Привет, пап! (машет лапкой) Глава 1 Когда мы получили письмо, мама была на седьмом небе от счастья. Она уже размечталась, что наши проблемы навсегда остались в прошлом. Основной загвоздкой в ее блестящем плане оказалась ваша покорная слуга. Не то чтобы я была особенно строптивой дочерью, просто всему есть предел. Не хотела я вступать в королевскую семью. И Единицей становиться тоже не хотела. Даже не думала пробовать. Я спряталась в своей комнатушке – единственном месте, где можно укрыться от гомона многочисленных родственников, – и попыталась найти какой-нибудь довод, способный поколебать матушку. Все, что у меня имелось, – это набор твердых убеждений… Едва ли она прислушается хотя бы к одному. Таиться и дальше было невозможно. Дело шло к обеду, а обязанность готовить его возложена на меня как на самую старшую из оставшихся в доме дочерей. Я заставила себя вылезти из постели и отправилась на растерзание. Мама встретила меня мрачным взглядом, однако ничего не сказала. В молчании мы сновали по кухне и столовой: приготовили цыпленка, пасту и яблочные дольки, накрыли стол на пятерых. Поднимая глаза, я всякий раз натыкалась на испепеляющий взгляд матери, призванный, видимо, устыдить меня и заставить одуматься. Время от времени она прибегала к этому приему. Например, если я отказывалась браться за какой-нибудь заказ, потому что желающая нанять нас семья славилась грубостью. Или если она хотела, чтобы я сделала генеральную уборку, когда мы не могли себе позволить пригласить для этих целей кого-нибудь из Шестерок. Иногда ее тактика срабатывала. Иногда нет. Но в данной ситуации я готова была стоять насмерть. Она терпеть не могла, когда я упрямилась. Впрочем, эту черту характера я унаследовала от нее, так что она не должна слишком удивляться. Правда, на сей раз дело было не только во мне. В последнее время мама вообще была на взводе. Лето подходило к концу, надвигались холода. А с ними и заботы. Мама недовольно бухнула в центр стола кувшин с холодным чаем. При мысли о чае с лимоном у меня потекли слюнки. Терпение, сказала я себе: если выпить положенный мне стакан сейчас, потом придется запивать еду водой. – Ты не умрешь, если заполнишь заявку, – прорвало ее наконец. – Участие в Отборе – отличный шанс для тебя! Для всех нас. Я тяжело вздохнула: это мероприятие вполне может оказаться для меня смертельным. Ни для кого не секрет, что королевский дворец то и дело подвергался яростным атакам повстанцев. Обитатели подземных колоний ненавидели Иллеа – нашу большую и относительно молодую страну. Нам в Каролине уже доводилось видеть их в деле. Тогда дотла сожгли дом одного из членов суда, а нескольким Двойкам разбили машины. Как-то раз они устроили громкий побег из тюрьмы. Но, учитывая, что вытащили оттуда только девушку-подростка, которой не повезло забеременеть, и Семерку, у которого дома остались девять детей, невольно приходили мысли, что в данном случае правда на их стороне. Но проблема не только в потенциальной опасности. Просто любые размышления об Отборе казались мне предательством. Вспомнив о причинах, которые имелись у меня на то, чтобы оставаться дома, я не смогла сдержать улыбку. – Последние годы отцу приходилось ой как несладко, – прошипела мама. – Будь у тебя хоть капля жалости, подумала бы и о нем. Папа. Да. Я действительно хотела помочь ему. И Мэй с Джерадом. И наверное, даже маме. Слишком долго нам всем приходилось туго. Интересно, папа согласится с подобным способом поправить положение дел? Есть ли такие деньги, которые позволяют все оправдать? Не то чтобы наши дела были настолько плохи. Мы не балансировали на грани голодной смерти или что-нибудь в этом роде. Мы не нищие, нет. Но и состоятельными нас тоже едва ли можно назвать. Мы занимались искусством. А художники и музыканты находились всего лишь в трех шагах от грязи. В самом буквальном смысле – от самых низов нашу касту отделяли три ступени. Денег частенько не хватало, а доходы всецело зависели от времени года. Помню, читала в какой-то потрепанной исторической книжке, что раньше все главные праздники были сосредоточены в зимние месяцы. За каким-то Хеллоуином шел День благодарения, потом Рождество, а за ним Новый год. Впритык друг к другу. Рождество никуда не делось. День рождения божества ведь не перенесешь. Но после того, как государство Иллеа заключило мирный договор с Китаем, Новый год стали праздновать в январе или феврале, соотнося с фазами Луны. Все отдельные благодарственные торжества и дни независимости в нашей части мира теперь превратились просто в Праздник благодарности. Его отмечали летом. Мы восхваляли основание Иллеа и радовались, что до сих пор существуем. Что такое Хеллоуин, я не знала. Этот праздник не возродился. Так что по меньшей мере трижды в год все семейство в полном составе оказывалось занято. Папа с Мэй писали картины, и наши постоянные клиенты раскупали их на подарки. Мы с мамой выступали на вечеринках: я пела, а она играла на рояле. Не отказывались ни от одного заказа. Будучи помладше, я до ужаса боялась выступать перед публикой. Теперь же просто старалась слиться с музыкой. В конце концов, с точки зрения нанимателей, мы именно так и должны были себя вести: нас хотели слышать, но не видеть. Джерад пока что не нашел свой талант. Впрочем, ему всего семь. У него еще есть время. Вскоре опадет листва, и наш маленький мирок снова погрузится в хаос. Пять ртов на четверых работников. Никаких гарантий стабильного дохода до рождественского сезона. Когда я задумывалась об этом в таком ключе, Отбор казался чем-то вроде спасительной веревки, чем-то надежным, способным вытянуть меня из мрака, а вместе со мной и мою семью. Я покосилась на маму. Для Пятерки немного грузновата, что удивительно. Она не страдала обжорством. Да и объедаться нам особо нечем. Видимо, так начинаешь выглядеть, выносив и родив пятерых детей. У нее рыжие волосы, совсем как мои, если не считать многочисленных серебристых прядей. Они вдруг появились у нее в большом количестве года два назад. В уголках глаз прорезались морщинки, хотя лет ей не так уж много. Двигалась она так, словно на плечах покоилась какая-то незримая тяжесть, пригибавшая ее к земле. Ей нелегко – это я понимала. И осознавала, что именно поэтому она избрала в общении со мной тактику манипуляции. Нам приходилось постоянно бороться за выживание, но по мере того, как приближался скудный на развлечения и заработок осенний сезон, мама становилась все более и более раздражительной. Естественно, она считала мое поведение неразумным. Ну что мне стоит заполнить какую-то дурацкую заявку! Но в этом мире были вещи – важные вещи, – которые я любила. А этот листок бумаги представлялся мне каменной стеной, способной отгородить меня от того, что я хочу. Возможно, мои мечты – глупость. Возможно, им не суждено осуществиться. И все же это мои мечты. Казалось неправильным поступаться ими, как бы много ни значила для меня семья. И потом, я и так уже почти всем ради них пожертвовала. Когда Кенна вышла замуж и Кота ушел от нас, я осталась за старшую и изо всех сил старалась соответствовать. Училась урывками, если выдавалась свободная минутка между репетициями, которые занимали почти все мое время. Вдобавок к пению пыталась овладеть еще несколькими музыкальными инструментами. Но теперь, когда пришло письмо, все это перестало иметь какое-либо значение. В мамином воображении я уже была королевой. Будь я немного умнее, засунула бы куда-нибудь эту дурацкую писульку, пока не вернулись папа с Мэй и Джерадом. Но мама припрятала послание где-то в складках одежды, а затем, в разгар обеда, торжественно извлекла злополучный документ. – «Семейству Сингер», – пропела она. Я попыталась выхватить у нее письмо, но она оказалась проворней. Рано или поздно все бы узнали обо всем, но теперь они будут на ее стороне. – Мама, пожалуйста, – взмолилась я. – Хочу послушать! – закричала Мэй. Это меня не удивило. Младшая сестренка, несмотря на три года разницы, точная моя копия. Впрочем, схожи мы с ней только внешностью, но никак не характерами. В отличие от меня она общительная и неунывающая. А в последнее время еще и повернута на мальчишках. Сестра решит, что это все страшно романтично. Я почувствовала, что краснею. Папа промолчал, а Мэй прямо-таки подпрыгивала на месте от восторга. Джерад, маленькое солнышко, ел как ни в чем не бывало. Мама откашлялась и прочла: – «По данным недавней переписи населения, в настоящее время в вашем доме проживает незамужняя женщина в возрасте от шестнадцати до двадцати лет. Мы хотели бы оповестить вас о предстоящей возможности оказать честь великому народу Иллеа». Мэй снова заверещала и сжала мое запястье: – Это про тебя! – Я знаю, мартышка ты мелкая. Отпусти, переломаешь мне кости. Но она лишь цеплялась за мою руку и подпрыгивала. – «Возлюбленный наш принц Максон Шрив, – продолжала между тем мама, – в этом месяце достигнет совершеннолетия. Вступая в новый этап, он надеется обрести верную спутницу жизни в лице одной из жительниц Иллеа. Если ваша дочь, сестра или подопечная, отвечающая вышеуказанному условию, желает получить возможность стать невестой принца Максона и почитаемой принцессой Иллеа, заполните прилагаемую анкету и отправьте ее в местную администрацию. Выбранная случайным образом девушка от каждой провинции будет представлена принцу. Участниц разместят в великолепном дворце Иллеа-палас в Анджелесе. Семью каждой конкурсантки щедро вознаградят, – последние слова она произнесла с нажимом, – за заслуги перед королевской семьей». Не слушая дальше, я закатила глаза. Такова была участь королевских сыновей. Принцесс, появившихся на свет в монаршем семействе, традиционно выдавали замуж за границу, чтобы укрепить отношения с другими странами. Я понимала, из каких соображений это делается: нам нужны союзники. И все равно такая практика мне не нравилась. Впрочем, пока что мне не случалось становиться свидетельницей ничего подобного, и я от души надеялась, что никогда и не доведется. Девочки в королевской семье не рождались на протяжении вот уже трех поколений. Принцы же женились на женщинах из народа, чтобы поддержать дух, порой неустойчивый, нашей нации. Думаю, Отбор был призван сплотить население и напомнить о том, что Иллеа создано практически на пустом месте. При одной мысли о возможном участии в представлении, где спесивый сопляк на глазах у всей страны будет выбирать из кучи претенденток пустышку посмазливее, чтобы всю оставшуюся жизнь она безмолвной куклой маячила рядом с ним в телевизионных выступлениях, хотелось визжать. Что может быть унизительней? К тому же я достаточно часто бывала в домах Двоек и Троек и пришла к твердому выводу: жить среди них не хочу, а уж становиться Единицей тем более. За исключением моментов, когда нам нечего было есть, положение Пятерки вполне меня устраивало. Это маме хотелось пробиться наверх, но не мне. – А он, разумеется, полюбит Америку! Она ведь такая красавица, – восторженно заливалась мамуля. – Мам, пожалуйста. У меня совершенно обыкновенная внешность. – А вот и нет! – вклинилась Мэй. – Потому что мы с тобой похожи как две капли воды, а я очень даже симпатичная! Она так широко улыбнулась, что я рассмеялась. К тому же крыть было нечем. Мэй действительно красавица. Но дело не только в ее хорошеньком личике, очаровательной улыбке и блестящих глазах. От Мэй исходила такая энергия, такое воодушевление, что хотелось постоянно находиться с ней рядом. Мэй обаятельная, а я, по правде говоря, нет. – Джерад, а ты как думаешь? По-твоему, я красивая? – спросила я. Все взгляды устремились на самого младшего члена семьи. – Нет! Девчонки все противные! – Джерад, хватит. – Мама раздраженно вздохнула, но вышло у нее не слишком убедительно. На него невозможно было сердиться. – Америка, ты очень симпатичная девушка. – Если я такая миленькая, почему к нам никто не приходит и никто не приглашает меня на свидания? – Вообще-то, приходили, но я всех спроваживала. Мои девочки слишком хороши, чтобы достаться в жены Пятеркам. Кенна вышла за Четверку, а вы, я уверена, способны на большее. – Она сделала глоток чая. – Мужа Кенны зовут Джеймс. Хватит называть его Четверкой. И давно начали у нас бывать мальчики? Против воли я повысила голос. – Довольно давно, – впервые за весь разговор открыл рот папа. Я уловила в его голосе печальные нотки. Он сосредоточенно глядел в чашку. Интересно, что так сильно его расстроило? То, что к нам заходят мальчики? Или что мы с мамой снова поссорились? Или что я не хочу участвовать в конкурсе? Или что мне придется уехать, если я соглашусь? Он на мгновение вскинул на меня глаза, и я вдруг все поняла. Он не хотел просить меня об этом. И не хотел, чтобы я уезжала. Но он не мог не видеть плюсов для нашей семьи, если мне удастся хотя бы пробиться в финал. – Америка, не дури, – сказала мама. – Мы, наверное, единственные родители в стране, которым приходится уговаривать дочь заполнить анкету. Подумай только, какая возможность тебе представляется! В один прекрасный день ты можешь стать королевой! – Мама, даже если бы я хотела стать королевой, а я категорически против, заявки подадут тысячи девушек из нашей провинции. Тысячи. И если я каким-то образом окажусь выбранной из этих тысяч, кроме меня, там будет еще тридцать четыре девушки, которые, без сомнения, разбираются в обольщении куда лучше моего.