– Нет, Лена. Ваньку из-за нас… Вот теперь я наизнанку вывернусь, чтобы поймать этих сволочей! Машка опять достала телефон. – Власик, Соне тоже может грозит опасность. – Почему? – Она что-то видела! Кого-то боится. Потому и заперлась. Охранник ненадежный. – Хорошо, я разберусь, – вздохнул Власик и нажал отбой. Через пять минут – до участка тут было недалеко – черная машина с надписью «Карабинеры» уже въезжала во двор. Казавшаяся безлюдной улица и вроде бы пустые квартиры ожили: вокруг нас столпился народ, а из окон повыглядывали расплывчатые лица. Допрашивать нас начали прямо во дворе, мы только упросили стража порядка – молодого, буйнокудрого красавца – отойти в тень. Потом мы поехали в участок для составления протокола. И всю короткую дорогу по раскаленным узким улочкам я думала о Косте. Если не брать в расчет итальянскую мафию… Такой силы удар из наших знакомых мог нанести только он. В поисках утраченного Костя шагал быстро, размашисто, раздвигая прохожих, как ледокол льдины. Идти было далеко. Но такси он брать не хотел. Дорого. Но нет, даже не потому. На самом деле его тошнило от одной мысли, что придется объясняться с водителем. Можно, конечно, написать адрес на бумажке. Но здешние таксисты разговорчивые. Тут же спросит: – Руссо? Москау? И начнет: – Водка, Путин, давай-давай. Нет, лучше уж пешком. Но надо успеть. Он слишком поздно догадался. Да, она не придет. Но зачем было сидеть, ждать? Когда ей угрожает опасность. Раз уж ничего не вернешь… Надо сделать так, чтобы она уцелела. Не наделала бы еще большей беды. Противный дребезжащий голос внутри подпевал: беды, беды… Шелест смерти он вчера услышал, когда о ней подумал. Ровный мышиный шелест. Это плохо. Очень плохо. Он не хотел снова остаться совсем один. Их почти ничего не связывало. Кроме этой вот отстраненности от других. И если бы она сама не сделала первый шаг, он никогда бы не решился к ней подойти. Чувствовал: нет у нее к нему настоящей любви. Злое сердечко занято не им. А прикипел. Больше никому оказались не нужны ни его привязанность, ни его тело. Только умение снимать боль. Она в нем нуждалась. У нее тоже никого не было, кто мог бы пожалеть. Это иногда важно – не любовь. Жалость. Так подбирают воробышка со сломанным крылом и любовно выхаживают, даже если тот клюет руку. А он даже не уверен, что все сделал правильно. Ну и еще. Старичка-шамана увидел он ночью во сне. «Говорил тебе – не ходи туда. Застрянешь между двух миров! – прошамкал старичок. – Нельзя жить на границе. Выбирай: туда или сюда». Засмеялся тихонько. И исчез. Костик и сам знал: застрял он пробкой в горлышке бутылки. Звали его недавно посвященные. Не пошел. Как ее тут одну бросишь? Но и от дара своего не отказался. Иначе не сможет ей помочь. Надо сначала здесь все закончить. Того, что он сделал, не хватит, чтобы стереть тихий мышиный шелест. Почему только он все громче звучит? Даже когда думаешь не о ней? Привет от Эли – Карабинер у них симпатичный. Но не орел! Ничего толкового не спросил, – мрачно сказала Машка. Я ждала ее под дверью: меня позвали на допрос первой. Я рассказала, как договорились: ребята пригласили нас посидеть, выпить вина, мы пришли – а там такое. Гошины бутылки отлично подтверждали нашу версию. Поэтому мой допрос закончился быстро. Дольше всех пытали Гошу: нет ли у Вани врагов, что могло быть на компьютере. Гоша сказал, что ничего там ценного не было. Вышел он в полуобморочном состоянии. И почти сразу начал причитать: – Я туда не вернусь. Я туда не вернусь. Я уже решила, что нам придется давать Гоше приют, как у него звякнул телефон. Актриска, которой он успел по дороге разыграть в лицах страшную новость, была готова немедленно утешить режиссера в свои объятьях. Туда, в общежитские объятья, Гоша и выехал на вызванном такси. Нас он подбросил до пляжа. …Солнце оплывшим желтком смотрело на нас с медленно остывающего неба. Море лениво отдыхало от зноя и нежно голубело. На пляже была пересменка: кто-то считал, что еще день, и продолжал купаться. Кто-то решил, что уже вечер, и усаживался в ресторанчики. Машка плюхнулась за один из свеженакрытых столиков. И я даже рассердилась. Как можно думать о еде! Но Машка была сосредоточена и серьезна. – Лена, я работаю, – непривычно строго сказала она мне. Достала телефон. И нежно заворковала по-английски: – Я соскучилась! Нам нужно верное мужское плечо! Свободен? Отлично! Ждем! – Какому это плечу ты звонила? – удивилась я. Машка устало посмотрела на меня. И ответила свое. – Эля ведь могла отсюда и не уехать. Или руководить сообщником издалека. Тем же Костей. Чтобы улики зачищал. С кем она встречалась тайно от нас на вилле? А? Говоря все это, она автоматически макала теплый дырчатый хлеб с хрустящей корочкой в пахучее оливковое масло, посыпанное солью и черным перцем. И подливала себе прохладного зеленого вина. Мне никакая еда в рот не шла, я потягивала холодный апероль. Хотя хотелось тупо нажраться водки. – Маша! Все. Я больше не могу. Завтра улетаем. Сегодня вечером поменяю билеты, и… – О! Привьет, Машья! Чао, Льена! К нам от бара несся Роберто. Даже без капитанской формы – в белых брюках и синей рубашке – он был хорош. Темные кудри, огненно-горячие очи и рельефные мускулы. Не мужик – мечта Микеланджело. Я смотрела на него как на посланца иных миров. Путешествие на Капри, даже поездка на Ли Галли были в другой жизни. До убийств. Но Машка лучезарно улыбнулась и даже чмокнула Роберто в щеку, отчего он трогательно смутился. – Садись! – пригласила она его. – Хочешь вина? – Я сам закажу! Выбор вина – дело мужчин! – заторопился Роберто. – Нам уже хватит! – пискнула я. Но через несколько минут в ведерке со льдом отдыхала еще одна запотевшая бутылка, а на столе появлялись тарелки с брускеттой, тартаром из тунца, мелкими жареными рыбками, маринованными баклажанами, оливками, колбасами, белым снежком моцареллы. Я решила, что Машка хочет заесть и запить горе. И хотя ухаживал Роберто за подругой, мне было приятно находиться под его ласковым покровительством. – Ночной клуб. Пойдем сегодня? Вам надо развеяться. Отвлечься! – даже рассказ о сегодняшних ужасах не смог загасить его кипучую радостность жизни. Но оказалось – Машка не врала. Она и в самом деле работала. Потому что вдруг нежно прильнула к плечу красавца, заглянула ему в глаза: – Когда ты Элю отвозил – она к тебе не приставала? А, дорогой? Ни о чем не просила? Куда ты ее отвез? Роберто довольно хохотнул и вдруг стукнул себя по лбу: – О! Машья, я совсем забыл! Она же просила вам передать! Вылетело из головы. Она сказала: передай Машье и Ленье, что я прошу прощения. Чтобы вы не обижались. Типа так. А отвозил я ее в Амальфи. Еще удивился – вы же вроде у Игоря в Позитано живете. – Больше вы ни о чем не разговаривали? Вспомни! – Ты ревнуешь? – Роберто обхватил Машку за плечи. – Что она тебе сделала? Почему прощенья просила? И начальник про Элью спрашивал… Я поняла, что кражу денег Власик решил держать в тайне. И еще одно. Если бы Эля убила Игоря, вряд ли бы она решила перед нами за это извиниться. Я даже немного выдохнула: мысль, что мы дружили с убийцей, обжигала сердце. Но Машка еще допрос не закончила. – Милый! Говорят, капитаны очень наблюдательны. Давай проверим. Ты ничего необычного в Эле не заметил? Может, она что-то спросила? Сделала? Думай! Роберто вытаращил глаза: ему казалось, это поможет думанью. Было видно, как немногочисленные извилины тяжело ворочаются в его античной лепки голове.