Я рванул на боковой съезд и помчал к гравийной дороге, ведущей к ангару. Здесь даже из-под деревьев гул самолета доносился громче. Гравий так и летел у меня из-под колес, и на бетонной площадке перед ангаром я остановился с шикарным заносом. Скиннер, механик, стоял в распахнутых воротах. Я выскочил и подлетел к нему: – Мистер Мануэль Кимболл? Скиннер указал вверх, и я задрал голову. Это был самолет Мануэля Кимболла, высоко, но не настолько, чтобы я не смог разглядеть красный и синий цвета. Он как будто производил слишком много шума, и в следующую секунду я понял почему: с запада по дуге приближался еще один самолет, державшийся выше и летевший быстрее кимболловского. Из-за него-то шум и рвал перепонки. Оба самолета кружили, темные и прекрасные в лучах солнца. Я опустил голову и чихнул. – Этим утром у него компания, – заметил Скиннер. – Вижу. Кто это? – Не знаю. Я заметил его в начале девятого, с тех пор он так и болтается там. Это двухмоторный «бертон», у него шикарный нырок. Я вспомнил, как Вулф сказал, что у облаков будут глаза. Никаких облаков не было, но вот насчет глаз сомнений не возникало. – Когда мистер Кимболл взлетел? – поинтересовался я. – Чуть позже десяти. Они появились около девяти тридцати, но второе сиденье не было готово, и мне пришлось прилаживать ремни. Я понял, что к чему, стоило ему лишь произнести эти слова, но все равно спросил: – Так с ним кто-то есть? – Да, сэр, его отец. Старый джентльмен катается. Это всего лишь его третий полет. Он едва не отказался, когда сиденье оказалось неготовым, но мы все-таки усадили его. Я снова посмотрел на самолет. Мануэль Кимболл и его отец летали вместе – высоко, среди солнца, ветра и рева. Возможно, все вполне невинно, просто утренняя прогулка. Я двинулся к «родстеру», чтобы переговорить с Андерсоном. Из своей машины мне навстречу вышел Корбетт. Я остановился и услышал от него: – Ну, мы пришли на твою вечеринку. И где же виновник торжества? Не удостоив его ответом, я проскользнул мимо и подошел к «родстеру». Вводить в курс дела механика раньше времени не стоило, и потому я сказал потише: – Придется подождать, мистер Андерсон. Убийца Барстоу катается на самолете. Простите, что вышла накладка со временем, но вы получите его. – Залезайте сюда! – потребовал он. – Я хочу, чтобы вы раскрыли карты. Я покачал головой. Может, это и было упрямство, но я твердо решил довести дело до конца в точности, как велел Вулф. – Время еще не пришло. Корбетт, успевший подойти к «родстеру» с другой стороны, после моих слов наклонился к окну и сказал Андерсону: – Если у него есть что-то нужное вам, я буду только рад раздобыть это. Я уже раскрыл рот, чтобы бросить ему вызов, как вдруг услышал, что меня окликают. Я обернулся. От ангара ко мне шел Скиннер. В одной руке у него была клюшка для гольфа, а в другой – конверт. Я уставился на него. Он продолжал: – Совсем забыл. Вы ведь мистер Гудвин? Мистер Кимболл оставил это для вас. Я подскочил к нему. Драйвер! Я оглядел его, но смотреть было особо не на что, внешне он казался вполне обычной клюшкой для гольфа. Но конечно же, это был он. Ну, паря! Я сунул его под мышку и занялся конвертом. На нем было надписано: «Мистеру Ниро Вулфу». Он не был запечатан, я извлек его содержимое, и в руках у меня оказался комплект фотокопий, которого утром я недосчитался в сейфе. Они были соединены канцелярской скрепкой, а под ней белел клочок бумаги с парой строк: «Благодарю Вас, Ниро Вулф. В ответ на Вашу любезность я оставляю Вам скромный подарок. Мануэль Кимболл». Я посмотрел в небо. Красно-синий самолет главного героя вулфовского спектакля был все еще там, хотя кружил уже выше, как мне показалось. Другой самолет находился над ним. Я убрал фотокопии в конверт. Передо мной стоял Корбетт. – Так, я это забираю. – О нет. Благодарю, я справлюсь сам. Он прыгнул, как кошка, чего я совершенно не ожидал. Проделано это было ловко. Одной рукой Корбетт выхватил конверт, а другой – драйвер, а затем направился к «родстеру». В два прыжка я оказался перед ним, и ему пришлось остановиться. Я не стал дурачиться, сразу сказал: – Ну держись, начинаем! – и хорошенько приложился кулаком к его челюсти. Он пошатнулся и выронил добычу, а я позволил ему поднять руки, сделал ложный выпад левой и снова нанес удар. На этот раз он рухнул. Его дружок бросился ко мне, с другой стороны спешил Скиннер. Я повернулся, чтобы успокоить дружка, однако тут из «родстера» донесся голос Андерсона, приказавшего с резкостью, какой я от него не ожидал: – Карри! Хватит! Кончай! Карри замер. Я отступил. Корбетт поднялся и свирепо уставился на меня. Снова послышались вопли Андерсона: – Корбетт, ты тоже! Перестань! – Не по моей вине, мистер Андерсон, – произнес я. – Если они хотят поиграть в догонялки, достанется обоим. Им следует преподать урок уважительного отношения к частной собственности. Я наклонился, чтобы поднять драйвер и конверт, когда услышал пронзительный крик Скиннера: – Господи! Падает! На какой-то миг я вообразил, будто это драйвер выпал у меня из рук, и решил, что механик свихнулся. Но стоило мне выпрямиться и взглянуть на него, как стало понятно, что смотрит он вовсе не на меня. Я вскинул голову. Прямо над нами, в тысяче футов, самолет Мануэля Кимболла кружило и вертело так, словно Мануэль сошел с ума. Он падал. Самолет дергался, его мотало из стороны в сторону. Это не выглядело вертикальным падением, хотя, полагаю, именно таковым оно и было. И самолет находился точно над нами… Еще ближе… А я только стоял да таращился, раскрыв рот. – Берегись! – заорал Скиннер. – Ради бога! Мы все бросились в ворота ангара. Андерсон выскочил из «родстера» и помчался за нами. Мы оказались внутри и обернулись как раз вовремя, чтобы увидеть крушение. Воздух прорезала черная молния. Мощный звук взрыва – не раскатистый, как от порохового заряда, но мгновенный оглушительный треск. В стороны полетели куски, подле наших ног посыпались щепки. Самолет грохнулся на самом краю бетонной площадки, буквально в десяти ярдах от машины Корбетта. Мы выскочили и помчались к обломкам, хотя Скиннер и кричал: – Берегитесь! Сейчас снова рванет! То, что попалось мне на глаза в первую очередь, выглядело малопривлекательным. Я понял, что это останки Э. Д. Кимболла, только потому, что среди них встречались обрывки ремней с заднего сиденья. К тому же Скиннер говорил, что старый джентльмен отправился полетать. Очевидно, самолет упал таким образом, что пилот, занимавший переднее сиденье, принял на себя удар меньшей силы. Мануэля Кимболла смог бы опознать кто угодно. Лицо его даже не слишком пострадало. Мы со Скиннером вытащили его, остальные возились со старым джентльменом. Мы унесли их оттуда и положили в ангаре на брезент на полу. – Вам лучше отогнать машины, – посоветовал Скиннер. – А то как бы не рвануло. – Если я поеду, то уже не остановлюсь, – отозвался я. – Теперь самое время, мистер Андерсон. Вы, наверное, помните, Ниро Вулф обещал, что я буду действовать скрытно? Так вот, – я протянул ему документы, извлеченные из кармана, – это ваши доказательства. А интересующий вас человек лежит на полу. Тот, у которого осталось лицо. Я подобрал конверт Мануэля Кимболла и клюшку там, где их бросил, и смылся. Пожалуй, мне потребовалось всего лишь четыре секунды, чтобы завести «родстер», выехать с площадки и припустить по гравийной дороге. Около въезда на шоссе я остановился и крикнул Даркину: – Собирай дружков и двигай домой! Спектакль окончен. Я добрался до Уайт-Плейнса за двадцать две минуты. Никогда еще «родстер» так славно не бегал. Я позвонил Вулфу из той же аптеки, откуда две недели назад сообщил ему, что Андерсон уехал в Адирондакские горы и заключить пари остается только с Дервином. Он снял трубку тут же, и я все выложил ему – кратко, но ничего не упустив. – Хорошо, – отозвался он. – Надеюсь, я не обидел тебя, Арчи. Я посчитал излишним забивать тебе голову незначительными деталями. Фриц готовится ублажить твой вкус… Кстати, Уайт-Плейнс – это где? Ты не остановишься по пути в Скарсдейле? Мне позвонил Глюкнер и сообщил, что ему удалось вырастить гибрид Dendrobium Melpomene и Findlayanum. И он предлагает мне сеянцы. Глава 19 Он не представлял собой ничего особенного. Бледно-голубой, какого-то нездорового оттенка, и такой маленький, что, даже не сложенный пополам, запросто умещался в обычный конверт. Еще меньше его делали надписи в пробелах, выполненные вытянутым и небрежным почерком, в котором, однако, чувствовался характер. Это, как я понял, была рука Сары Барстоу. Подпись Эллен Барстоу внизу выглядела совсем другой – изящной и педантичной. Было утро субботы, и чек прибыл с первой почтой. Протягивая его в окошко кассира, я послал ему последний нежный взгляд. А еще раньше я позвонил Вулфу наверх и сообщил, что принесли конверт от Барстоу, и он велел мне не мешкая вскрыть его и отправляться с чеком в банк. В одиннадцать часов Вулф вошел в кабинет, сел за свой стол и вызвал Фрица с пивом. Как только он закончил просматривать довольно скудную почту, я протянул ему перечень издержек по делу Барстоу, который распечатал заранее. Вулф взял карандаш и медленно прошелся по его содержимому, проверяя каждую статью. Я ждал. Увидев, что он ткнул в третий пункт с конца и остановился на нем, я сглотнул. Вулф поднял голову: – Арчи, нам нужна новая пишущая машинка. – Я прокашлялся, а он продолжил: – У той, что есть, клавиши чересчур чувствительные. Наверное, ты не заметил: она отпечатала лишнюю цифру в сумме напротив имени Анны Фиоре. И я вижу, ты беспечно перенес ошибку и в итог. Мне удалось выдавить из себя усмешку: – О! Теперь я понял. Совсем забыл сообщить вам. Сбережения Анны принесли доход, так что набежала тысяча долларов. Я переведу их на ее имя сегодня днем. Вулф вздохнул. Фриц принес пиво. Вулф открыл бутылку, наполнил и опорожнил стакан. Потом сунул список издержек вместе с почтой под пресс-папье и откинулся на спинку кресла: – Завтра сокращаю дневную норму до пяти кварт. Моя ухмылка стала увереннее. Я отозвался: – Вам вовсе не обязательно менять тему. Вели вы даже удвоить эту сумму, я все равно не допустил бы ошибку, назвав вас щедрым. Для вас в любом случае это будет сделкой. Знаете, как Анна поступит с этими деньгами? Купит себе мужа. Только подумайте о том, какое доброе дело вы совершаете. – К черту! Вообще ничего ей не давай. Скажи, что деньги найти не удалось. – Нет, сэр. Я отдам ей деньги и позволю самой выкопать себе могилу. Я не такой жестокий, как вы, и не принимаю на себя роль фатума. Вулф открыл глаза. Он пребывал в дреме вот уже три дня, и я решил, что пора бы его и встряхнуть каким-нибудь образом. Он прошептал: – Кажется, ты что-то говоришь, Арчи? – Да, сэр. Я спрашиваю, как вам пришла в голову веселенькая мысль прикончить Э. Д. Кимболла? – Ты хочешь сказать, как она пришла в голову его сыну? – Нет, вам. Не изворачивайтесь. Вы убили его.