвечал Ларри быстро и точно и, насколько мне виделось, не особенно-то и задумываясь или колеблясь. Даже относительно сумки с клюшками, на чем его сестра забилась, словно выброшенная на берег рыба, у него все оказалось предельно ясно. Из университета сумку привезли на грузовике, а в автомобиле никакого багажа не было, за исключением чемодана его матери. Когда в три часа дня грузовик подъехал к дому, его сразу же разгрузили и разнесли вещи по своим местам. Сумку с клюшками, по-видимому, отнесли прямиком в комнату отца, хотя доподлинно это ему неизвестно. Они с отцом договорились сыграть в гольф за завтраком в то же воскресенье. – Кто это предложил? Вы или ваш отец? Этого он не помнил. Когда после обеда отец спустился, сумка была у него под мышкой. Они доехали до «Грин медоу» на седане, припарковались, после чего отец с сумкой отправился прямо к площадке «ти», а Ларри пошел в здание клуба за мальчиками-носильщиками. Ему самому было безразлично, кто таскает его клюшки, но вот прошлым летом отец привязался к одному, и по случайности этот мальчик как раз оказался там. Ларри позвал его и еще одного. На пути к площадке «ти» Ларри повстречались Кимболлы, также готовые начать игру. Поскольку он не видел Мануэля несколько месяцев и ему не терпелось обсудить планы на лето, он предложил им сыграть вчетвером, будучи уверенным, что отец не станет возражать. Когда они пришли на площадку «ти», отец практиковался в сторонке с мэши (клюшкой, имеющей железную головку). Питер Оливер Барстоу тепло поприветствовал Кимболлов, обрадовался мальчику и послал его собирать мячи. Они подождали, когда начнутся две-три другие партии, и приступили к игре сами. Первым бил Мануэль Кимболл, затем Ларри, за ним Барстоу и последним старший Кимболл. Ларри не помнил, откуда у отца появился драйвер – из сумки или его подал мальчик, – потому что за ожиданием своей очереди был увлечен разговором с Мануэлем, а непосредственно перед ударом отца он сам пробивал. Но он очень хорошо запомнил отцовский удар по мячу ввиду исключительных обстоятельств. В конце взмаха клюшка странно дернулась, мяч полетел крайне неудачно, а Барстоу вскрикнул и с испуганным выражением лица принялся тереть живот. Ларри прежде никогда не доводилось видеть отца столь неожиданно и основательно утратившим на людях свою обычную светскость. Они спросили, что случилось, и отец пробормотал что-то про осу или шершня и стал расстегивать рубашку. Ларри поразила тревога отца, и он осмотрел кожу на его животе. Там обнаружился крошечный след от укола, едва различимый. Отец успокоился и настоял на том, что ничего страшного не произошло. Старший Кимболл нанес свой удар, и они двинулись по фервею. Все последующее не раз описывали газеты. Через полчаса, на фервее к четвертой лунке, Барстоу внезапно повалился на землю и засучил ногами, цепляясь руками за траву. Он был все еще жив, когда мальчик, носивший клюшки, схватил его за руку, но ко времени, когда подбежали остальные, уже умер. Собралась толпа, в которой оказался и доктор Натаниэль Брэдфорд, старинный друг семьи Барстоу. Мануэль Кимболл сходил за седаном и по краю фервея подогнал его к месту трагедии. Тело положили на заднее сиденье машины, туда же сел и доктор Брэдфорд, положив голову старого друга себе на колени, а Ларри сел за руль. Лоуренс Барстоу ничего не помнил о сумке с клюшками. Совершенно ничего. Ему был известен рассказ мальчика, что тот поставил сумку спереди, прислонив к сиденью, но он не помнил, что обращал на нее внимание во время езды или в какое другое время. Он рассказал, что проехал шесть миль медленно и осторожно и только дома обнаружил, что вся его нижняя губа в крови – так он ее прикусил. Лгал он лучше своей сестры. Если бы она раньше не проговорилась, я вполне мог бы купиться на его рассказ. Я цеплялся к каждой мелочи, но он ни разу не сбился. Тогда я махнул на сумку рукой и спросил его о Кимболлах. Тут он полностью повторил рассказ сестры. Достойных упоминания контактов между семьями не было. Единственной связью служили его отношения с Мануэлем, основанные, в свою очередь, на том, что Мануэль был весьма удобен в качестве владельца и пилота самолета. Ларри намеревался обзавестись собственным, как только получит лицензию. Затем я задал вопрос, столь заведший миссис Барстоу перед обедом. Я спросил и Ларри, и его сестру, но в ответ не последовало никаких вспышек эмоций – вообще ничего. Они заявили, что не знают никого, кто затаил бы серьезную обиду на их отца или же испытывал бы к нему ненависть и враждебность, и что существование когда-либо подобной личности просто немыслимо. За свою выдающуюся карьеру – Барстоу получил должность ректора Холландского университета в сорок восемь, десять лет назад, – он сталкивался с препятствиями множество раз, но неизменно устранял их мягкой настойчивостью, а не силой. Его личная жизнь ограничивалась домом. Сын, насколько я понял, глубоко уважал отца и испытывал к нему определенную привязанность. Дочь его любила. Они сошлись на том, что никто не мог его ненавидеть. Когда это говорила дочь – зная, что́ я слышал из уст ее матери всего три часа назад, – в ее глазах читались обращенные ко мне одновременно и вызов, и мольба. Приступив к расспросам о докторе Брэдфорде, я обратился к мисс Барстоу, а не к ее брату. По тому, как протекало наше общение, я ожидал некоторой неуверенности и утаивания, но в итоге не заметил и признаков подобного. Она просто рассказала, что Брэдфорд учился с ее отцом в университете в одной группе, что они всегда были близкими друзьями и что Брэдфорд, ныне вдовец, стал практически членом семьи, особенно за лето, поскольку был еще и соседом. Он исполнял обязанности их семейного врача, именно на него они в основном и полагались в лечении осложнений миссис Барстоу, хотя он приглашал и специалистов для консультаций. – Он вам нравится? – спросил я. – Нравится? – Да. Вам нравится доктор Брэдфорд? – Конечно. Он один из достойнейших и прекраснейших людей, которых я знаю. Я обратился к ее брату: – А вам он нравится, мистер Барстоу? Ларри нахмурился. Он определенно устал. Однако на протяжении двух часов, что я доставал его, он все-таки проявил достаточно терпения. – Вполне нравится. Да, сестра верно о нем говорит, вот только любит он поучать. Сейчас-то он, конечно, меня не беспокоит, но ребенком я обычно от него прятался. – Вы приехали сюда из университета днем в субботу. Посещал ли вас доктор Брэдфорд с того времени до двух часов в воскресенье? – Не знаю… Ах да, конечно. Он обедал с нами в субботу. – Как вы думаете, существует ли какая-то вероятность, что это он убил вашего отца? Ларри уставился на меня: – Ох, ради бога! Вы что, думаете меня шокировать? – А вы, мисс Барстоу? – Чушь! – Конечно чушь. Как бы то ни было, кто первым предложил, чтобы Брэдфорд заявил, будто причиной смерти послужил приступ стенокардии? Кто из вас? Он? Ларри испепелял меня взглядом. Его сестра спокойно ответила: – Вы сказали, что мое присутствие здесь вам требуется, чтобы я следила за соблюдением договора. Что ж, мистер Гудвин. Я была… достаточно терпелива. – Ладно. Оставим это. – Я повернулся к ее брату. – Вы снова сердитесь, мистер Барстоу. Бросьте! Люди вроде вас не привыкли к дерзостям, но вы были бы удивлены, сколь легко от подобного отмахнуться, и никому хуже не станет. Осталась лишь парочка вопросов. Где вы были между семью вечера и полночью в понедельник, пятого июня? Он все еще сверкал глазами: – Не знаю. Откуда мне знать? – Постарайтесь вспомнить. Это отнюдь не еще одна дерзость. Я серьезно настаиваю на вашем ответе. Понедельник, пятое июня. Похороны вашего отца были во вторник. Я спрашиваю о вечере перед похоронами. – Я могу сказать вам, – вмешалась мисс Барстоу. – Я предпочел бы услышать это от него. В качестве одолжения. – Не вижу причин, почему бы и не ответить, – заявил Лоуренс. – Или же ответить. Я был здесь, дома. – Весь вечер? – Да. – Кто еще был здесь? – Мои мать и сестра, слуги и Робертсоны. – Робертсоны? – Я же сказал. Снова подключилась его сестра: – Робертсоны – наши старые друзья. Мистер и миссис Блэр Робертсон и две их дочери. – Во сколько они пришли? – Сразу после обеда. Мы даже не успели закончить. Где-то полвосьмого. – Доктор Брэдфорд был у вас? – Нет. – Это не было необычным? – Необычным? Почему это?.. А впрочем, да, конечно было. Ему пришлось отправиться в Нью-Йорк на встречу, какую-то профессиональную встречу.