— Наверное. Но я… — Ни слова больше. — Марти решительно придвинула к себе тарелку. — Даже если вы собирались предупредить меня о конце света, подождите до завершения ужина. Если жизнь ее чему-то и научила, то это тому, что проблемы никогда не заканчиваются в отличие от еды. А рыба была восхитительна, пусть и приготовлена по незамысловатому рецепту, и Адам тоже умолк надолго, отдавая должное талантам местного повара. После, на сытый желудок, общаться было уже проще. Усиленное голодом чувство тревоги ушло, а в теле и мыслях поселилась приятная расслабленность. Марти показалось уместным предложить Адаму прогуляться. — На набережную? — внес он встречное предложение. Почему бы и нет? Они шли по пустынным улицам, освещенным кривобокой луной и редкими фонарями, под руку, словно влюбленная парочка, не спеша начинать прерванный разговор. — Мальчик, которого не было, — проговорила Марти. Рука под ее ладонью не дрогнула. — Почему? — Сейчас это не важно, — спокойно отозвался Адам. — А что важно? — Вы сложный человек, Мартина. Сложнее, чем казалось на первый взгляд. — Какое это имеет значение? — Огромное. Я надеялся узнать вас получше, прежде чем… Он умолк, не закончив фразы. — Прежде чем что? — спросила Марти. Адам молчал. В полумраке, серьезный, непривычно сосредоточенный, он выглядел старше своих лет. Но разве кто-нибудь знал наверняка его настоящий возраст? Или имя? И то, зачем он приехал на остров? И это Марти — сложный человек? — Я хотел бы познакомить вас со своей сестрой, — сказал после долгой паузы Адам. — Возможно, это станет ответом на все вопросы. И мои и ваши. — А если нет? — Вы ничего не потеряете. — Да? А что потеряете вы, если объясните мне все прямо? — Поедете со мной в лечебницу? — будто не услышал ее вопроса Адам. — Завтра? Архив в любом случае будет закрыт, Джо предупредила… — Джо? — Марти усмехнулась. — Не миз Гарнет? Кажется, вы вышли из образа. — Бывает. — Уголки его губ приподнялись на мгновение. — Так что вы скажете на мое предложение? — Ничего. Пока не получу объяснений… — Они у вас будут. После встречи с моей сестрой. — А до этого — ни слова? Тогда нет. Я никуда с вами не поеду. Не люблю, когда меня используют вслепую. Вообще не люблю, когда меня используют. — Понимаю. Но сказать что-либо… Не сейчас. На набережной было холодно. Волны бились о высокую бетонную стену, и в воздух взлетали тысячи брызг. Марти подошла слишком близко к ограждению, и мелкие соленые капли усеяли ее лицо. Кажется, остров остался доволен ее решением не ездить никуда с подозрительными блондинами. Но, говоря, что не любит, когда ее используют, она подразумевала и недомолвки Карго-Верде тоже. Сложно довериться тому, кто не доверяет тебе… В гостиницу они с Адамом возвращались в молчании. Только у дверей своего номера Марти спохватилась: — Вы сказали, завтра архив будет закрыт. Почему? — Миз Гарнет не объяснила. Но завтра похороны. Думаю, она хочет провести этот день с лейтенантом Фаулером. ГЛАВА 19 По теории Джоан Гарнет в любой ситуации можно отыскать хорошую сторону. Относительно хорошую. Для Кена Фаулера на фоне последних событий такой хорошей стороной стала сама Джо. Относительно да, но он старался не забивать голову ненужными сейчас сомнениями. Потом, когда найдут и обезвредят менталиста… Если найдут… Пока же и так неплохо. В башню вот перебрался. С вещами. Форму привез, чтобы с утра надеть. Больше года ее не носил, в шкафу провисела, а тут вдруг подумал, что на похоронах должен быть обязательно в форме. Как на той единственной фотографии, что осталась у него на память о недолгой супружеской жизни с Крис, где они вместе: он в форме, а она в синем шелковом платье. На черно-белом снимке этого не понять, но он точно помнил — в синем… Зря, конечно. И форма, и сами эти мысли. Злее совести только совесть, вступившая в сговор с памятью, и новая вина, помноженная на вину прошлую, стократ тяжелей. Но ночью спал крепко, обняв мерзнущую свою ведьму, и не было в этих объятиях ни страсти, ни даже нежности — только обоюдная выгода: он ее согревал, она отгоняла от него сны. Так и выспались. А утром надел костюм. И значок Джо нацепил под пиджак, слева, у сердца, иначе она из башни не выпустила бы, но в кои веки ее чрезмерная опека не вызвала раздражения. Если бы не паскудное настроение, наверное, было бы даже приятно. Она ведь и кофе ему сварила, и тосты умудрилась не сжечь, и до двери провела. — Заедешь за мной? — спросила, подавая ключи. — Да. Когда-то на острове бытовала традиция хоронить умерших на рассвете. Кен не помнил, с чем это было связано, но обычай просуществовал не одно столетие, и до сих пор старались провести погребение в первой половине дня. Летом для этого имелись причины, далекие от мистических: с утра не так жарко. Похороны Крис назначили на десять. Тело перевезли в похоронный дом еще вчера. Сделали… что там обычно делают… Гроб поставили в зале для прощаний. Любой желающий мог прийти, чтобы почтить память покойной. Или поглазеть. На Карго-Верде немного развлечений, и Фаулер не сомневался, что у гроба Крис побывал почти весь город. Сам он решил, что ему для прощания хватит нескольких минут перед отправкой на кладбище, когда рядом с Крис не останется уже праздных зевак. Поехал в управление. Вряд ли его там сегодня ждали, но… — Идиотка! Ждали, как выяснилось. Хорошо, что ехал небыстро и вовремя успел ударить по тормозам, не то выскочившую на дорогу дуру размазало бы по асфальту. — Жить надоело? — процедил сквозь зубы, когда несостоявшаяся самоубийца как ни в чем не бывало открыла дверцу и уселась в его машину. — Или это новый способ брать интервью — с приветом с того света? — Мне не нужно интервью. — Вэнди жалобно шмыгнула носом. — Я хочу подать заявление о нападении и угрозах. — Твое право. — Кен кивнул на крыльцо полицейского управления, до которого не доехал каких-то пятьдесят ярдов. — Обратись к дежурному. — Не пойду я в вашу долбаную контору! Чтобы эти придурки снова тыкали в меня пальцами и ржали? — Не их вина, что каждый твой приход похож на гастроли цирка. — Фаулер, ну пожалуйста! Я час тебя караулила. Ты тут единственный нормальный человек… — Да неужели? Напомнить, что ли, что не такой уж он человек? Оскалить клыки и вышвырнуть из машины, пусть идет куда хочет со своим заявлением. Сама виновата, что ее уже полгорода мечтает прибить, и Кен здесь, к слову, не исключение. — Пожалуйста! Или мой труп будет на твоей совести! «Сука!» — ругнулся он мысленно. Корчит из себя обиженную и напуганную, но бьет прицельно. Слово «тоже» она не произнесла, но Кен его ясно услышал: «Или мой труп тоже будет на твоей совести…» — Давай. — Он протянул руку. Журналистка захлопала густо накрашенными ресницами. — Заявление давай! — рявкнул раздраженно. — А, да… Сейчас… Бумажка, мало того что сложенная в четыре раза — иначе не влезла бы в миниатюрную сумочку, — так и исписана была безобразными каракулями. Стало понятно, почему Вэнди таскает с собой микрофон: сама небось не разбирает собственный почерк. — Что я тут должен понять? — А что непонятного? — взвизгнула она. — Эта шлюха на меня набросилась, ударила… Угрожала вообще убить!