– Нет, – качает головой Дэнни. – Не хотел, чтобы меня считали сумасшедшим. – Ты думал, что сходишь с ума? – Да. Мне часто не спалось по ночам, поскольку каждый раз, закрывая глаза, я слышал крик мамы и видел… видел… – Ничего страшного, вспоминать не обязательно. – Хорошо. – Он с облегчением выдыхает. – Я чувствовал себя ужасно – плохо спал и всего боялся. Однажды мы с папой пошли в супермаркет, и вдруг я принял чужую женщину за маму – она толкала тележку, в которой сидел ребенок, и я едва не кинулся ее обнимать, но быстро понял свою ошибку. Тем не менее, хотя бы на мгновение представив, что она на самом деле жива и у нее новый ребенок от Джона, я почувствовал себя гораздо лучше. Поэтому я… я убедил себя, что это действительно была она. Когда кто-нибудь в школе спрашивал, почему мама меня больше не подвозит и не забирает, я отвечал, что у нее новая семья. – Тем не менее твои близкие друзья и Онор знали правду. – Конечно. – Дэнни кивает. – Их родители рассказали им о смерти мамы, только я запретил кому-либо об этом упоминать. Когда Джефферсон о ней заговорил, я кинулся в драку. – Значит, ты пытался контролировать свои чувства, контролируя то, как тебя видят другие? – Наверное. – И как, по-твоему, это повлияло на твои отношения с людьми? Он тяжело вздыхает. – Вы имеете в виду с Онор? – Как бы ты описал свои отношения с ней? – Пытался ли я ее контролировать, вы об этом? – Нет, я не об этом спрашивала. – А стоило бы, потому что именно это я и пытался делать. Еще три недели назад я бы этого не признал, а теперь могу. Я был собственником, ужасно ревновал и отчаянно боялся, что она меня бросит. – Как сейчас Онор? – Мы расстались. – У произошедшего на острове были негативные последствия? – Разумеется. Мама Онор хотела заявить на меня в полицию – говорила, что я заслуживаю срок за содеянное, но ее отговорили. – Твои друзья? – Другие родители. Они сказали, что смерть Анумана сильно растревожила мою психику и со мной случилось временное помешательство. Однако они велели мне обратиться к специалисту. Вот почему папа записал меня к вам. – Я немного о другом тебя спрашивала… Как поживает Онор после спасения с острова? – Она не хочет со мной видеться, не хочет разговаривать. Мэг тоже. Я их прекрасно понимаю. – Дэнни пожимает плечами. – Моим действиям нет оправдания, не знаю даже, смогу ли я сам себя когда-нибудь простить. – А остальные друзья? Они тебя поддерживали? – Да. Джесси. Она часто мне звонит. И Джефферсон иногда пишет… пытается понять. Думаю, Майло тоже, просто… – Дэнни смаргивает слезу, – он все еще злится. Неудивительно, я ведь чуть не убил его сестру. – Ты был не в себе, Дэнни. У тебя был нервный срыв. – Почему? – Скорее всего смерть гида на твоих глазах стала для тебя огромным шоком и вызвала воспоминания о смерти мамы, которые ты подавлял в течение многих лет. Произошедшее разрушило выстроенный тобой безопасный, контролируемый мир. Рухнули все ментальные стены, в эмоциональном плане ты как будто вновь стал тем испуганным девятилетним мальчиком, повсюду видящим опасность. – Почему этого не произошло с Джесси, у которой брат умер на ее глазах? – Возможно, потому что она была старше. Или она просто иначе переживает трагедии. Люди очень разные, Дэнни, и по-разному реагируют на одни и те же события. Неизвестно, почему у кого-то развивается посттравматический синдром, а у другого в той же ситуации – нет. Главное, пойми – тебе нечего стыдиться. Ты был психически нестабилен. Дэнни обдумывает слова психолога и пожимает плечами: – Значит… Из-за смерти Анумана я видел, как фобии ребят воплощаются в жизнь? – Да. И ты не знал, как себя защитить. Ты не смог придумать историю, которая спрятала бы тебя от опасностей, поэтому вышел на войну со своими страхами. – И похитил собственную девушку. – Поскольку был убежден, что ее пытаются у тебя отнять. Ты каким-то образом пытался сделать то, чего не смог сделать в девять лет со своей мамой. Ты хотел защитить себя от боли. Видишь логику? – Да. Хотя нет. Не знаю. Психолог сочувственно улыбается. – Нам еще многое предстоит обсудить на будущих встречах. Дэнни сцепляет руки на коленях. В голове застрял вопрос, который он хочет задать весь сеанс, однако страшится ответа. – В чем дело? – тихо спрашивает психолог, словно почувствовав его нерешительность. – Что тебя беспокоит? – Как вы думаете, я… – Он заставляет себя поднять на нее глаза. – Я чудовище? Псих? Она тихо качает головой: – Нет, Дэнни. Вовсе нет. От этих слов у него вновь начинают литься слезы. Глава 37 Джесси Полтора месяца после возвращения с острова Я присаживаюсь на корточки рядом с могилой и провожу пальцем по надгробию брата. «ТОМАС АРТУР ХАРПЕР ЛЮБИМЫЙ СЫН И БРАТ» Я впервые пришла на его могилу. Раньше никак не могла решиться. Однако сегодня утром я проснулась с неожиданной уверенностью, что мне необходимо навестить брата. Весеннее солнце мягко согревает щеки и освещает первые почки на листьях. Я кладу маленький букет из нарциссов и тюльпанов на подстриженную зеленую траву. – Знаю, ты не любитель цветов. Просто я хотела тебе что-нибудь принести. По дороге сюда в голове крутилось столько слов, а теперь они все куда-то испарились. Сердце выбивает брату собственное послание, каждый твердый удар наполнен любовью. Дэнни не единственный, кто теперь ходит к психологу. Я тоже начала. На наших встречах я много говорю и еще больше плачу. Сперва я злилась: злилась на Тома, на себя и на врача, который отказывался давать мне волшебные таблетки, способные моментально забрать боль. Вот только не существует ни таблеток, ни капель, способных унять боль потери, а время вовсе не лечит. И все же я учусь дружить со своими чувствами, не позволяя им раздавить меня своей тяжестью. Я заново привыкаю доверять, любить не только других, но и саму себя. Вставая, я чувствую на себе чей-то взгляд и оборачиваюсь: по дорожке ко мне приближается Майло, засунув руки в карманы и неуверенно улыбаясь. Когда я улыбаюсь в ответ, на его лице отражается облегчение. Мы не торопим события, узнаем друг друга постепенно и даем себе пространство, в котором оба нуждаемся. Я оглядываюсь на могилу брата. Сегодня мой восемнадцатый день рождения. В детстве он всегда первым врывался в мою комнату с утра, запрыгивал на кровать и кричал на ухо: «С днем рождения!» Поэтому мне казалось столь важным прийти к нему именно сегодня. Зажмурившись, я представляю лицо брата – ярко-голубые глаза, грубая щетина на подбородке, волнистые волосы и теплая улыбка. Благодарности