– Дура. Тебе что, нравилось, как он тебя топтал? Любовниц в доме селил. Ты им чай наливала. Нравилось? Может, ты мазохистка? Марина размахнулась через стол и неловко влепила Власику оплеуху, чуть не опрокинув отодвинутую на край вазочку с белыми цветами. Он потер щеку. Усмехнулся. – Правильно. Женская логика. Он тебя уничтожал. А бьешь ты меня. Всю жизнь – бьешь меня. И любишь его. За что? Он же был мудак, Марина. Законченный мудак. Бабник. Трус. – Ты просто не можешь ему простить. – Чего? – Того, что он всегда был первым. А ты – вторым. – А ты какой у него была? Сотой? Тысячной? – Знаешь, как говорят: лучше есть торт со всеми, чем говно одному. К мужчинам тоже относится. – Ну, Игорь-то и говном не гнушался. Трахал все, что шевелится. Я думал, тебе это надоело. – Мне бабы его надоели. Не он. А, чего теперь. Марина сделала большой глоток. – Не притворяйся! – Власик повысил голос, чего с Мариной никогда себе не позволял. Не так он представлял себе этот разговор. Совсем не так. – Ты рада, что его нет. Рада! Думаешь, я не видел, как ты лезла на стену? Тамарка ладно. А вот Полина… Он ведь все бы ей отдал. Все, Марина! Чего тебе никогда даже не предлагал. Тебе на свадьбу – брачный контракт. Ей – целый остров. Это тебе нравилось? Только вот мне не свисти! Ты сейчас бы уже по потолку бегала, глядя на их брачные танцы. Билась бы у меня на груди: что делать, что делать! Марина резким движением запахнула халат. – Посмотри вокруг себя. Дурочка. Где все твои друзья? – Убиты… – мрачно хмыкнула Марина. – Тамарка тебе была друг? Полина? Костик этот тупоголовый? Никому ты не нужна. Кроме меня. И ты это знаешь. Сколько лет я тебя жду? – Выходит, не меня. Игореву смерть. – Не выдумывай. Будь он жив – для тебя все равно как помер. Посмотри, до чего он тебя довел. Выкинул твою жизнь на помойку. А ты теперь о нем плачешь?! Марина подлила себе из бутылки. – Я о нем не плачу. Я о нем пью. – Короче. Хватит. Собирайся. Уедем отсюда. Попутешествуем. Я даже спать с тобой не буду. Пока сама не попросишь. Что дальше делать, потом решим. Надо начинать новую жизнь. – Анжелку куда же? – Не твоя забота. Не обижу. Оставлю денег, разведусь. Ты, кстати, знала, что твой муженек и с ней переспал? Марина отставила стакан. – С Анжелкой?! – Что ты так удивилась? Да, с моей женой Анжелкой. Он с детства у меня все забирал. Игрушки. Ручки импортные. Девок, когда мы постарше стали. Только я с какой-нибудь кралей познакомлюсь – все. Игорь с ней уже спит. Тебе ли не знать, дорогая. Я Анжелку придурошную нарочно выбрал. Из парикмахерш взял. Думал, на такую не польстится. Нет. Башку ей свинтил. Попользовался. И усвистал по жизни, смеясь. Мо-ло-дец. Где у тебя стаканы? Себе тоже плесну. – Вот козел! – хмыкнула Марина. – Надо же… С Анжелкой… – И что я за него два года отсидел, даже не вспомнил. Власик открыл дверцу навесного небесно-голубого шкафчика, достал стакан, налил себе виски. Развалился в кресле, широко расставив ноги. – Зачем же ты на него работал? Плюнул бы ему в рожу. И свалил. – Ты не знаешь? Не ври. Все ты знаешь. Из-за тебя, моя лапушка, из-за тебя. Ждал, когда у тебя глаза откроются. Ты же меня использовала. Когда надо – притягивала: ой, Власик, родной, помоги! А как он чуть поласковее глянет – отталкивала. Стерва ты все-таки, Маринка. – Подожди. А это не ты его… – Даже не начинай. Меня и так эта журналистка достала. Кто его столкнул – сами на дно пропасти свалились. Полинка поспешила. Решила, что имущество у нее уже в руках. И Костик этот… Сколько на свете идиотов. Давай, Марина, выпьем. За его упокой. Выпьем. И все забудем. Хватит себя гробить. Деньги его я тебе верну. По-тихому. Сучку эту Элю… Короче, накажу. Все у тебя будет. И надежа, и опора. Держись только меня. Я человек серьезный. Власик вытащил из вазы один похожий на ромашку цветок. И шутливо засунул его себе за ухо, скорчив рожу. Смех – самый быстрый путь к сердцу женщины. После денег. – Не надо! – Марина встала с кресла, чуть покачиваясь, подошла к окну, посмотрела на море, где вдали многоточием чернели острова Ли Галли. – Чего не надо? – Власик вытащил цветок, расслабленно улыбнулся: казалось, наконец все идет правильно. – Ничего не надо. Совсем. Марина обернулась. – Я тебя не люблю. Даже не так. Ты мне противен. От-вра-ти-те-лен. Понял? Ты в подметки ему не годишься. Ненавижу вторых, которые вдруг решили, что они первые. Просто потому, что место освободилось. Власик, опустив голову, механически растирал лепестки цветка между пальцев. Марина смерила его по-царски пренебрежительным взглядом. Добавила: – Если я и начну новую жизнь… То не с тобой. Влас поднял глаза. – Надо же. Думал, врет Анжелка. Про тебя и Андрея. Марина несколько секунд помолчала. Потом сказала: – Ты хотел уволиться? Ты уволен, Власик. Быстрым шагом зашла в соседнюю анфиладную комнату. И закрыла за собой дверь. Кто ищет… Машка ворвалась на виллу, заскочила в гостиную – никого. Пронеслась ураганом по комнатам – пусто. Наконец заколотила в дверь Марининой спальни: – Откройте! Срочно! Тишина. Машка скачками побежала вниз, в бильярдную. Там наконец наткнулась на первого живого человека: садовник из мигрантов состригал перед входом увядшие гроздья алых плетистых роз. – Власика не видели? – спросила Машка по-русски, потом по-английски. Но улыбчивый темнокожий бой только покачал головой: моя твоя не понимай. – Марина. Где? – Машка обвела вокруг руками. – Малина, Малина! – закивал садовник. И указал на нижнюю террасу. Она действительно сидела там на кресле под огромным зонтом. – Мне нужен Власик, – запыхавшись, выдохнула Машка. Марина подняла глаза. Они были красные, но на этот раз не от виски. Просто зареванные. – Теперь с этим не ко мне. – То есть? – Я его уволила. Что неясно? Неясного было много, но сейчас не до того. – Тогда отдайте распоряжение сами: охранники должны отпустить Соню. Власик приказал ее сюда доставить. Но Соня не хочет.