Дэйв спустился в клуб в полшестого, взял пинту и вписал свое имя в таблицу. Он был четвертым. Он не будет больше пить до конца игры, у него от этого сбивался фокус, и это была не дружеская встреча, матч был важный. Он увидел пару других игроков у бара и присоединился к ним. Они выглядели очень прилично — чистые рубашки, чистые джинсы или брюки со стрелками, волосы уложены и напомажены. Они настраивались, входили в боевой режим. Он тоже постарается. Они должны победить. Он поднял свой бокал. Они поддержали. — За нас, — сказал Дэйв. — И чтобы мы их размазали. — За тебя, Дэйв. Они были сосредоточены. Они были готовы. Это все, о чем каждый из них сейчас думал. Пятьдесят восемь — Выпьешь бокал вина, пап? Оно нормально сочетается со всеми твоими лекарствами. — Я сам это прекрасно знаю, спасибо. — Или скотч? — Кирон показал ему бутылку «Фэймоус Грауз». — А у вас есть односолодовый? — Есть. «Лафройг»? — Для меня он слишком торфяной. Я буду «Грауз». Кирон выразительно глянул на Кэт, пока искал еще один стакан в шкафу. Она знала, что его подмывает, но кто мог его винить? Ее отец всегда был несдержанным, а во время болезни стал откровенно грубым — причем со всеми, кроме Феликса, который был его любимчиком, его зеницей ока, который не сделал ничего дурного с момента своего рождения и никогда не произносил больше пяти слов в присутствии своего деда. — Вода или содовая? — Плесни воды. Льда не надо. — Как вы себя чувствуете, Ричард? — спросил Кирон, ставя стакан с виски на стол перед ним. — Устал, но в целом довольно неплохо, но это не благодаря ужасному лечению в моей старой больнице — неправильные препараты, которые дают в неправильное время, жуткая еда, тринадцатилетние администраторы, вечно отсутствующие врачи и упавшие ниже плинтуса стандарты гигиены. Их этому вообще больше не учат? — Проблема в том, что уборкой помещений теперь занимаются сторонние частные подрядчики. И, неизбежно, контракты с ними заключают по самым низким тарифам. А когда такое происходит, самим этим конторам приходится урезать расходы, чтобы получить хоть какую-то прибыль. Они платят сотрудникам по минимуму, и их слишком мало, чтобы выполнять работу на достойном уровне. Чего ты ожидал? — Кэт сидела на диване и крутила в руке бокал совиньона, а у нее на коленях мирно лежали Вуки и Мефисто. — И мы с тобой, наверное, тоже выглядели тринадцатилетками для пожилых пациентов, когда были младшими докторами. — Не пытайся поднять мне настроение. — Даже в мыслях не было, пап. Ричард немного подержал виски во рту, чтобы распробовать его, но потом сказал: — Кстати, надеюсь, мне теперь не слишком долго придется вам навязываться. — Ты совсем не навязываешься, ты был болен. — А теперь выздоравливаю. Так вот — дом мы сдаем более чем приемлемым жильцам, и до конца срока остался еще месяц, но, если его научная работа здесь продлится, я полагаю, они захотят продлить договор. Я буду этим полностью доволен, потому что я не хочу возвращаться туда. Он слишком большой, и там слишком много воспоминаний. Я думаю над тем, чтобы переехать в другое место. — В дом поменьше? — Нет. Ты помнишь старый роддом, Эскот Курт? — Припоминаю. Его разве не переделали в частный дом престарелых? — Да. Кошмарное место. Его закрыли, и правильно. Какое-то время он пустовал, но я прочел в «Газетт», что его купил частный девелопер и теперь строит там роскошные квартиры — всего восемь на весь дом, и исключительно для людей за шестьдесят. Кэт медленно поглаживала Мефисто по спине. Что она должна сказать? Сразу хвататься за идею или категорически ее отвергать не стоит. Нужно понаблюдать за ним. — Вы хотели независимости, Ричард, — заметил Кирон, — а не принудительной социализации. — Конечно же, нет. Но если она будет добровольная — совсем другое дело. Я бы хотел одну из самых больших — с зимним садом на террасе. Там очень приятный район вокруг дома, насколько я помню. Я уже звонил туда пару раз. Наверное, я куплю там квартиру в самое ближайшее время. Но пока продавать Галлам Хауз не буду. Я подумал, что вы должны знать о моих планах. — Звучит неплохо. И не очень далеко отсюда. — Но и не слишком близко. — Я удивлена, что тебе вообще пришло в голову о таком подумать. — Чтение газет и раздумья — это не недоступная для меня вещь, Кэтрин. — Очевидно, нет. — Кэт поднялась. — Я пойду поставлю овощи. Выпей еще виски, пап. — Спасибо, но нет. Может, после ужина. Она пошла на кухню, испытывая невероятное облегчение и подъем. Она правильно рассчитала, что ее отец ни словом не обмолвится о своих мыслях о следующем шаге ровно до того момента, когда опасения по поводу его возможного пожизненного с ними проживания станут реальными, а Кирон начнет плеваться угрозами и проклятьями. Кирон. Она услышала, как Сэм подходит к дому по дорожке в тот же самый момент, как зазвонил телефон Кирона, который он оставил на кухонном столе. Она его взяла, тихо выругавшись, и понесла ему, по дороге столкнувшись с сыном. — Привет, мам! Угадай, чем я сегодня занимался? Забег в морге. Пятьдесят девять Все было нормально. Все было отлично. Все сработало. Ему, как всегда, хотелось остаться и посмотреть, увидеть, как все будет разворачиваться, почувствовать тревожное напряжение, насладиться счастливым концом, но в этот раз он не мог. Он понимал, что рисковать нельзя. У него еще была голова на плечах. Но он все равно весь горел. А потом случилось это. Уже по пути обратно он перелезал через высокие ворота четырьмя улицами ниже, за которыми был пустырь. Он перелезал через разные ворота — и более неудобные, и более высокие — сто раз, и это было совсем не сложно, но потом его нога за что-то зацепилась, и он не успел ухватиться, а просто рухнул вниз и очень неудачно приземлился: одна нога оказалась под ним, рука вывернулась. Боль была невыносимая, и он громко закричал, не смог сдержаться. А потом он отключился. Сначала он не мог понять, где находится и кто и почему разговаривает с ним. Они снова и снова спрашивали его имя, и он почувствовал запах дыма, и тут боль в его ноге и лодыжке усилилась. Вокруг было много шума — голоса, сирены. Желтые и оранжевые языки пламени в его глазах и в небе. На него что-то положили. — Никуда он не денется. И тут он вспомнил, но лучше от этого не стало: ведь он не мог двигаться из-за боли. Ему надо было бежать, но он не мог бежать, и через какое-то время, после огромных клубов дыма, — снова голоса и нависающие над ним лица, спрашивающие его имя. — Вы слышите меня, Барри? Вы в «Скорой помощи», мы едем в больницу. Они прижали что-то к его лицу, так что он не мог ответить, но они продолжали спрашивать, а потом догадались: — Сожмите мою руку, если слышите меня, Барри. Он сжал. — Ваше имя Барри Гроув? Сожмите мою руку. Он сжал. Что-то было не так, он это понимал, что-то должно было случиться. Или не должно. Или должно будет. Просто он не знал, что. Что-то сидело у него в голове, парило в его сознании, но не могло четко обозначиться. Что-то было не так. Что-то. Ее отец пошел спать сразу после ужина, а она осталась прибираться, пока Кирон и Сэм смотрели матч «Черси» против «Тоттенхэма»: поскольку никто из них не болел ни за одну команду, они могли спокойно наслаждаться игрой без накала страстей. Она до сих пор не могла оправиться от шока, в который ее повергло объявление ее отца. Когда он поднялся наверх, Кирон поздравил ее, подняв большие пальцы вверх с широченной ухмылкой. Ее отец всегда был человеком, который сам принимает за себя решения и крайне резок со всеми, кто пытается его переубедить. Но сейчас она даже не думала этого делать. Он будет наслаждаться совершенно иной жизнью в новой квартире, и не важно, заведет или не заведет он друзей, но он будет в безопасности и достаточно близко, если вдруг кто-то из них ему понадобится. — Все отлично складывается, — сказал Сэм, зайдя на кухню за пивом для Кирона и пирогом для себя. — Кроме мнения деда, что я не должен быть санитаром. — Он так сказал? — Да. Мне кажется, он думает, что это отражается на нем. Кэт хмыкнула. — Штука в том, что его уже никто не помнит. — Сэм, только ЕМУ об этом не говори. — Больно надо. Ой, Кирон, извини. Все нормально, я держу.