Всю жизнь он был экстравагантен. Всю жизнь что-то выдумывал. Биографию. Как суетились перед ним эти большевички, когда он рассказывал, что хочет передать на дело революции доставшееся от отца имение Алмазовка! Которое на самом деле принадлежало не ему. Но ведь денег на их газетку он тогда им нашел. Знать бы, к чему тот, картавый все приведет. А эти итальянцы – как заглядывали ему в глаза, когда он говорил, что он сын сенатора, богатый наследник. Женщины обмирали от его рассказов об офицерской службе, масонских тайнах и интригах двора, к которому был приближен отец. И ведь он почти не врал. Все это было. Не с ним, но было. Спасибо полному тезке, троюродному брату: сколько раз его биография выручала из самых затруднительных ситуаций. Да, пожил хорошо, не скучно. Одна богатая жена сбежала от него, от другой, еще более богатой, сбежал он сам. Его обвиняли в убийстве, за ним следила полиция, о нем писали донесения. Он был нужен всем: Дягилеву, которому помогал в организации выступлений в Риме. Мясину – ведь именно он нашел для него лучшее место на земле. Художникам, поэтам, композиторам – цвету мировой творческой элиты. Он всегда был среди тех, кто придавал вкус и цвет своему времени. Как катализатор помогал талантам встретиться, соединиться, зажечься друг о друга. Да, он тоже подбрасывал дров в веселое пламя Серебряного века, арт-нуво, модернизма. А вот сейчас не нужен никому. Предложил издателю написать сборник дорожного чтива «Эротические воспоминания». Тот отказал. Мол, в ваши 78 лет – какая эротика. Дурак! Он и из первого тома воспоминаний о всей его жизни эротические сцены вычеркнул. А ведь они были хороши! Вторую часть вообще вернули. Пожаловался Бунину, Вячеславу Иванову. Иванов ответил: «Записки свои бережно храните, они сослужат свою службу в будущем». А есть ли у него будущее? Здоровье подводит, гости перестали бывать. Один только сосед Франко Дзеффирелли еще слушает его удивительные истории. И всему верит… Даже тому, что он сын русского промышленника, которому принадлежала железная дорога от Санкт-Петербурга до Одессы, что сбежал в Позитано после дуэли с родственником царя из-за балерины, звезды петербургской сцены. Хотя… Дуэли, конечно, не было. А балерины были. О, какие балерины! Семенов оглядел комнаты, заставленные старыми вещами. Так устроен мозг: с годами лучше помнишь то, что было давно. И не можешь вспомнить, что ты ел сегодня на завтрак. Вот здесь, в этой гостиной она сидела. Приехала к Мясину. На репетицию – он тогда еще мечтал устроить на острове свой театр. Но разыгрался страшный шторм. И добираться на остров на лодке было опасно. Так думала эта прекрасная, тонкая, как веточка, девочка. Не знала она, что остаться наедине с Семеновым в его мельнице – куда опаснее, чем оказаться среди волн! Или вот еще воспоминание. Вот здесь, прямо посреди этой гостиной Дягилев смертельно ссорится с Мясиным. Он приревновал его к Клавелю. Поэт Клавель решил отомстить своему возлюбленному – Таволато, который изменил ему с Кокто. Ну и приударил за Мясиным. А Мясин так устал от диктата Дягилева, что ответил на ухаживания «швейцарского гнома». Да, страсти тогда здесь бурлили! А как Дягилев орал на Мясина, когда тот решил купить острова! Он просто возненавидел Ли Галли. Потому что понял: Мясин покупает не место для дома, а свободу. От него, своего Маэстро. И ведь не ошибся. Мясин от Дягилева сбежал к балерине. Потом поменял еще двух жен. И со всеми жил на этих островах. Возлюбленные Дягилева всегда изменяли ему с женщинами… А там, в спальне, Пикассо впервые познал свою любовь Хохлову. Уж как ее уламывал! И все время лихорадочно рисовал ее профиль на чем придется – обрывках газеты, книжках, салфетках. Ну и уломал на свою голову. А сколько здесь было выпито! Наверное, собери все вино, что лилось здесь эти годы, – будет еще один Амальфитанский залив! Семенов плеснул себе самогонки, и снова придвинул листок с завещанием: «На оставленные мною деньги прошу памятника мне не ставить. А каждый год собирать всех, кто меня помнит, и устраивать веселое застолье – пока деньги не кончатся.» – Вот интересно, – подумал Семенов. – На сколько раз хватит Тею? Отъезд домой – Веселые поминки вдова устроила всего один раз. Похоронила Семенова на местном кладбище. А на все оставшиеся деньги поставила ему бронзовый бюст, – закончил Андрей свой рассказ. – Женщины никогда не делают то, о чем их просят мужчины! – вздохнул Власик. – Зато мужчины всегда делают, что захотят! – парировала Машка. Остаток вечера прошел мирно: Марина к столу не вернулась, Тамара берегла силы для новых схваток. Анжела жевала рукколу, жена итальянца, улыбаясь Лоренцо, сквозь зубы жаловалась нам на жизнь: ей осточертело каждые выходные встречаться с родней мужа и по пять часов поедать нескончаемую пасту. Игорь шутил, в основном с Машкой, а Власик и воблоглазый о чем-то болтали. – А он кто? – спросила Эля у Анжелы, показывая на Гену. – Бизнесмен. У них с Игорем дела. Но сам он считает себя отличным антикваром. С ним тут все советуются, когда какое-нибудь старье или драгоценности покупают. Он хвастает, что любую подделку отличит. По-моему, врет. Вот у меня колье – кучу денег стоило. А он только губы так скривил: в следующий раз советуйтесь до покупки! Ага! У него же никакого вкуса! Подумаешь – искусствовед по образованию. А сам вообще в красоте не разбирается! Я посмотрела на противного мужика по-новому. Для человека с бесперспективным образованием искусствоведа он неплохо преуспел в жизни. – Не хочу вызывать вам такси – у нас сейчас такие лихачи появились. Костя вас отвезет! – сказал нам Игорь, когда последнее пирожное тирамису исчезло в бездонном Машкином желудке. Гости побрели к своим машинам на стоянку перед домом, Анжела махала Машке как родной. – А вас, Геннадий, я попрошу остаться! – сказал антиквару Власик голосом киношного Мюллера. – Завтра созвонимся – надеюсь, у меня будут новости, – сказал Эле на прощанье Игорь. Но новости оказались у нас, и значительно раньше… * * * …Костя потряс мое воображение, хотя потрясений хватало и без него. К шикарной «ауди» вышел парень ростом метра в два, с широченными плечами и буграми мускулов – вылитый Геракл. Да он и напоминал изваяние: молчаливый, с неподвижным скуластым лицом: огромные темные раскосые глаза, черные густые волосы, чуть вывороченные губы – я подумала, в его родословной не обошлось без монгольских кровей. Обычно такими бывают красавцы-злодеи в дешевых боевиках. – Говорят, вы шаман? – попыталась Машка завязать беседу. Но Костя ей не ответил и до самого Амальфи не проронил ни звука. На месте Марины я бы тоже его боялась. Дверь отеля мы открыли своим ключом. Внутри было темно и тихо: дежурные уходили ночевать в другой корпус. Даже страшновато заходить. Машка протянула руку, зажгла свет, и мы сделали бросок к номеру Эли. – Что-то я не вижу на ручке своего волоска! – озабоченно сказала Машка, любительница детективов. – Горничная делала уборку, – успокоила я ее. И себя. Мы осторожно заглянули внутрь. Никого. Эля включила лампу – она давала блеклый линялый свет. На первый взгляд никаких следов чужого присутствия кроме вынесенного мусора мы не обнаружили. Эля прошлась по комнате, проверяя, все ли на месте. И вдруг вскрикнула. Дверца сейфа была открыта. Кто-то ее плотно прижал, но не ввел код. И когда Эля взялась за ручку, дверца распахнулась, показывая нутро. А ведь мы точно сейф запирали, Машка для контроля еще и за эту самую ручку подергала. Мы заглянули внутрь. Деньги были целы. Рисунка не было. – Смотри, что еще пропало! – деловито сказала Машка: она умеет собираться в минуты опасности. Эля в каком-то ступоре еще раз прошлась по комнате. Из вещей исчез ноутбук Якова. Все остальное осталось нетронутым. – Идем к нам! – скомандовала Машка. – Постель только с собой возьми. У нас там есть диванчик. Одна ты тут от страха сдвинешься. Через пять минут мы сидели у нас на террасе. Было душно, но меня как-то познабливало. Все время чудились за спиной чьи-то шаги. – Это Игорь. Или Власик. Или они оба, – сказала Машка. – Больше некому. Они расспрашивали Элю про рисунок. Власик еще сказал: надо посмотреть. Вот их люди и посмотрели. Никто, кроме этих беглых олигархов, не оставил бы в сейфе деньги. – Зачем им было тайно лезть в сейф? – не согласилась Эля. – Попросили – я сама бы все отдала. Мне Власик обещал помочь сделать справку об утере паспорта. Чтобы я могла улететь. Я готова улететь хоть сейчас. Пусть все забирают. Все равно Якова, наверное… Тут она опять захлюпала носом. – Не реви. Видишь, они думают, он сбежал. Если это тебя утешит. Нет, все сходится. Власик и антиквара попросил остаться. Рассматривают сейчас небось рисуночек. А ведь это, девчонки, был Пикассо. И мы держали его в руках… – Допустим, – сказала я. – Но сколько может стоить такой рисунок на салфетке? Наверняка не миллионы. Они от этих денег сильно богаче не станут. Чего их так от него колбасит? – Дурочка! Это же знак того, что Яков и правда нашел семеновский архив! А там могут быть ценности посерьезнее! И еще какие-то письма Красовский ищет… Давайте я ему позвоню. Как ни в чем не бывало. Расскажу, что Элю очень странно ограбили. – Тебе лишь бы ему позвонить! – сказала я. – А смысл?