– Уже уходишь? – спрашивает Пеллегрини, отрываясь от документов. – Да, я пошел. Группа Бэррика уже пришла на смену с четырех до полуночи. Пеллегрини качает головой, потом обводит рукой море бумаг на столе. – У меня тут еще дела. – Работаешь по тому делу? – спрашивает Рикер. – Будто до завтра не подождет. Пеллегрини пожимает плечами. – Да брось, Том, передохни от него вечерок. – Не знаю, не знаю. А ты куда? – В «Маркет». Эдди Браун и Данниген уже там. Пеллегрини задумчиво кивает. – Если успею кое-что доделать, – говорит он наконец, – я вас догоню. Хрена с два, думает Рикер по дороге к лифтам. Хрена с два мы увидим сегодня Пеллегрини в «Маркет Баре», если он может вместо этого четыре часа биться головой о дело Латонии Уоллес. И когда через полчаса Пеллегрини входит в бар, Рикер на миг лишается дара речи. Пеллегрини вдруг без предупреждения оставил Наиважнейшее Расследование и пришел перевести дух. Как ни посмотри, а вечер в «Маркет Баре» – славное время и место для похлопывания по спине и восстановления уверенности в себе; и для этого лучше Рикера, уже поплывшего от хорошего скотча, никого не найдешь. – Друг мой Том, – говорит Рикер. – Что пить будешь, старик? – Пиво. – Эй, Ник, подай этому человеку все, что он попросит, за мой счет. – А ты что здесь пьешь? – спрашивает Пеллегрини. – «Гленливет». Забористая хрень. Хочешь? – Не. Пиво сойдет. И вот они уговаривают стакан за стаканом, пока не приходят другие детективы, и скоро снимки места преступления, показания свидетелей и внутренние рапорты уходят на задний план, а Латония Уоллес становится уже не трагедией, а шуткой судьбы. Сизиф с его камнем. Де Леон с его источником молодости. Пеллегрини с его маленькой мертвой девочкой. – Я вам так скажу, – разглагольствует Рикер, попивая скотч. – Когда Том к нам перевелся, я думал, толку от него будет ноль. Я имею в виду… – А теперь увидел меня в деле, – говорит Пеллегрини только с долей иронии, – и понимаешь, что был прав. – Ну уж нет, приятель, – Рикер качает головой, – я понял, что ты правильный мужик, когда ты раскрыл то дело в проджектах. Как там звали пацана? – Ты про какое дело-то? – Ну то, из высотки. На восточной стороне. – Джордж Грин, – говорит Пеллегрини. – Вот, точно, Грин, – подтверждает Рикер, подавая бармену Никки короткий сигнал пустым стаканом. – Ему все говорили, что дело – глухарь. Даже я говорил. Говорил… – Рикер замолкает, пока Никки ему наливает, затем опустошает сразу половину стакана и пытается продолжить: – О чем я там? Пеллегрини с улыбкой пожимает плечами. – Ах да, что дело хреновое, совсем хреновое. Убийство из-за наркотиков в высотках, да уж. Черный пацан на Асквит-стрит – а значит, все равно всем наплевать. И ни свидетелей, ничего. Я велел ему забыть и заняться чем-нибудь другим. Так он не слушает ни меня, ни кого-то еще. Этот упрямый засранец даже Джея не слушает. А просто идет и два дня работает с делом. Никого из нас не слушает – и что случилось? – Не знаю, – кротко отвечает Пеллегрини. – Что же? – Ты расколол эту сволочь. – Правда? – Хватит уже подъебывать, – говорит Рикер и снова обращается к публике из детективов угрозыска. – Он взял и расколол эту сволочь единолично. Вот тогда я и понял, что с Томом все в порядке. Пеллегрини смущенно молчит. Рикер бросает взгляд за плечо и понимает, что даже будучи нетрезвым молодой детектив ему не верит. – Да нет, я же серьезно, Том, серьезно. – Серьезно? – Серьезно. Ты меня слушай. Пеллегрини отпивает пиво. – Бля, я это говорю не потому, что ты тут сидишь. Я говорю правду. Когда ты только пришел, я думал, толку от тебя не будет, ну прям никакого. Но ты работаешь как черт. Правда. Пеллегрини улыбается и заказывает у Никки по последней, толкая пустой стакан через стойку и заодно указывая на шот перед Рикером. Остальные детективы уже меняют тему. – Вот о Фреде я бы так не сказал, – добавляет Рикер тихо, чтобы это не пошло дальше Пеллегрини. – О нем – не сказал бы. Пеллегрини кивает, но ему вдруг становится неловко. Их с Фредом Черути перевели в группу Лэндсмана вместе – на вакансии, освободившиеся в пределах пары недель. Как и Рикер, Черути черный, но, в отличие от Рикера, – до перевода в убойный шесть лет закалявшегося в отделе наркотиков, – он салага из Восточного района, прослуживший всего четыре года. Его поднял на шестой этаж капитан, заметив, что тот хорошо работает в штатском в масштабах района. Но Рикеру это еще ни о чем не говорит. – В смысле, мне нравится Фред. Правда, – продолжает он. – Но он еще не готов для убойного. Мы помогали ему на делах и показывали, что к чему, но до него не доходит. Он еще не готов. Пеллегрини молчит, понимая, что Рикер – ветеран группы и один из самых долгослужащих черных детективов в отделе убийств; он поднялся в угрозыск во времена, когда черные сотрудники все еще выслушивали расистские шутки в районных инструктажных. Пеллегрини знает, что такому человеку совсем непросто расхваливать итальянца в обход Черути. – Я вам так скажу, – говорит Рикер другим детективам за стойкой. – Если убьют кого-то из моей семьи, если убьют меня, пусть это расследует Том. Комплимент детектива. – Да ты просто нажрался, – отвечает Пеллегрини. – Нет, приятель. – Ну, Рик, – говорит Пеллегрини, – спасибо за доверие. Может, твое убийство я и не раскрою, но на сверхурочных точно заработаю. Рикер смеется, потом подзывает Никки. Бармен наливает ему последнюю за счет заведения, и детектив отправляет скотч в глотку ловким натренированным движением. Оба выходят из бара, идут через ресторан и двойные двери на Уотер-стрит. Через три месяца «Маркет Бар и Ресторан Морепродуктов» превратится в «Доминик» – французский ресторан для высшего света. Клиентура будет лучше одета, блюда подорожают, меню станет нечитаемым для среднего детектива отдела убийств. Никки пропадет, цену выпивки взвинтят до четырех долларов, а завсегдатаям из департамента скажут, что их присутствие неугодно для имиджа ресторана. Но пока что «Маркет Бар» – такая же территория БПД, как «Кавано» или салон FOP[39]. Пеллегрини с Рикером сворачивают на Фредерик-стрит и прогулочным шагом идут по местам легендарной полуночной скачки Боба Боумена. Ни один детектив из убойного не может пройти здесь без улыбки от воспоминания о том, как пьяный Боумен попросил у конного полицейского лошадь, чтобы прогарцевать взад-вперед перед витринами «Маркет Бара», за которыми по полу катались полдесятка других детективов. Рост Бо в удачный день – 165 сантиметров. На коне он выглядел смесью Наполеона Бонапарта и Уилли Шумейкера[40]. – Сможешь вести? – спрашивает Пеллегрини. – Да, мужик, все нормально. – Уверен? – Охренеть как уверен. – Ну ладно. – Эй, Том, – говорит Рикер перед тем, как перейти улицу до стоянки на Гамильтон-стрит, – если это висяк, то пусть висит. Не вешайся вместе с ним. Пеллегрини улыбается. – Я серьезно. – Ладно, Рик. – Правда. Пеллегрини снова улыбается, но с выражением тонущего, уставшего бороться с течением. – Правда, мужик. У нас так – делаешь что можешь, и точка. Если улик нет, то, сам понимаешь, их нет. Делаешь что можешь… Рикер хлопает молодого детектива по плечу, потом выуживает из кармана штанов ключи от машины. – Короче, мужик, ты меня понял. Пеллегрини кивает, улыбается и снова кивает. Но так и не отвечает. Пятница, 8 апреля