Она крайне редко упоминала о произошедшем. Казалось, что так ей проще переживать свое горе – она нашла способ справляться с выпавшей на ее долю неописуемой скорбью. Дагур же, увы, такого способа для себя пока не нашел, но надеялся, что научится превозмогать боль иначе. Хотя как знать? Ведь у них с матерью общие гены. Он тоже ни с кем не делился воспоминаниями о трагедии, даже с друзьями. – Тебе нужно внимательнее относиться к своему здоровью… Может, пообедаем как-нибудь вместе дома? – Давай дождемся Рождества. У тебя своя жизнь, сынок. – Но… И в этот момент ожил его мобильник. – Что это за ужасный звон? – вздохнула мать. – Это мой телефон, мама, – ответил Дагур, извлекая его из кармана пиджака. – Ах да… конечно, мобильный. Не пойму, зачем ты его все время таскаешь с собой. Разве ими пользуется кто-то, кроме фигляров? – На работе требуют, чтобы я всегда был на связи. – Да, в мое время такого не было. Это ведь отвлекает, когда работаешь с клиентами. Дагур пока так и не сподобился объяснить матери, в чем конкретно заключаются его служебные обязанности, хотя ему давно было понятно, что мать считает его таким же кассиром, каким когда-то работала и она сама. От мира ценных бумаг она была бесконечно далека – с тех пор как она уволилась с работы, все происходящее вне стен ее дома интересовало ее очень мало. Дагур ответил на звонок и услышал в трубке голос своего давнего приятеля. Они по-прежнему поддерживали отношения, хотя уже и не общались так близко – их дружбу омрачала незримая тень. – Можешь говорить? Дагур обвел взглядом жалкую и безликую обстановку палаты. Мать улыбнулась и жестом показала ему, что он может идти. Молодой человек знал, что, несмотря ни на что, его посещения очень важны для матери, и стыдился того, что у него не хватает духу проводить с ней больше времени. – Да, могу, – ответил он в телефон и поднялся со стула. Склонившись, чтобы поцеловать мать в щеку, Дагур почувствовал, как она легонько коснулась рукой его плеча, и в этот момент к его глазам вновь подступили слезы. Боже, что же с ним происходит? Он поспешил выйти за дверь. – Знаешь, Дагур, я тут подумал… – раздавался из телефона голос его друга. – Давненько мы не встречались нашей старой компанией. Так вот, я вчера говорил с Кларой… Они созванивались с Александрой – она в кои-то веки в городе и может провести с нами выходные… Дагур молча слушал его, едва ли не бегом спускаясь по лестнице – ему хотелось как можно скорее оказаться на свежем воздухе. – В этом году уже десять лет, кстати… – Да-да, верно. – Вот мы и подумали устроить встречу старых друзей, вспомнить… Дагур задумался. В обычных обстоятельствах он бы, не колеблясь, отказался и не стал бы больше возвращаться к этой теме, но разговор с матерью не выходил у него из головы. Она практически подталкивала его к переезду. Разрыв с прошлым неизбежен – сознательно или подсознательно Дагур и так откладывал это слишком долго. – А что конкретно вы планируете? – Ну… в общем… – (Дагуру показалось, что его приятель, скорее, готовился к отказу на свое предложение.) – Есть отличное местечко, где мы можем остановиться на уик-энд и провести время вчетвером. – И где это? – Так ты свободен? Дагур поднял глаза к небу – погода стояла прекрасная, и им овладел на редкость благостный настрой. Однако он отдавал себе отчет, что чем дольше он думает, тем сложнее ему будет согласиться. – Да, я поеду. Но куда? – Пусть это будет для тебя сюрпризом. Значит, сможешь взять пару дней? У Дагура не было привычки просить об отпуске в последний момент. Он вообще редко уходил в отпуск – как правило, начальнику приходилось едва ли не заставлять его взять несколько свободных летних дней. Как бы то ни было, в этот момент Дагур чувствовал, что стоит на пороге перемен и ему нужно сделать лишь шаг, чтобы порвать с прошлым. – Да, без проблем – у меня накопились свободные дни. Буду рад вас увидеть. 2 Инспектор полиции Хюльда Херманнсдоуттир всегда знала, что рано или поздно ей придется совершить эту поездку, хотя «придется» – не совсем подходящее слово. Прошло несколько месяцев с тех пор, как скончалась ее мать, и могло показаться, что именно это и стало поводом, – отчасти так оно и было, но не потому, что Хюльда намеревалась исполнить последнюю волю умирающей женщины, как раз наоборот. На пороге смерти мать задержалась необычайно долго, и Хюльда старалась проводить с ней как можно больше времени. Они говорили о прошлом, но ни о какой последней воле речи не шло. В конце концов мать просто ушла из этой жизни, и все. Иногда, сидя у больничной кровати и глядя на спящую мать, Хюльда пыталась прочувствовать нерасторжимость их уз и поплакать. Однако связь между ними была иного рода, – во всяком случае, так казалось Хюльде; тем не менее она осознавала, что у матери свое восприятие их отношений. В ее глазах Хюльда то и дело замечала искорку надежды на то, что они с дочерью смогут стать ближе, и одновременно разочарование оттого, что этого не случилось в прошлом. А теперь Хюльда осталась совсем одна – ушли ее бабушка и дедушка; муж и единственная дочь тоже покинули этот мир. Меньше всего ей хотелось вспоминать тот ужасный период, когда не стало Диммы, а немного спустя и Йоуна. Всю сознательную жизнь Хюльду не оставляла мысль узнать побольше о своем отце, американском солдате, и вот теперь она поняла, что время осуществить это намерение наконец-то настало. Мать о нем почти никогда не рассказывала, да ей и самой вряд ли было многое известно. Пока она была жива, именно ей следовало решать, стоит ли им предпринимать поиски отца. Так считала Хюльда. Однако никакой инициативы в этом направлении мать не проявляла. И вот теперь, когда ее не стало, Хюльда могла наконец взять дело в свои руки. Ей было известно лишь имя отца, примерные даты, когда он находился в Исландии, и штат, из которого он был родом. Вооружившись этими данными, Хюльда направилась в американское посольство, дерзко предъявив свое полицейское удостоверение, хотя посольство никоим образом не подпадало под категорию «серой зоны», где ей случалось оказываться по служебной необходимости. Хюльде предложили пройти в кабинет к любезному молодому человеку, который пообещал сделать все, что в его силах. И действительно, несколько дней спустя он позвонил ей и продиктовал два имени. Обоих мужчин звали Роберт, они были родом из того штата, который интересовал Хюльду, и служили на военной базе в Кеблавике[6] в 1947 году. Не откладывая дело в долгий ящик, Хюльда забронировала авиабилет в Соединенные Штаты на ближайшую дату. Ей удалось выйти только на одного из мужчин – второй, возможно, уже умер, так что в конечном счете вся ее поездка могла свестись лишь к посещению могилы отца. 3 Бенедикт Бенедикт поднялся со стула, подошел к окну и потянулся. Вид был ничем не примечательный – сплошной поток автомобилей с утра до вечера. Временами окно вообще было лучше не открывать, чтобы не задохнуться от выхлопных газов. Дагур, друг Бенедикта, удивил его. Хотя «друг» – это, наверное, громко сказано. В свое время они, конечно, были настоящими друзьями, однако связывавшая их нить разорвалась довольно резко, и теперь они общались лишь от случая к случаю, да и то всегда по инициативе Бенедикта. Первым Дагур никогда не звонил. Его карьера в банке развивалась, судя по всему, успешно, но что касается всего остального, он погряз в рутине – по-прежнему жил в доме, где вырос, и лишь изредка встречался со старыми приятелями. Все они в один голос утверждали, что Дагур застрял в прошлом. Несмотря на панораму, открывавшуюся взору Бенедикта, когда он глядел из окна, – полное отсутствие зеленых насаждений, безликие офисные здания из стекла и бетона и вереница машин, – следовало признать, что день был замечательный и проводить его в четырех стенах просто грех. Не обращая внимания на шум, Бенедикт все-таки открыл окно, чтобы летний ветерок хоть немного освежил помещение. Потом он снова сел за стол, протянул руку за карандашом и чистым листом бумаги и принялся рассеянно выводить на нем какие-то каракули. Он часто делал это, чтобы расслабиться, иногда даже сам не понимал, что именно рисует, – понимание приходило позже. Он занимался этим почти бессознательно, рефлекторно. Выдвижные ящики стола были доверху заполнены такими рисунками, но никто, кроме него самого, их не видел. Только на такие случайные наброски и хватало времени у Бенедикта – дела его фирмы шли в гору, а на подходе были и новые интересные проекты. Он основал фирму два года назад со своими тремя однокурсниками с инженерного факультета. С тех пор их штат увеличился еще на несколько человек, но работали они по-прежнему в крошечном офисе, похожем, скорее, на каморку. Но планы перебраться в более просторное помещение с каждым днем становились все реальнее. Особого дохода фирма пока не приносила, но благодаря состоятельным спонсорам, которые купили в ней долю и вкладывали деньги, Бенедикт и его партнеры могли позволить выплачивать себе приличную зарплату. Осенью фирму собирались вывести на фондовую биржу, что вызывало определенный интерес у инвесторов. Готовясь к этому событию, Бенедикт только и делал, что встречался с адвокатами и бухгалтерами, так что времени заниматься своей непосредственной работой программиста у него практически не оставалось. О полноценном отпуске этим летом речи тоже не шло, но ради успеха бизнеса было не грех им пожертвовать. Как бы то ни было, Бенедикту предстояла поездка на остров – с ней уже все было улажено. Пазл сложился, когда свое согласие дал Дагур. Признаться, Бенедикт даже не ожидал, что получит его так легко. Он был готов к тому, что у его приятеля эта затея не вызовет никакого энтузиазма и он найдет причину, чтобы отказаться, но, как ни странно, Дагур принял предложение Бенедикта. Десять лет. Время пролетело поразительно быстро, и иногда Бенедикту казалось, что все случилось вчера. Ему было легко мысленно возвращаться в тот день, да и в последующие тоже, и в точной последовательности вновь проживать каждую сцену. Кое-что из сказанного тогда навсегда врезалось в его память. Избавиться от этих воспоминаний было выше его сил. Среди них были такие, которые ему хотелось сохранить, но были и другие, от которых он стремился избавиться. Эти годы не прошли для Бенедикта бесследно – целых десять лет обмана под гнетом страшной тайны. Тем не менее встреча старых приятелей на острове была его идеей. Он ощущал потребность сделать так, чтобы память о ней не умирала, и каким-то образом искупить свою вину, хотя, конечно, исправить уже ничего было нельзя. Он совершил ошибку, ужасную ошибку, и ему с ней жить. Хотя слово «ошибка» едва ли подходило для описания того, что он натворил. Воскресить прошлое и вновь посмотреть в глаза своим друзьям – Дагуру и девушкам, Александре и Кларе, – это наверняка будет мучительно больно. Однако, возможно, именно поэтому Бенедикт и приложил столько усилий для того, чтобы организовать эту встречу, – он жаждал боли, он предпочитал боль разъедающему его изнутри чувству вины, которое становилось особенно невыносимым, когда день подходил к концу и он вновь оказывался во власти ночных кошмаров. 4